– Мне сообщили, что вы очень обеспокоены будущим вашей дочери.
Тон был серьезный, но слова он выбирал крайне осторожно. Я положила тебя, приготовившись слушать. Он продолжил:
– Она поступила к нам с дыхательной недостаточностью, вызванной РДСН[18] и ретинопатией недоношенных[19]. Эти патологии мы лечить умеем. Ваша дочь хорошо отзывается на процедуры и нуждается в минимальном количестве дополнительного кислорода. Я рассчитываю в скором времени перевести девочку на простую дыхательную поддержку. Потом она будет учиться самостоятельно пи- таться.
На то, чтобы осознать услышанное, я потратила секунд двадцать.
– Значит, она справится? – спросила я сорвавшимся голосом, и он улыбнулся, предваряя ответ:
– Скажем так: ваша дочь не относится к числу пациентов, о которых я тревожусь. Вы проведете с нами еще некоторое время, но все должно быть хорошо.
Я мысленно скомандовала слезам: «Прочь!» – они не подчинились.
– Простите, я ужасно испугалась…
Врач покачал головой:
– Не извиняйтесь. Нам проще, исправлять патологии – наша работа. Случаются неожиданности, счастливые или трагические, но врачи понимают, что происходит с каждым ребенком, а родители блуждают в тумане.
Бонвена позвала сестра, он погладил тебя по голове и вышел из бокса, а я бросилась в объятия твоего отца и позволила рыданиям унести прочь страх, тоску и чувство вины. Потом мы сообщили радостную весть тебе. Выкарабкаемся!
15. Элиза
Встреча происходит в помещении ассоциации. В маленькой комнате столы образуют подкову, на доске что-то пишет женщина. Ее зовут Элен, именно с ней я вчера говорила по телефону.
Номер, полученный от Мариам, я набрала «вдруг». Всякий раз представляя, как буду нежить лежащего в больнице младенца, я испытывала противоречивые чувства и справиться с ними не могла.
Разговор получился короткий. Элен задала несколько вопросов и предложила прийти в понедельник вечером на установочное собрание.
Нас одиннадцать. Элен начинает с описания структуры и задач ассоциации. Двадцать волонтеров сменяют друг друга у изголовья маленьких пациентов во всех педиатрических отделениях. Задача проста: помочь детям забыть о болезни и жизни взаперти, играя с ними, читая, беседуя.
– Нам не хватает волонтеров-добровольцев в неонатологии, туда в основном кладут недоношенных детей, но есть и дети с патологиями, родившиеся в срок и нуждающиеся в лечении. Больница недавно открыла новое крыло, что позволяет принимать больше детей из Бордо и окрестностей. Нам нужны ласкатели – так мы называем волонтеров, в других клиниках они няни или баюкатели, но занимаются все одним и тем же: держат детей на руках, разговаривают с ними, холят, окружают любовью.
Женщина лет шестидесяти поднимает руку, и Элен дает ей слово.
– Мы сможем выбирать… грудничков, которыми будем заниматься?
– Нет, – сухо отвечает Элен. – Мы не в куклы играем, а делаем важную и трудную работу. Исследования показали, что у новорожденных, которых ласкают, быстрее выравниваются сердечный ритм и температура, но не только. Это смягчает болезненные ощущения, ослабляет стресс, одновременно усиливая хорошее самочувствие. К сожалению, не все родители неотлучно находятся при своих малышах, поэтому мы…
– Почему? – перебивает ее высокий лысый мужчина, сидящий справа от меня.
– Почему что? – переспрашивает кураторша.
– Почему родители оставляют детей в одиночестве?
