– Давайте проще: у вас есть что-нибудь из Южной Америки, Новой Зеландии или Германии?
Не было. Бармен дала мне попробовать какого-то белого вина. Я ощущала на языке привкус дубовой коры и ловила себя на том, что слишком пристально рассматриваю ее массивные груди.
– Не хочу вас слишком утруждать, но нет ли вина без привкуса дуба? Чего-нибудь кроме шардонне?
Я представила, как смотрюсь со стороны, но мне было наплевать. Я хотела получить то, что хотела, и все тут.
– Говорят, у них есть неплохое «Сансерр».
Мне хочется думать, что мужчина, подошедший к стойке рядом со мной, произнес именно эти слова. Но, если честно, я не могу припомнить, как он ко мне обратился и говорили ли мы про вино или нет. Короче, в конце концов он заплатил за меня. Обмена любезностями не произошло. Мы не стали болтать о погоде или о работе. Мы говорили о том, чем он занимался в течение дня, и он даже предъявил подтверждения своих слов. Плоды его трудов покоились в блестящих черных картонных коробках, сложенных в объемистой сумке от «Томас Пинк». Да, покупки он делать умел.
– Ну что же, показывайте, что у вас там. Вот увидите, если я не одобрю ваш вкус, у вас не будет никаких шансов назначить мне свидание!
Господи, я заговорила как в фильме «Криминальное чтиво». Нет, подтекста тут не было, и мне понравились не только его рубашки. Был важен еще и голос, плечи и влажные полуприкрытые глаза. Я пропала. Только появление Вермишелли, моей бывшей соседки по комнате в колледже, прервало обмен шуточками. Я подхватила прозвище «Шелли-Вермишелли» от ее младших братьев, однояйцевых близнецов, хотя сейчас фигура у нее была уже далеко не вермишельная. Я представила подругу и своего нового знакомого друг другу и тем самым несколько отвлеклась от разговора. Винный источник при этом не иссякал.
Я не понимаю, как женщина может появиться на улице в чулках и кроссовках, пусть даже если она отправляется в дорогу. Подобная манера одеваться не имеет оправданий! Я сказала об этом Вермишелли, когда она пожаловалась мне на натертые ноги. На ней были кроссовки «Пума» и юбка; в ответ на мое замечание она криво усмехнулась и подняла бокал. Когда мы обсудили работу, наряды и планы на уик-энд, я осознала, что он ведь может встать и уйти. И я тоже могу. Когда Шел извинилась и пошла в фойе позвонить, я запустила руку в сумочку и откопала визитную карточку. Я повернулась к нему и улыбнулась. Он тоже улыбнулся. Я протянула ему визитную карточку, словно это был счет.
– Это вам на случай, если мне придется уйти или вам – исчезнуть. Было очень приятно с вами познакомиться, пусть и мимоходом. – Не в вине было дело.
– Исчезнуть, гм? Надеюсь, это не означает, что мы уже расстаемся? Я бы хотел еще поболтать. – Мне показалось, что он смущен.
– Я пока никуда не ухожу.
На самом деле это, конечно же, значило: «Я никуда не уйду без вас».
Вермишелли пора было обратно на работу; чмок-чмок, созвонимся завтра. Он спросил, не соглашусь ли я с ним пообедать. В конце концов, мы находились в баре отеля, рядом с рестораном, а я успела проголодаться. Ладно, если честно, даже если б я только что съела вкуснейший обед в «Дунае», я притворилась бы умирающей от голода, чтобы преломить хлеб с этим мужчиной. Но внезапно он двинулся на выход.
– Вы же не думаете, что мы станем обедать здесь?
Мы поймали такси и направились на юг. Ресторан «Блю Риббон». Устрицы успешно проглочены. Еще мы выпили вина, отличного, без привкуса дуба. Он осведомился, где я работаю, и когда я назвалась художницей, задал обычный вопрос:
– О, я не мог где-нибудь видеть ваши работы?
Так выясняют, профессионал вы или любитель. Я не замешкалась ни на секунду.
– Я пока не выставлялась. Я еще совершенствую свое искусство.
Потом улыбнулась, прекрасно понимая, что женщина, называющая хобби «своим искусством» выглядит жеманницей. Наплевать. «Веб-дизайнер рекламы» звучит слишком прозаично. Слово «художник» подходит куда лучше, и внезапно я с новой силой ощутила свою правоту. Мне показалось, что вокруг нас засиял свет свечей и все оттенки любимых цветов. Даже при лунном свете улицы Манхэттена отливали золотом, и оно вселяло восторг.
Такси ехало на север, а мой спутник спускался вниз, к югу. Мои брюки сползли до лодыжек. Кажется, водитель получил на чай изрядную сумму. И вот мы уже добрались до его квартиры, стремительно миновав швейцара и лифт. Я шла домой к этому парню. Никогда в жизни не делала ничего подобного! Я всегда сидела, скрестив лодыжки, как приличная девушка, читала по воскресеньям «Таймс» и отличалась четким произношением. Я не из тех особ, которые на первом же свидании оказываются дома у своего спутника. Это уже не отход от правил, а полный перелом. Так вели себя девушки, у которых проблемы с отцами и заниженной самооценкой, а также женщины в кожаных брюках в обтяжку.
С тридцать второго этажа, на котором располагалась его квартира, открывалась великолепная панорама. Он уже явно повзрослел и спал на нормальной кровати, а не на лежаке с матрасом. На меня произвели впечатление деревянные панели, шафрановый декор и то, как он использовал небольшие ковры, чтобы разделить огромное пространство на зоны. Квартира ничуть не напоминала обычное холостяцкое жилье, за исключением разве что черного кожаного дивана возле зоны кабинета. Но уж меха и синтетики там не было, а диван был удобный и стильный. Но тут вдруг он извинился и вышел. Ну вот, я стою в квартире холостого мужчины, с которым только что познакомилась, а он пошел что-то забрать у швейцара. Вещи из химчистки? Посылку? Презервативы? Откуда мне знать. Я знала только одно – пора уходить.
Я понимала, что, если вызову сюда лифт, есть шанс, что в кабине окажется он. Чтобы с ним не встречаться, я спустилась по лестнице на этаж ниже. Оказавшись на тридцать первом этаже, я вызвала лифт, а затем прошествовала мимо швейцаров. Они сказали мне, что он только что поднялся наверх.
– Да-да, все в порядке, он знает, что я ухожу, – выпалила я в ответ, махнув рукой.
Я старалась говорить деловито и уверенно, будто и правда с ним поговорила. И вот я сижу в такси, которое стоит на красном светофоре, и закрываю лицо руками. Что я такое делаю? Это на меня не похоже. Дома меня ждет песик, гадая, куда я подевалась. Этот парень ни за что бы не воспринял меня всерьез, даже не стал бы об этом задумываться. С тем, кто тебе на самом деле нравится, нельзя заниматься сексом, иначе все заканчивается, не успев начаться. Мужчины. Любят. Погоню. Они охотники, так ведь? Я уставилась на желтоватые отблески на окошке, на котором прикреплено удостоверение таксиста-араба, гадая о том, часто ли этот Мохаммед снимает девушек на ночь. Бум!
Это был он. Галстук у него развязался и едва держался, и он стучал в стекло машины. Он сходил с ума от страсти, умоляюще двигая еле заметными светлыми бровями.