Читать интересную книгу Новая формула Путина. Основы этической политики - Александр Дугин

• и третьим является цивилизация.

Эта парадигма предопределяет фундаментальное неравенство трех обществ.

• Когда мы видим людей, живущих на уровне родоплеменного строя, мы говорим: «Это дикость».

• Когда мы видим людей, живущих в архаических государствах с тоталитарно-деспотическими системами, мы говорим: «Это варварство».

• Когда мы видим демократические, бурно развивающиеся экономические эффективные общества, мы говорим: «Это цивилизация».

Раньше такой модели не было. Это Новое время суммирует свое представление о логике истории и о типах цивилизации следующим образом.

Во-первых, мы здесь сразу видим неравенство. Что хорошо? Цивилизация — хорошо. Что хуже всего? Дикость. А что между? Варварство. Варварство лучше, чем дикость, но хуже, чем цивилизация. Цивилизация, будучи самым совершенным из обществ, имеет абсолютное моральное право судить и осуждать варварство и тем более дикость. И больше того, цивилизация имеет право цивилизовывать варварство и способствовать варваризации, а потом уже и цивилизации дикости.

Значит, цивилизация представляет собой субъект (саморефлексию), а варварство — состояние человеческого общества, близкое к объекту. Отсюда представление о том, что условия существования в дикости — это условия, приближенные к животному обществу. Так возникает концепция эволюции человека (отсюда дарвинизм и ламаркианство) от обезьяны (животного) через дикость (это человек, но еще похожий на животное); варвар уже больше похож на человека, но еще не человек; и, наконец, цивилизация, где человек становится полноценным человеком.

«Цивис» — это город (очень интересно). Таким образом, человек, живущий в деревне, — это уже варвар. Человек, живущий в лесу (вне деревни), — дикарь. Дикаря поэтому берут и переводят из джунглей в деревню — делаем из дикаря варвара. Переводим из деревни в город — делаем его человеком.

Такая модель предполагает, что цивилизованный человек есть человек в высшем смысле слова, то есть только цивилизованный человек и есть человек, а варвар — это получеловек, а дикарь — четверть человека. Соответственно, существует ранжирование социальных типов, которое утверждает фундаментальное социальное неравенство между различными типами обществ. Почему это имеет особо важное отношение к сфере международных отношений? Потому что на этом основании, только на этом основании — цивилизованное государство имеет моральное право бороться с государством варварским не только во имя своих национальных интересов, а во имя того, чтобы цивилизовать варвара. Ну, а дикарей вообще рассматривать как нечто существенное нельзя. Поэтому отношения между приезжающими на североамериканский континент представителями европейской цивилизации и варварскими государствами ацтеков, инков, либо дикарями, живущими родоплеменным строем, вообще не рассматриваются как отношения между государством и государством. Это не война государства Испании с государством инков (обратите внимание).

Идут представители цивилизации, навстречу им варвары, а под варварами — дикари. Поэтому и те и другие не являются формально адекватными партнерами в войне. Вот война Англии и Испании — это война. Это война между двумя цивилизованными народами: испанским цивилизованным народом и английским, еще более цивилизованным народом.

А война с государством инков Монтесумы — это просто захват. Мы же не говорим, когда переносим муравейник с места на место, что это война нас с муравьями. Нет, мы просто берем, грузим в тачку муравейник, так сказать, его ликвидируем. Приблизительно такое же отношение к инкам или индейцам в Северной Америке. Есть мухи цеце, есть муравьи тамбоча, способные разъедать бетонные конструкции. А есть еще и индейцы, африканцы, жители каких-то там близлежащих территорий, некое обременение ландшафта. Вот что такое дикость или наглое агрессивное обременение ландшафта со стороны варваров, которые организуются в некие темные, несущие угрозу цивилизации орды.

Таким образом, учение о трех стадиях, которое было номинальным, лежало в основе колониальной империалистической практики начиная с XVI века. В ходе этой практики оно и формировалось. Представление о том, что не то что более сильные захватывают более слабого, а высший захватывает низшее, и лежало в основе феномена рабства.

