Читать интересную книгу Мусульманская Русь. Восток - Марик Лернер

– Ну и отдай его мне, – сказал спокойный голос сзади.

Майор Шаповалов резко замолчал и развернулся к говорившему. Он как-то упустил в пылу обличительной речи, что в канцелярии они не только вдвоем с надполковником. За столом сидел худощавый высокий мужчина в равном ему звании и изображал изучение личных дел курсантов. Изображал, потому что все равно этим должен заниматься писарь, а сам майор левой рукой писал плохо.

Юнакова он слегка побаивался. Внешне тот никогда не высказывался и не проявлял обычного пренебрежения фронтовика по отношению к тыловикам, ведя себя исключительно корректно, но он невольно начинал приписывать тому свои собственные мысли. Все казалось, что Юнаков к нему плохо относится. Всю войну Шаповалов просидел в училище и сам про себя прекрасно знал, что на фронт не рвался. Вот невольно и возникают мысли соответствующие.

Шаповалов быстро просчитал варианты и решил, что его не подсиживают. Какой в этом смысл? Наверное, попросит потом ответного одолжения.

– Кого взамен? – деловито спросил.

– Да без разницы, все новички. Первого попавшегося возьмешь.

В серых глазах Юнакова была насмешка и невысказанное пожелание сначала поинтересоваться, правильно ли делает намаз. Шаповалов в очередной раз прикинул, не являлось ли его назначение командиром роты бывших сержантов тонкой интригой по выживанию его с хорошего места, и решил – ерунда. Этот подсиживать не станет. Сразу в морду залепит. Хорошо, что до сих пор их дороги особо не пересекались. Вот и не стоит обострять. Тебе одолжение делают – бери и радуйся. Смутьяны в роте ни к чему.

– Договорились, – дружелюбно улыбаясь, сказал он. – Вот прямо сейчас и займусь.

– Раз такое дело и к всеобщему удовольствию разрешилось – свободен, – прогудел надполковник. При желании он мог не напрягаясь орать так, что весь плац прекрасно слышал.

Шаповалов отработанно вскинул руку к козырьку фуражки, отдавая честь, и поспешно вышел.

– И зачем? – спросил надполковник, когда дверь закрылась. – Это же даже любопытно было, кто кого съест. Я бы поставил на старшину. Ты его сопроводиловку видел?

– Да что там можно понять, – с досадой отозвался Юнаков. – Вот читаю. – Он попытался взять листок бумаги правой, затянутой в черную перчатку рукой и выматерился. – … Императорова мать, – завершил тираду. – Скоро год как кисть ампутировали, а никак не привыкну. И ведь чувствую ее все время. Будто на месте. Иной раз так дергать начинает, хоть плачь… Не умеют у нас писать нормальные бумаги. Кого ни спроси, бюрократия кругом, на все справка необходима, – а ни шайтана не понять. Просто это кончилось бы мордобоем, или зарезал бы этот Тульчинский нашего красавца. Оно тебе надо такое происшествие? Позор на всю армию. Кстати, Тульчинский от Тулы? Откуда там католики?

– Скорее, от Тульчино, – надполковник поднялся и, взяв листок, уселся на край стола. – Вот из-за таких, как ты, в этих сопроводиловках сложно разобраться. Натуральная отписка. Я ж тебя прекрасно помню еще с выпуска. Ленивый до безобразия. Домой письма раз в полгода отправлял.

– Я исправился, – пожав плечами, смиренно сказал Юнаков.

– Врешь, прикрываешься вот, – надполковник кивнул на руку, – а сам не хочешь головой работать. Знаю я эти идеи. Учить надо воевать, а не шагистике и исправлению грамматических ошибок. Это для сержантов правильно. Им через три месяца снова назад. А нашим ученикам еще три года впереди. Старшие курсы и так загнали на фронт. Много пользы там от этих молокососов. Младше уже некуда. Так что смело свои знания внедряй в дубовые головы этих Тульчинских, успевших забыть курс начальной школы, но запросто способных научить и тебя правильной тактике и разметке секторов обстрела. Необходимо проверить, умеют ли они читать карту, и научить правильно составлять донесения. Опытный сержант любого выпущенного из училища офицера воевать обучит.

Он помолчал для внушительности и продолжил:

– Учись, майор, у старых волков бюрократии читать между строк. В жизни пригодится. Итак… – Он поднес бумагу к глазам: – Место рождения – поселок Степь. Очень поэтично звучит. Ничего в той дыре наверняка нет, окромя сайгаков и вечного ветра. Понятия не имею, где находится, однако призывался через Харбин. Что и не удивительно. Достаточно ясный намек, даже если не заметить штампика о вероисповедании. Так… Два года армии до войны. Направлен в… вот этот странный индекс обозначает железнодорожный батальон. У нас их было всего три, и туда отбирали на совесть. Что автоматом означает, что не неграмотная чурка, а скорее всего, в технике разбирается. Там не только шпалы таскали – ремонтом все больше занимались. А что не дурак, подтверждают записи о стабильном служебном росте. Младший сержант, сержант, старший.

– Это еще не доказательство.

– Но как бы намекает. Ага. Начальство довольно. Потом погончики срезали, и за что – непонятно только баранам. Параграф и пункт обвинения потом посмотришь. А я без напряжения укажу на неподчинение приказу.

