Леонид Андреевич не стал слушать, что там отвечает физик. Он посмотрел на Алика. Инженер-водитель тосковал. Просто встать и уйти ему, наверное, было неловко, наверное, он боялся, что это будет выглядеть демонстративно. Спор же ему был до одурения скучен. Сначала он порывался встрянуть и направить беседу в другое русло и даже сказал: “Между прочим, в прошлом году…”. Потом съел кусочек маринованной миноги. Потом сотворил из салфетки кораблик. Потом с надеждой взглянул на часы, но нужное ему время еще, по-видимому, не приспело. И не то, чтобы спор был ему непонятен, он слышал тысячи таких споров — и когда сидел, обливаясь потом, за рулем вездехода, идущего через заросли, и здесь, в столовой, и в мастерских Базы, и даже на танцевальной веранде. Просто все это было ему бесконечно чуждо. Он любил конкретности своего времени: ощущение микронных зазоров в кончиках пальцев, спокойный и правильный гул могучих двигателей, блеск приборов в качающейся кабине. И он всю жизнь с кротким недоумением следил за тем, как эти конкретности теряют смысл на Земле, оттесняются на периферию Большой Жизни, уходят на далекие планеты, и он отступал и уходил вместе с ними, любя их по-прежнему, но постепенно теряя уверенность в их (и своей) нужности, потому что, если на этих диких мирах и нельзя обойтись без его искусства и его вездеходов, то люди, кажется, намереваются обойтись без самих этих миров. Таких, как инженер-водитель Алик Кутнов, было много, гарнизоны инопланетных баз комплектовались теперь в основном из них. Это были очень способные люди (неспособных людей вообще не бывает), но области приложения их способностей неумолимо уходили в прошлое, и большинству али-ков еще предстояло понять это и искать выход.
— Вы безобразно самоуверенны, — говорил Турнен. — Вы воображаете, что оседлали наконец историю человечества. Но вы никак не можете понять, что не нужны никому, кроме самих себя, и не нужны уже давно…
— Человечество тоже никому не нужно, кроме самого себя. Вы ничего не утверждаете, вы только отрицаете…
Алик Кутнов мастерил второй кораблик. С мачтой.
В том-то и беда. Человечество никогда никому не было нужным, кроме самого себя. Да и самому себе оно стало нужным не так уж давно. А дальше? Дальше была равнина, и по равнине пролегали широкие дороги, и петляли едва заметные тропинки, и все они вели за горизонт, а горизонт скрывала мгла, и не видно было, что в этой мгле. Может быть, все та же равнина, может быть, гора. А может быть, и наоборот. И не видно было, какие дороги сузятся в тропинки, и какие тропинки расширятся в дороги…
— Алик, — сказал Леонид Андреевич, — что вы делаете, когда по незнакомой дороге вы подъезжаете к незнакомому лесу?
— Снижаю скорость и повышаю внимание, — ответил Алик не задумываясь.
Леонид Андреевич посмотрел на него с восхищением.
— Вы молодец, — сказал он. — Все бы так.
— Да, — оживился Алик. — Вот в прошлом году…
Снизить скорость и повысить внимание. Очень точно сказано. А за рулем восседает молодой широкоплечий парень, ему весело мчаться по прямой дороге, а лес все ближе, и парню кажется, что вот там-то и есть самое интересное, и он влетает в лес на полной скорости, не потрудившись узнать, по-прежнему ли пряма дорога в лесу, или она обернулась там тропинкой, или оборвалась болотом.
— И после этого, — сказал Алик, — мы больше туда никогда не ездили. — Он посмотрел на часы. — Вот теперь я пойду, — сказал он.
— И я тоже, — сказал Леонид Андреевич.
Физик посмотрел на них незрячими глазами, не переставая говорить. Турнен опять резал хлеб.
Когда они вышли из столовой, Леонид Андреевич спросил Алика:
— Неужели все, что вы говорили этому физику, — выдумка?
— А что я ему говорил?
— Про русалок, про чешуйчатых людей…
Алик ухмыльнулся.
— Да как вам сказать… По-моему, все это вранье. Куроде никто не верит, а Ларни болел. Да вы сами, Леонид Андреевич, бывали в лесу. Ну какие там могут быть люди? И тем более русалки…
— Я так и подумал, — сказал Леонид Андреевич.
Кабинет Поля Гнедых, директора Базы и начальника службы индивидуальной безопасности, находится на самом верхнем ярусе Базы. Леонид Андреевич поднялся к нему на эскалаторе.
Кабинет Поля с экранами и селекторами межзвездной, планетной и внутренней связи, с фильмотеками, с информарием, с планетографическими картами олицетворял на Пандоре то же, что здание Мирового Совета на Земле: здесь было сосредоточено управление планетой. Но в отличие от Мирового Совета, директор Базы реально мог управлять только ничтожным кусочком территории своей планеты, крошечным каменным архипелагом в океане леса, покрывавшего континент. Лес не только не подчинялся Базе, он противостоял ей со всеми ее миллионами лошадиных сил, с вездеходами, дирижаблями и вертолетами, с ее вирусофобами и дезинтеграторами. Собственно, он даже не противостоял. Он просто не замечал Базы.
— Иногда мне хочется взорвать там что-нибудь, — сказал Поль, глядя в окно.
— Где именно? — сейчас же спросил Леонид Андреевич.
— В самой середине.
— Тогда бы мы даже не увидели взрыва, — сказал Леонид Андреевич. — А уехать вам отсюда иногда не хочется?
— Иногда хочется, — сказал Поль. — Когда много туристов. Когда на всех не хватает егерей и они начинают бунтовать и требовать права на самообслуживание.
— Вы им не разрешайте, — попросил Леонид Андреевич. — Я вот тут пошел без егеря, чуть не заблудился.
— Знаю, — мрачно сказал Поль. — А почему вы не берете с собой карабина, когда выходите, Леонид Андреевич?
— Какого карабина?
— Любого!
Леонид Андреевич поморгал.
— Боюсь, — сказал он.
— Не понимаю.
— Боюсь, — пояснил Леонид Андреевич. — Вдруг выстрелит.
— Ну?
— Ну и попадет в кого-нибудь…
Некоторое время Поль смотрел на него. Потом вынул из шкафа свой карабин и подошел к Леониду Андреевичу.
— Вот здесь в прикладе, — сказал он терпеливо, — встроен маленький радиопередатчик. Где бы вы ни находились…
— Да нет, я это знаю, — сказал Леонид Андреевич.
— Так в чем же дело?
— Хорошо, — Леонид Андреевич взял карабин и отсоединил приклад. — Так? — спросил он. — Теперь я буду брать эту деревяшку с собой. Буду носить ее в своем… ядг… ягд… в охотничьей сумке. — Он вставил приклад на место и вернул карабин Полю. — Вы довольны, Поль?
Поль пожал плечами.
— Не понимаю. Вы что, кокетничаете?
— Нет, — сказал Леонид Андреевич. — Я капризничаю.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});