Читать интересную книгу Зачарованный киллер-2 - Владимир Круковер

Основным хобби пьяного Жоры, кроме девочек, среди которых он, кстати, пользовался успехом, как внешне парень симпатичный, было вождение. Он уверенно залазил в любую машину, будь то дизель, или старенький ГАЗ‑66, включал передачу и начинал садистски насиловать машину. Его стараниями у половины машин было сорвано или сожжено сцепление. Во время переездов — серьезного момента в деятельности зверинцев (скорость и качество его перемещений — гарантия хороших сборов), Жора развивал бешеную деятельность. Вместо того чтобы четко распланировать очередность транспортировки жилья и зооклеток, определить каждому обязанности, составить схему переезда, Жора мотался, как Фигаро, по всей трассе, выскакивал на манер чертика то в месте отъезда, то на новой площадке, где строился зверинец. Если же он успевал в дороге причаститься в какой–нибудь забегаловке, то мгновенно падал за руль, диски сцеплений жалобно визжали, и очередной тягач выходил из строя.

Коммерческий директор, он же заместитель главного директора Кабасян. Бывший капитан милиции из Нагорного Карабаха, «съеденный» азербайджанцами вместе с должностью. В промежутках между запоями он рассылал многочисленные жалобы о несправедливом, раз жаловании в самые неподходящие органы власти. У него было два костюма, которые он носил в разнообразных комбинациях: то менял пиджаки, то — брюки. Он был излишне туп даже для бывшего капитана милиции, должность занимал благодаря влиятельному родственнику, начальнику мотогонок, тоже армянину, Одиссею Ашотовичу.

Главный администратор Андросов. Бывший комсомольский лидер. Человек неухватно скользкий, двуличный и страшный подхалим. Главная принадлежность одежды — галстук, который забавно смотрелся на старенькой, какой–то школьной, курточке. Пьяница хронический, но не запойный. Пил каждый день, начиная после обеда. До обеда пах одеколоном. Прославился тем, что в предчувствии белой горячки ломился ко мне в жаркую июльскую ночь и орал, что идет снег и надо срочно закрывать и утеплять животных. Пришлось его на ночь отправить в вытрезвитель, а затем и в наркологический диспансер.

Через несколько месяцев Андросов открылся еще с нескольких любопытных сторон. Во–первых, он оказался вором — тащил везде, где плохо лежало, но всегда подставлял под подозрение кого–нибудь из новичков или чужих подростков. Во–вторых, он оказался пассивным гомосексуалистом, о чем нам поведали два чечена в Грозном. Они искали директора, а когда разговорились, рассказали что, что познакомились с директором в гостинице, сняли ему номер люкс, угощали коньяком, а теперь пришли продолжить «любовь»… Зная, что Андросов был послан в гостиницу, чтобы снять для настоящего директора номер, мы с Филиппычем только заохали. Слух дошел до шоферов и некто Ядупов, водитель МАЗа, разбил главному администратору нос, после чего тот смылся, прихватив одежду контролерши и кассирши.

Главный зоотехник Филиппыч. Неплохой парень, но фантастически ленивый. Очень большой любитель вкусно поесть и страшный бабник. Несмотря на простенькую, «рязанскую» мордаху, пользовался успехом у дам.

Тося, Антонина. Кладовщик. Неукротимая женщина 57 лет, с энергией 19-летней. Весь вечер может бухать, бесноваться в сексе, а утром, свеженькая, убирает клетки. Когда рабочие были в запое, мы с ней вдвоем убирали у всех 104 животных. Фанатично предана директору. Ездит с ним 10 лет, со дня вступления того в должность. Личность по–своему яркая, полная какой–то животной энергии, при полном отсутствии энергии мозга. Изумительная сплетница. Ни кола, ни двора — вагончик зверинца ее дом и родина. Сперва я ее недолюбливал за привычку соваться не в свои дела и ябедничать; став начальником, начал ее ценить. Так ценят в армии ефрейторов из нерусских, ярых служак, нелюбимых солдатами. Тося была работником надежным.

Царев, Царь. Водитель–ас. Десять лет отсидел на Колыме, столько же ездит со зверинцем. Директора чтит, как пахана. Напившись, ищет приключений, со всеми задирается. Сам тощий, мелкий, килограммов 40, не больше. Но, как говорят работяги, говнистый, злобой исходит. Пока не получит по морде — не успокоится, спать не ляжет. Но — ас. Чудеса вытворяет при переезде, при погрузке на железнодорожные платформы. Грязнуля, «чухан» по–зоновски.

Из себя корчит суперблатягу. Как–то спросил я его, не встречал ли он на пересылках Адвоката. Кличка среди «деловых» достаточно известная по Северным зонам. Ответил утвердительно, начал хвастаться знакомством с этим, по–своему знаменитым среди уголовников человеком. Так как Адвокат — это я, то выводы я сделал соответствующие. Но промолчал.

