Так Милош Слепчевич записал предание о Владиславичах в самом Ясенике. Далее в этом же предании говорится:
Одна из сестер Саввы Владиславича вышла замуж в Рисан. Несколько лет спустя из Гацко в Рисан приехал за солью некий Голубович, который раньше был слугой у Владиславича. В Рисане он дал о себе знать той самой Саввиной сестре. Она ему точно сказала, что в подвале под очагом в башне Владиславичей в Ясенике закопан целый мешок мелкой серебряной монеты, и когда он откопает его, пусть возьмет себе половину, а вторую пусть привезет ей; и еще она позволила ему поселиться в башне Владиславича. Еще она обещала ему, что если он принесет серебряные деньги, она откроет ему, где закопано золото.
Голубович и вправду нашел деньги, но скрыл это, ничего не отдав Саввиной сестре. Турки заметили, что Голубович стал жить намного лучше, и решили, что он нашел клад Владиславича. Тогда Мурад-бег Ченгич сдружился с ним, и однажды жена Голубовича проговорилась хануме Ченгича про найденный клад. Как только Мурад-бег услышал про это, тут же оседлал коня и потребовал от своего кмета Голубовича, чтобы тот наполнил ему торбу деньгами. Голубович сразу понял, чем это может закончиться, и насыпал ему полную торбу мелкой серебряной монеты. Позже Голубович на деньги Владиславича купил земли в Орахе, а потом и башню начал строить, такую же большую, как и башня Владиславича; однако так ее и не достроил, что видно по ее руинам. Все потомки Голубовича перемерли.
Про Савву Владиславича говорят, что сербскую школу он посещал в монастыре Добричеве в окрестностях Требинья. Это очень интересные сведения, потому что Кончаревич в своей «Летописи» пишет, что Савва учился и в Дубровнике («подружившись с верховными правителями»), вплоть до 1687 года.
Следует отметить, что это традиционное предание строится вокруг личности Саввы, потому что память о нем глубже всего врезалась в народное сознание. Говорят, что Савва переселил Владиславичей из Фочи в Ясеник; ему же приписывают строительство здесь башни, церкви, каменного гумна, мельницы на ручье, мостовой, колодца и т. и. Между тем ни единым словом не вспоминают ни его отца князя Луку, ни его братьев, сыновей Луки – Дуку, Иована, Тодора и прочих, что были старше его годами. Ведь у Дуки уже был сын Живко, обзаведшийся семьей к моменту нападения Ченгичей, как мы это видели в записках Слепчевича и как это следует из письма жены Дуки, находящегося в Архиве Дубровника и датированного 1712 годом. Мы видели, что Тодор, брат Саввы, в то время также был женат, у него родился сын Вук, или Вукоман. Таким образом, мы видим, что все имена детей князя Луки остаются в тени великого имени Саввы, о котором по всей Герцеговине говорят с гордостью и славой.
Есть путаница и в хронологии. Савва Владиславич не мог быть ни в Ясенике, ни в Герцеговине, когда произошло нападение Ченгича (а случилось это незадолго до восстания 1711 года), поскольку в то время Савва уже был в России известным и очень влиятельным русским дипломатом. Тем более что в 1711 году Савва Владиславич был министром при армии фельдмаршала графа Шереметева во время Прутского похода русской армии.
Письма, о которых в предании говорится, что он получал их из России с обещанием скорого освобождения Сербии от турок, также относятся ко времени восстания. Это были те письма, которые он сам отправил из России в нашу страну. Их распространили из Цетинье по всей Черногории, Герцеговине и Албании в виде копий прокламации Петра Великого, которую написал в Москве сам Владиславич, организатор этого первого сербского восстания, и которую Михаил М. Милорадович доставил в Цетинье.
Как мы видим, народные предания иногда ошибаются в именах и датах, но почти никогда не искажают факты. Поэтому досадные ошибки ничуть не умаляют их историческую ценность.
3
Аристократия Боснии и Герцеговины в массовом порядке переходила в ислам, чтобы сохранить свои имения и титулы. В. Чорович поименно перечисляет самые знаменитые боснийские семьи, принявшие ислам: Скендер-бег Михаилович, Ахмед-бег Вранешевич, Синан-паша Боронович, великий везирь Мехмед-паша Соколович, а также упоминает и Стевана, сына Херцега Степана, который, как и Ахмед Херцегович, был великим турецким полководцем во время войн в Азии и стал в итоге зятем Султана.
