Читать интересную книгу Переводчик со всех языков - Далия Трускиновская

— Выбираться потом. Сперва скажи, как это сделано. Ваша работа?

— С чего ты взял? Мы что, гипнотизеры? — я старался говорить как можно убедительнее. — Мы что, колдуны? Маги?

— Логика, — ответил Тимофей. — Просто логика.

Латтонцы, когда речь не идет об их гибнущей культуре и возрожденном самосознании, люди довольно рассудительные. Вот и Тимофей (все-таки по паспорту он был Райво) сопоставил простые факты.

Он со своими соратниками и вдохновителями был в парке, когда мы подсадили симбионта безумному старику. Он видел, как мы, уходя, снимали бантики из национальных ленточек. Это ему показалось странным. И он попытался рассуждать так: если у нас есть способ заставить самого оголтелого латтонца говорить по-русски, то мы одним старым хрычом не ограничимся. Про то, что на вражьем наречии заговорил политик, и про поиски московского гипнотизера он узнал из интернета. Тетку вычислил и уже целенаправленно искал нас поблизости от нее. Естественно, нашел и даже видел наши маневры. Но он не был уверен: в самом деле, ситуация попахивала безумием. И вообще, если бы он подошел к нам с вопросами, да еще при Деде, кончилось бы тупым мордобоем.

На встречу тележурналиста с народом (это было что-то вроде выездного ток-шоу) Тимофей шел целенаправленно. А когда за нами погнались — понял, что был прав.

— Это ты так рассуждаешь, — сказал я. — Чего он молчит? Он тоже верит, что мы с Мухой — гипнотизеры?

— Тут не гипноз, — сказал Швед, и тоже по-русски.

— Ребята, объясните мне одну вещь, — попросил я. — Почему вы не хотите говорить с нами по-латтонски? Это что, в знак протеста против глупости вашего президента? Но мы-то тут при чем? С ним и говорите по-русски. Мы все трое выучили латтонский, вон Муха даже юридические тексты переводит.

Как легко и приятно говорить правду! Муха действительно переводил для Наташки совершенно кошмарные документы, которые не могли сами по себе возникнуть ни в мозгу латтонца, ни вообще в человеческом мозгу: это были дурные переводы с английского, которые какие-то чиновники выдавали за собственное творчество, обязательное для понимания русскими бизнесменами.

— Надо будет — и с этим поговорим по-русски, — пообещал Тимофей. — Мы больше не говорим по-латтонски. Если хочешь, давай по-английски.

Только тут до меня дошло, что у Тимофея к нам разговор.

— Я так понимаю, у нас перемирие? — спросил я.

— Да, это самое.

— Слышишь, Муха? Твое мнение?

— Перемирие — это хорошо, — согласился он. — Только ведь не от горячей любви к нам с Дедом! У них что-то случилось. Так что мы им теперь, Гость, заклятые друзья!

Я объяснил Тимофею со Шведом про заклятых. А Муха, который не желал доверять латтонцам, вдруг перешедшим на русский, предложил место для встречи. Был у него на примете один кабачок, бармен которого славился умением прекращать споры и ставить точку в драках.

— Вы придете вчетвером, мы — втроем, — так сказал Муха. — Мы проставляемся.

До этого нужно было сообщить дикую новость Деду, выслушать двухчасовой матерный монолог и убедить его, что встреча может оказаться полезной…

— Им от нас что-то нужно, — сказал, немного успокоившись, Дед. — Иначе они бы вас, орлов безмозглых, выручать не стали.

— Им нужен гипнотизер, — ответил я. — Зачем — это они завтра скажут. Только вот что получится: мы им объясним, что гипнозом не балуемся, они нам не поверят, а дальше — нас трое, их четверо…

— Но все равно встретиться надо. Даже если они нас выручили из таких вот шкурных соображений, — добавил Муха. — Знаешь, Дед, если мы не встретимся с ними и как-то их не успокоим, с них станется донести на нас в полицию безопасности. Они же латтонцы!

— Муха, не жужжи, — попросил Дед. — Нужно придумать такое объяснение, чтобы они поверили. Ну, скажем — сами охотимся на гипнотизера… Про симбионта им нельзя говорить ни в коем случае. Это же ценность, за которую могут и того… А ему все равно, кто хозяин. Он и их научит своему заклинанию, — сказал Дед.

— Это точно, — согласился Муха. — Во влипли… Может, плюнуть на все и уехать, пока нас не загребли?

— Куда ты поедешь… На границе — паспортный контроль. И ты уж поверь, что всех погранцов нашими портретами снабдили. Надо где-то затихариться. Что скажешь, Дед? — спросил я.

Дед, объявивший войну национал-идиотам, такого исхода не ждал и крепко задумался.