Кроме уже перечисленных, в зверинце работает еще человек 15. Шоферы, рабочие по уходу за животными, администраторы, контролеры, кассиры и т. д. Штат раздут чрезвычайно. Но и зверинец громадный. Обычно эти передвижные хозяйства возят по 40 — 50 животных. Тут же — 104, не считая всяческих подсобных и хозяйственных вагончиков. Одних складов пять штук. Обо всех этих людях можно сказать немногое. Все они выброшены обществом на задворки, большинство не имеет ни нормального жилья, ни семьи; 99 % — хронические алкоголики, многие прошли тюрьмы или ЛТП. Некоторая часть — в розыске милицией, чаще за алименты, иногда за конфликты с законом. Короче, вредные двуногие «сапиенс», но в отличие от четвероногих, гораздо более опасны своим подлым коварством, живущие только днем сегодняшним, а по пьянке теряющие рассудок начисто.

Я еще расскажу о некоторых своеобразных человеческих типах, встреченных мной в этом и в других зверинцах. О директоре же мой рассказ будет выделен в отдельную главу — он этого вполне заслуживает.

Москва, Столярный переулок, 8–30, 2000 год

Я опять стоял под окнами злополучного дома. Будто в них что–то можно было увидеть? Высоко.

Я не поленился вновь зайти в подъезд. Теперь он уже кипел жизнью: хлопали двери, кто–то спускался, кто–то поднимался с кошелкой… Так что подслушивать мне не было возможности, на меня и так уже косились, проходя мимо, внимательные жители. Явно подозревали во мне потенциального подъездного мочеиспускателя. Я уже хотел плюнуть и уйти, когда моя, обновленная английским кудесником душа, возроптала. Вечно я мямлю, вместо решительного действия. Интеллигентность, чертова, папина деликатность. Чего я боюсь, спрашивается? Трудно, что ли, позвонить в квартиру, сослаться на то, что перепутал адрес, наболтать что–нибудь, и выяснить, наконец, есть ли почва под моими подозрениями?

Я и пьяницей стал отчасти потому, что водка добавляла моим рассуждениям энергию действия. Пьяный я ого–го!

Я расстегнул куртку, потрогал газовый пистолет, снял его с предохранителя и решительно поднялся на третий этаж. И позвонил.

За дверью стола тишина, слегка разбавленная фоном собачьего «буханья» и каким–то металлическим позвякиванием.

Я позвонил еще раз.

Дверь не шелохнулась.

Я позвонил в третий раз, долгим звонком. Постоял около неподвижной двери, всей шкурой ощущая, что кто–то там есть, повернулся, собираясь спуститься, но некая врожденная осторожность заставила меня позвонить в дверь напротив. Там открыли сразу. Женщина в фартуке не излучала приветливости, и на мой вопрос о неком Сергееве Иване Дмитриевиче, проживающем, якобы, в доме номер 12 в 11-ой угловой квартире на третьем этаже, ответила, что знать тут никого не знает и знать не желает, но это — дом номер семь и очки мне следует купить немедленно. Говорила она громко, да и я говорил громко, чтоб притаившаяся за дверью (если это так?) «мышка» слышала и успокоилась. Тогда я покашлял, чертыхнулся для правдоподобия и свалил, раздумывая над своим дальнейшем поведении.

Делать засаду во дворе в такую холодину (за короткий срок организм на Кипре начисто отвык от мороза) я не мог. Да и заметен был я был в такую рань. И уйти совсем не мог, свербело меня что–то.

Позвонить в милицию. Они на мои подозрения чихать хотели. Да и, если приедут, а там все нормально? Каким дураком я буду выглядеть! Впрочем, позвонить можно анонимно? Но на анонимный звонок они бригаду скорей всего посылать не будут. Как же быть? Ну не могу я уйти теперь, растравил сам себе душу, писатель хренов, воображение не по разуму!

Я опять подумал с мимолетным сожалением о невозможности выпить для решительности, алкоголь для мен будто перестал существовать в этой реальности, и совершенно неожиданно нашел дерзкий и хулиганский ход. Идея пришла мне в голову лишь потому, что я с удовольствием читал про «ментов» Кивина.

Я дошел до ближайшего хозмага, купил бутылку какого–то растворителя, в аптеке взял упаковку ваты и, сложив все это в полиэтиленовый пакет двинулся обратно к дому. Дождавшись пока в подъезде воцариться относительная тишина я распорол своим знаменитым выкидником дерматин, напихал туда ваты, обильно окропил дверь растворителем, чиркнул зажигалкой и ссыпался по лестнице. Через мгновение я был у телефона автомата, 01 набирался без монетки, так что пять минут спустя я прогулочным шагом возвернулся во двор и с удовлетворением отметил, что дым из подъезда сочится.