Однако историк В. Чубрилович делит наших боснийско-герцеговинских феодалов на три категории: первые – старые сербские дворяне; вторые – те, кто выслужился на военном или государственном поприще; наконец, третьи – дети турецких чиновников, пришедших сюда с армией и получивших земли и имения, отнятые у местного сербского населения. Чубрилович говорит и о четвертой, весьма многочисленной группе боснийских бегов: это беглецы турецкого происхождения из венгерских, хорватских и сербских земель, появлявшиеся здесь после того, как Турция в войнах теряла эти земли. Наконец, этот же автор говорит и об известных боснийских «капитанах»[29], которые в период с 1683 по 1699 годы храбро сражались против Австрии в пограничных крепостях. Многие из них стали пашами. Они воспользовались ослаблением Османской империи в XVIII и XIX веках и из бывших капитанов становились практически независимыми хозяевами своих областей, превращая окрестные деревни Боснии и Герцеговины в роскошные имения для себя и своих родственников. В Герцеговине по сей день считают, что после турецких набегов XVI и XVII веков большая часть герцеговинских дворян бежала в Черногорию.
Ничифор Дучич, родившийся в 1832 году, мог в молодости слышать народные предания (бывшие в те времена намного более свежими) об этих переселениях. Но в описании Черногории, куда сам бежал в 1863 году, утверждает, что дворяне из Герцеговины не переселялись в Зету[30]. Исключением стали лишь Црноевичи, которые из Герцеговины «бежали в горы Зеты, и то всего лишь через год после завоевания Герцеговины турками (что приходится на 1484 год), и сумели сохранить в Зете свои имения и даже возглавить Зету наряду с местным дворянством». Вне всякого сомнения, «потуречились» малые и большие герцеговинские феодалы, считает этот автор. Сопротивлявшиеся этому процессу, как известно, теряли свои имения, все права и титулы, становились обычной райей[31]. Даже их родственники, принявшие ислам, не желали иметь с ними общие родовые имена. И потому отказывавшиеся принять Коран должны были менять свои древние фамилии. И по сей день, пишет далее Н. Дучич, и те, и другие признают родство, однако одни из них беги и аги, другие – бесправная райя. Сербские дворяне Любовичи из Невесинья заставили родственников-христиан назваться позорной фамилией Кашиковичи[32] и стать их прислугой, хотя всякий знал, что они происходят из одного рода. Доктор Евто Дедиер писал, что девять Любовичей сражались на Косовом поле, но только один из них принял ислам. Ничифор Дучич полагает, что малые феодалы решительнее противились исламизации, нежели крупные.
Несмотря ни на что, небольшое число сербских феодалов в Герцеговине сумели сохранить исторические имения и хоть что-то из своих прав, и даже свои титулы времен старых сербских властителей. Сохранились, например, титулы «князь» и «воевода», которые подтверждались фирманами султана. Эти сербские князья и воеводы отличались от обычной сербской райи тремя привилегиями: им дозволялось ездить верхом, носить оружие и не платить подать султану. В Архиве Дубровника (Dona Turcarum) хранятся поименные списки сербских герцеговинских воевод и князей, управлявших своими областями. Вне всякого сомнения, эти князья были предками того самого князя Луки Владиславича, и Милоша и Радосава Храбрена из Дубрав, известных своим авторитетом еще во времена старых сербских властителей.
Между тем тяжелые времена заставили эти две старые семьи все-таки оставить очаг предков и хотя бы частично увезти свои семьи в Россию. Много других герцеговинских феодалов переселились в Россию, Венгрию, Хорватию, Италию и Турцию. Дедиер пишет, что в России были чисто герцеговинские села, в которых проживали известные дворянские семьи – Милорадовичи, Владиславичи, Божидаревичи и др. Те же, кто оставался в Герцеговине, поднимали восстания.
Судя по русским источникам, наибольшее количество сербов переселились в Россию в период с 1672 по 1725 годы. Это соответствует и тому периоду, когда поток беженцев из Герцеговины уходит в Россию. Среди них были и Владиславичи из Ясеника у Гацко, которые подарили новой родине выдающегося русского дипломата и одного из величайших сербов XVIII века.
Эмигранты из Герцеговины нигде и никогда не переставали болеть душой за покинутую родину. Они с набожным чувством всюду называли себя сербами и герцеговинцами, даже тогда, когда добивались за границей самых высоких должностей. Возьмем для примера книгу, к которой мы еще не раз обратимся; она была подарена требиньскому монастырю Добричево одним из Владиславичей. На ней написано: «Сiя книга Театрон историческихъ Сербской нацiи Иллиричанской провинцiи Херцеговини тамошнего порожденца Матвея Павлова Владиславича».