На каком основании в эпоху развитой цивилизации Европы жителей Западной Африки сотнями тысяч отлавливали, сажали на корабли, лишая каких бы то ни было прав, перевозили на другую сторону Атлантики, продавали в рабство? Почему они должны были работать на этих европейских — португальских, испанских или английских — ловцов живого товара? Это не древнее рабство, когда рабы строили пирамиды. Это Европа просвещенная, это XVI–XVIII века институционализации рабства.

Колонизация, рабство, завоз рабов, уничтожение индейцев — это Новое время. Это просвещение. Это модерн. Идея рабства, с которым мы имеем дело и последствие которого населяет сегодня Америку в лице афроамериканского элемента, — это модерн. Это практика нового интеллектуального, цивилизационного расизма, научного расизма, которая позволяла цивилизованным рассматривать диких как животных.

По сути дела, цивилизованный португальский торговец рабами мог сказать: «Хорошо. Эти рабы поучатся у нас нашему языку, нашим правилам. Лет через двести мы освободим их потомков, которые поработают на нас. Они потом тоже станут участниками нашего полноценного, цивилизованного общества». Так произошло? Именно так произошло. У нас нет уже рабства в Бразилии, в Америке. Африканцы (потомки этих африканцев) имеют некоторые социальные права и возможности тоже стать… Вот Обама никогда, правда, не был потомком рабов, потому что его папа — африканец, а не потомок американского раба, а мама белая. Поэтому он псевдонегр.

Речь идет о том, что это — новая практика, которая вытекает из учения о трех стадиях, о трех типах обществ. Новая практика колониализма, новая практика работорговли, и связана она как раз с Эпохой модерна и современными теориями.

Ну и последнее, что интересно у Хобсона, который показывает, что вся структура международных отношений выстроена таким образом. До сих пор у современных представителей международных отношений, у всех без исключения есть деление на три категории общества.

1. Есть цивилизованные страны — современные США, Англия, Европа. Это цивилизация.

2. Есть варвары. Это мы, китайцы, индусы, латиноамериканцы, мусульмане, которые подтягиваются к цивилизации, но еще нуждаются в дальнейшей работе. То есть работа проведена, там живут уже не на помойке, не в лесах, уже чему-то научились, умеют торговать, передвигаться свободно. Но тем не менее в отношениях с ними еще требуется большая осторожность, поскольку процесс перехода от варварства в цивилизационное пространство непростой.

3. И третье: на планете еще очень много дикарей, которым надо помогать: посылать гуманитарную помощь. А также учить их базовым основам обращения с телефонами, с «Макдональдсами», как стать в очередь, как пробивать чек.

Эта модель отражает абсолютный, безусловный, всепроникающий расизм, который лежит в основе того, что между цивилизацией, варварством и дикостью как тремя социальными стадиями существования человека имеется абсолютно однозначная иерархия.

Давайте рассмотрим реалистскую модель международных отношений. Здесь очевидно, что на основании того, что цивилизованное государство более эффективно технологически, в своих интересах, которые реалисты и не скрывают, с опорой на эти новые технологии государство развитое, цивилизованное, имеет все основания захватить, разрушить и победить варварское и присоединить под свой контроль территории, населенные дикарями.

Колонизация и империализм в сочетании с научным расизмом вполне вписываются в модель реалистской теории международных отношений. Это просто откровенный империалистический наступательный колониальный расизм. Но здесь даже и доказывать особенно не надо, потому что корни этого явления достаточно очевидны. Теоретики реализма так приблизительно и говорят.

Вторая парадигма — либерализм. Здесь сложнее. Либерализм отличается антиимпериализмом, стремлением сократить значение государства в международных отношениях (это мы видели). Но Хобсон (это наиболее интересные, проникновенные страницы его произведения «Евроцентризм…») говорит: «Давайте посмотрим, как милые такие пацифисты, пташки типа Локка или Канта, которые говорили о гражданском обществе, правах человека и дружбе всех со всеми, открытом обществе, — насколько они пользуются теми же расистскими аргументами применительно к обществу варварскому и дикому. Только они говорят не о завоевании, а о просвещении. Но, по сути, речь идет о том, что все остальные общества, непохожие на западные европейские, — варварские. Либо, если совсем дело плохо, они дикарские».