– У нас говорили «непочтение». А это ведь что угодно. Вплоть до уголовщины. А если отношения испорченные, и мелочь какая возможна. Придрался офицер – и под трибунал.

– Правильно понимаешь. Если на втором году службы своего офицера сержанты посылают, либо он вроде нашего Шаповалова, либо там очень нехорошо пахло. И ведь не посадили, значит, реально нечисто. До трех лет в самой мягкой форме по данному параграфу, а его в звании понизили. Тьфу! Замяли дело. До войны я бы точно телеграмму с запросом отбил и поинтересовался, а сейчас наверняка тех людей на месте нет. Слишком много времени переписка займет. Подробности выяснятся уже после отбытия данного экземпляра на фронт. Просто держим в голове на будущее данный казус. Потом у нас Кенигсберг и награда. По представлению командира бронепоезда. На «Рассвете», чтобы ты знал, две трети погибли, и на восток они ножками выходили. У меня там хороший знакомый служил, из первых рук знаю. А не забыл офицер бумагу написать. Любопытно было бы узнать, как этот подвиг выглядел реально. Тогда ордена не слишком-то давали: отступление. Так… пехота… Ну это понятно. Тогда в строй всех подряд ставили. Почему в разведку? – пробормотал надполковник.

– Это как раз ясно. Пришел офицер и спросил: «Добровольцы есть?»

– Тебе виднее. Ты ж ему ровесник почти? Тоже два года успел отмотать до войны, но еще и училище. На войне люди быстро растут, не то что мы, старые дундуки. В мирное время хорошо в училище. Квартира с отоплением, еда казенная и сто дирхемов ежемесячно. Да еще и каждые пять лет повышение в чине. Скучно, но польза от тебя имеется. Правда, до генерала прыгнуть не светит. Тупиковая должность. Вот и у нас заметно. Я все надполковник, а ты уже майор. Впрочем, это если не убьют.

Юнаков непроизвольно поморщился.

– Ну ладно, лирика закончена. Продолжаем… Два ранения и возвращение по прежнему месту. Кстати, показатель. Из госпиталя могут сунуть куда угодно – интересно, как оформлялось. Скорее всего, никак. Добирался до своей родной части, и задним числом писалась бумага. Что нам опять же намекает на определенное отношение со стороны начальства. Опять же смотри, как прыгнул. Из дивизионной в армейскую, а очередной орден командующим фронтом подписан. Ценный кадр. Должность вполне себе лейтенантская, а звания даже временного не дают. Почему – объяснять надо? Потенциально нелояльный тип. С такими, наоборот, носиться надо, холить и лелеять с прицелом на будущее, пусть пример являют всем иноверцам, в том числе и служебного роста, а они проверяют, на месте ли крестик. И запись последняя от его прямого начальника, страстно желающего пробить старшине офицерское звание. Двадцать два «языка» лично и в составе группы – это не хухры-мухры. Недаром свои ордена с медалями имеет. Он себе цену знает и на чужие слова с большой высоты поплевывает. Так что поимел ты, голубь, либо большую проблему на голову, либо хорошую опору в роте. Как сумеешь поладить. А я посмотрю. Это тебе тест на профпригодность – сам напросился. Считай, по результатам будут и выводы. Должно быть у старого человека развлечение?

– Ты еще не старый, – отрицательно помотал головой Юнаков. – Раньше казалось, когда сам курсантом был. Сейчас совсем по-другому смотрится.

– Подхалимничаешь, – довольно сказал надполковник. – Давно уже свои двадцать пять лет честно отбарабанил. Если бы не война, вышибли бы на пенсию без сомнений. А так еще требуюсь. А вообще – да. Я молод душой и бодр. Если бы не приходилось читать многочисленные бумажки, наверняка можно считать, что жизнь прекрасна. Вот недавно очередная поступила. Про некоего офицера Юнакова, прямиком из МВД.

Майор напрягся и сел прямо.

– Твое счастье, что анонимка, и еще большее – что я в своем кресле скоро десять лет сижу. Хвала Аллаху милосердному, всех кругом знаю и могу тихонько договориться. Ну, выпили молодые офицеры, – глядя прямо в глаза, пожурил надполковник, – ну языки распустили. Что они все на голову контуженные и рассуждают про воровство на самом высоком уровне, – так ведь без конкретики, и имени нашего замечательного Кагана и его семьи не порочили. Хотя и стоило бы, – после паузы добавил. – Но что они совсем не соображают, с кем и при ком говорят, – так это ни в какие ворота не лезет. Головой думай! – рыкнул надполковник в полный голос. – Кто там у вас такой весь из себя доносчик нарисовался. Заговорщики нашлись! Идиоты! Распустились! Забыли, как это у нас делается. Кто не доносит – не патриот. За ложные сведения доносчик не отвечает. Делу только потому и хода не дали, что стеснительный тип оказался. Имени не захотел сообщать. Наверняка кто-то свой и прекрасно знает, что вместо повышения получит от меня крупные неприятности. Только я не всесилен, – тоном ниже сообщил надполковник. – Накатает донос в дворцовую канцелярию или просто во Владимир – и легко не отделаетесь. И на заслуги не посмотрят. Выжгут крамолу начисто, да и меня на пенсию: за утерю бдительности. Ты все понял? – спросил с нажимом.