Я не понял, причем здесь люстры, но мой спутник прекрасно это понял и взволновался.
И опять передо мной, как в давние военные годы, степь Керченского полуострова. В ясный весенний день она вся покрыта тюльпанами. Цветы рассыпаны среди сочных трав, разноцветные, нежные, но без запаха, с восковыми чашечками, хранящими росинки.
Академик Осипов больше всего на свете любит эти степные цветы. Он, кажется, забыл, для какой цели привез сюда нас, и увлеченно собирает букет, нет, не букет, а целую охапку тюльпанов. Мы помогаем ему, но ему все мало. Такой он во всем. Ему всего мало.
Я стоял на вершине холма, и дух захватывало от бегущих по степи пестрых волн.
Далеко в лиловом мареве виднелись как бы меловые утесы. Это гигантские многоэтажные дома Феодосии. Может быть, отсюда я смотрел когда-то на видневшиеся вдали нефтяные баки.
Я старался представить себе, где были окопы и капониры, где находился блиндаж.
Может быть, такие же мысли были и у моего немного печального спутника.
Мы все трое понесли цветы в "блиндаж" - так называл академик Осипов подземный наблюдательный пункт, откуда управляли магнитными взрывами.
В ложбину между холмами свозят все обломки машин, которые удается собрать в степи после очередного опыта.
Академик смеется:
- У нас эти машины как боепитание для армии. Снаряды, научные снаряды, которые мы и взрываем во славу будущей вакуумной энергии. В этих машинах-снарядах, живущих лишь одно мгновение, магнитное поле в миллионы раз больше, чем прежде известные.
Нагруженные цветами, мы шли дальше, а академик говорил:
- Вакуумная энергия - хитрая штука. Про люстру, которую мы с твоим другом разламывали в моем кабинете, слыхал? - обратился он ко мне. - Путешествовать по периодической таблице между клетками будем!..
- Как это понять? - спросил я.
- Он знает, - кивнул академик на нашего спутника, почти скрытого в охапке цветов, - Он нашел, что микрочастицы могут существовать только в энергетически компенсированных состояниях. А кто сказал, что не могут быть промежуточные состояния, когда излучение происходит как раз за счет энергии внутренней связи микрочастицы, то есть за счет ВАКУУМНОЙ энергии? Кто сказал, что звезда светят благодаря только термоядерным реакциям, которые будто бы там происходят? Никто там не побывал. И я ту да не хочу. Слишком жарко. А почему жарко? Может быть, потому, что там ПРОИСХОДИТ НЕКОМПЕНСИРОВАННОЕ ИЗЛУЧЕНИЕ.
- Это очень интересно,- сказал физик-теоретик.
- Я тоже так думаю, - кивнул академик и начал спускаться в "блиндаж".
Последний раз оглядываюсь на степь. Где-то свистят суслики, высоко в небе кружит коршун. Ветерок донес запах моря.
Полутемный ход в подземную лабораторию. Подземелье с бетонированными стенами и сводом. Пахнет свежей краской и горелой изоляцией. Академик морщится. По лицу его видно, что он готов кого-то распекать.
Перед нами высокий худой саперный капитан с очень серьезным лицом. Я уже знаю, что академик применил взрывные электрические машины, где вместо двигателя работает сила взрыва, развивающая умопомрачительные мощности.
Осипов отдает приказ саперному капитану увеличить заряд взрывчатки в несколько раз. Тот щелкает каблуками и выходит, покосившись на охапку тюльпанов, сунутую в ведро.
- Это что! - восклицает академик.- Это цветочки. Сейчас мы хоть молекулу рады зажечь. А если вздумаем второе солнышко зажечь для полярных областей или подводное солнце для течений, которые решим подогреть? Вот тогда будут ягодки!
- Тогда понадобятся уже другие машины, - замечает физик.
- Конечно, - соглашается академик. - Но и наши электромашинные снаряды со взрывными двигателями сослужат нам службу.
И сослужили!
В этот день в степи уже нет тюльпанов. Травы пожухли, и над ними поднимаются жаркие струйки воздуха. Контуры холмов искажаются и дрожат. В лиловом мареве нельзя уже различить меловых утесов феодосийских зданий.
Из подземной лаборатории мы выходим словно в раскаленную печь. Тихо в знойной и унылой степи. Только к вечеру проснутся и заведут свою нескончаемую песню цикады.
Молодые помощники академика бегут впереди нас к яме, в которой произошел очередной взрыв, уничтоживший электрическую машину мгновенного действия. Мощность ее, как нам объяснили, по сравнению с первыми опытами увеличилась в сотни тысяч раз.
Мы шли смотреть ее обломки, то, что осталось от статора и ротора, хотя в обычном понимании их в машине нет. Они не столько двигались друг относительно друга в момент взрыва, сколько способствовали нарушению магнитного равновесия, и сила взрыва, сочетаясь с разрядом мощнейших конденсаторов, создавала в одной точке магнитное поле запредельной силы.
Молодые люди, опередив нас троих, стоят на краю ямы.
- Давайте, давайте, орлы,- торопит академик.- Позаботьтесь очистить яму для следующего взрыва.
- Не надо, - говорит один из инженеров. - Теперь не надо.
- Как не надо? Что вы сияете? - сердится академик.
- Это не мы сияем, Андрей Гаврилович. Это там.
- Ничего не вижу, - нетерпеливо расталкивает их Осипов.
- А вы подвиньтесь сюда, Андрей Гаврилович, чтобы вон тот осколок не заслонял. Теперь видите?
- Горит! - восклицает академик Осипов. В голосе его звучит былой комсомольский задор, - Черт меня возьми, светится!
- Может быть, это остаток от взрыва, раскаленная крупинка? - осторожно предполагает Ильин.
- Вот всегда они такие, теоретики! - с деланным возмущением обрушивается на гостя Осипов. - Какой же это остаток, когда смотреть больно! Вы же артиллерийским офицером были. Понимаете ли вы, что ТОЧКА ИЗЛУЧАЕТ!
Мы с физиком с нужного места и сами теперь видим, что среди черных дымящихся обломков машины, несмотря на яркий солнечный свет, сверкает ослепительная звездочка.
Рабочие дни для академика Остова стали сплошными праздниками. Мы с Ильиным никуда не поехали, как рассчитывали прежде, а остались на "магнитном полигоне".
"Звездочку" с величайшими предосторожностями достают из ямы. Она мельче самой малой крупинки песка, но, едва попадает на высушенную зноем траву, тотчас поджигает ее. Дым стелется по степи, словно пустили по ней палы.
Пришлось перенести "звездочку" в подземелье, и туда уже нельзя войти без жароупорные костюмов. Точные приборы учитывают все излучаемые молекулой большие калории тепла.
В разбитой у холма палатке за складным столиком сидит физик-теоретик и считает, считает. Он закладывает основы будущей теории вакуума. Академик Осипов то и дело подходит к нему, и они что-то оживленно обсуждают. Шумит больше академик, а Ильин, как всегда, говорит ровным, тихим голосом, вставая, когда академик приближается к нему.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});