— Скажу вот что… Допустим, мы знаем о существовании гипнотизера, допустим… И пришли просто посмотреть, как это у него получится… Ну, можем соврать, что это женщина…

— Хорошо бы придумать приметы, — подсказал я.

— Можно… Только надо им объяснить, что она умеет отводить глаза. Скажем, сделать так, что она всем кажется старой бабкой, а на самом деле вроде Джей Ло в молодости.

Потом мы обсудили внешность гипнотизерши. Решили, что это должна быть сорокалетняя тетка с длинными темными волосами и в темных очках; как снимет очки, так гипноз и начинается. А для работы ей прямой контакт не нужен — она своим зловещим взглядом чуть ли не стенки прошибает, встанет метрах в двадцати от оратора — и он хоть по-японски заговорит!

— Нет, про японский ты, Муха, загнул, — опомнился я. — Это должен быть известный оратору язык! Иначе получится эта, как ее…

— Глоссолалия, — вспомнил умное слово Дед.

И мы полезли в интернет — искать инфу про глоссолалию.

Глава пятая

Кабачок назывался «Последняя надежда». Умный человек дал ему это название! Оно просто притягивало тех, у кого проблемы. А проблему или решаешь в разговоре, или топишь в алкоголе.

Мы пришли одновременно: с одной стороны Дед, Муха и я, а с другой — Тимофей, Швед, Боромир и Гольд. Боромир — это за сходство с киношным персонажем, а Гольд — «золото» по-немецки. Он как-то нашел банку с золотыми монетами.

Столы в «Последней надежде» были небольшие, мы состыковали два, сели и спросили живого пива. Свобода и независимость принесли Латтонии еще и такую дрянь, как химическое пиво. Тины и туристы его пьют, потому что ничего лучшего не знавали, у них вкус испорчен. Но мы-то, местные, знаем, что такое правильное пиво.

— Спасибо, Тимофей, — сказал Дед. — Это было неожиданно.

— Да ладно, — ответил Тимофей. — У нас есть вопросы. Вопросы были предсказуемые. Дед наплел Тимофею про гипнотизершу. Боромир и Гольд поверили, Швед смотрел на нас с подозрением.

— Надо с ней встретиться. Это очень важно, — сказал Тимофей.

— Для кого важно?

— Для всех.

— Все — это кто?

— Латтонцы. И русские.

— Первые, значит, латтонцы…

— Для них важнее. Потому что… — Тимофей задумался. — Потому что у них — беда. Горе.

— У русских тут, значит, ни беды, ни горя?

— Не заводись, Дед, — попросил я. — Всем плохо из-за этой исторической справедливости, черти б ее побрали.

— Не я ее восстанавливал, — буркнул Дед.

— И не я, — сказал Тимофей. — У меня отец наладчиком оборудования на «Электроне» работал, брат матери был слесарем шестого разряда, сестра матери — сборщицей пятого разряда. Где теперь «Электрон»? Там в цехах этот… бардак!

Цеха лучшего местного завода, отремонтировав, отдали торговому центру. Там и мой батя работал. Теперь батя — в строительной бригаде, в Голландии. Но если так — может, наши отцы вообще в одном цеху трудились? Может, и руки друг другу пожимали, жестко, по-мужски? Надо же, какой сюрприз…

— Эта дама нам нужна. А вдруг поможет. Дайте ее координаты, пожалуйста, — попросил Швед.

— Загипнотизировать русских политиков, чтобы заговорили по-латтонски? — предположил Муха. — Так наши уже чешут по-латтонски не хуже ваших. И врут примерно так же!

— Это и плохо, что не хуже… — Тимофей вздохнул. — Ребята, сейчас по-латгонски говорить нельзя. Не советую.

— Я перевожу с латтонского. Что, уже и не переводить? — удивился Муха.

Тимофей и Боромир переглянулись.

— Ты ничего такого не замечал? С тобой все о-кей? — спросил Боромир.

— Все вроде.

— Нам нужен сильный гипнотизер. Обычного пробовали. Фуфло, — сказал Тимофей. — Для дураков. Как раз такой, который заставляет менять язык… лингвистический гипнотизер, вот какой. Может, он поймет…

— Да, — добавил Швед. — Нам нужно кое-что понять.

Мы еще немного потолковали, но ничего нового друг другу не сказали.

— Не хотите помочь, — подвел итог Тимофей. — Ладно.

— Объясните, в чем дело! — потребовал Дед. — Говорите загадками, а желаете, чтобы вам помогали!

— Не можем, — Тимофей встал. — Ну, хорошо. Мы уходим. Добрый совет на прощание — не говорите по-латтонски.

И они действительно ушли — к нашему великому изумлению, без мордобоя.

— Временно прекращаем наши диверсии, — сказал Дед. — Нигде не светимся. Питаемся пиццей с доставкой на дом.