Элен что-то записывает в блокнот, потом отвечает:
– Один из главных принципов, которым должен руководствоваться хороший волонтер, – никогда никого не судить. У всех родителей свои причины, разные, но неизменно веские. Кто-то живет в двух часах езды от больницы, у других есть еще дети, которым требуется пригляд, а помочь некому. Многим матерям физически трудно передвигаться после родов, а кого-то накрывает послеродовая депрессия, так называемый беби-блюз. Случается, что люди слишком напуганы и не могут противостоять реальности. Мы не становимся папами и мамами, просто на время подменяем их. И, кстати, взять на себя заботу о любом ребенке можно только с согласия родителей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мужчина молча кивает. Молодая женщина, тоже кандидат в волонтеры, качает головой, ей услышанное явно не понравилось. Элен спокойно продолжает перечислять обязанности волонтеров. Мы должны быть свободны в определенное время, как минимум раз в неделю, взять на себя волонтерские обязанности на год, предоставить руководству ассоциации досье криминалистического учета, встретиться с психологом, провести один пробный день в больнице – и тогда… Тогда нас зачислят в ассоциацию на месяц испытательного срока.
– У вас есть вопросы?
Вопросы нашлись. Элен отвечает вежливо, после чего беседует с каждым индивидуально, в соседнем кабинете. На интервью отводится десять минут, и за это время куратор пытается прозондировать мотивацию людей.
Я такого не ожидала и не подготовилась. Ищу слова, убедительные доводы, хочу понравиться, но бормочу одни банальности. Элен делает заметки, благодарит меня и просит пригласить следующего кандидата. Я понимаю, что провалилась, и мне хочется плакать, как бы глупо это ни выглядело. Уже в дверях признаюсь по наитию:
– Во мне много нерастраченной любви, которую теперь не на кого излить. Поэтому я каждую ночь лелею собственные воспоминания.
Элен поднимает глаза от блокнота, улыбается мне и спрашивает, свободна ли я в следующую среду.
16. Лили
Ребенок из соседнего блока вернулся домой. Прощаясь с командой врачей и патронажных сестер, его мама улыбалась и плакала, как будто ей было грустно с ними расставаться. Я наблюдала за этой сценой через застекленную дверь и думала: «Если мы однажды отсюда уйдем, плакать меня заставит только лук!»
Бокс пустовал недолго: привезли инкубатор с младенцем, следом появился растерянный отец. Мою ободряющую улыбку он не заметил. Человек слепнет, когда небо рушится ему на голову.
Правда, у некоторых наступает просветление в мозгах.
Это и произошло с нами сегодня утром, когда Флоранс сообщила, что с прошлой ночи ты довольствуешься ничтожным количеством кислорода.
– Огромный прогресс! – заявила она, укладывая тебя ко мне на живот.
Твой папа написал на белой доске большую букву «Ч» – от Чудо-Женщины и добавил «Чудо-Ребенок». Тебе очень подходит это «звание».
Потом появилась психолог по имени Ева. Раньше мы не встречались. Она говорит совсем тихо, почти шепотом.
Я рассказывала, а Ева слушала. Я говорила о том, как носила тебя, как сделала первое УЗИ, как ты впервые брыкнула ножкой. Описывала роды, проблемы с легкими и желудком, твой плач, твой сон, твои крошечные ладошки, твои успехи, твой взгляд. Она ни разу меня не перебила, а убедившись, что я закончила, посмотрела мне в глаза и спросила:
– Малышка выглядит замечательно. А вы? ВЫ. Как себя чувствуете вы?
Ева почти шепчет, но ее слова подобны раскатам грома.
Я ответила, что не знаю, что, несмотря на попытки педиатра успокоить меня, страх заглушает все остальные эмоции.
Ева села, закрутила волосы в пучок, скрепила его карандашом на японский манер и объявила – очень серьезно:
– Вы родили не одного ребенка, а двух.
Я собралась поинтересоваться, на какой наркоте сидит мой психолог, но она продолжила:
– Вы произвели на свет не только дочь. Представляю вам второго дитятю по имени Страх. Этот прожорливый ребенок питается исключительно вашими слезами, тревогами и гневом в любой час, в любом месте и не может насытиться. Он страдает от синдрома недостатка внимания, не хочет и не может быть один, он днем и ночью рядом с вами. Возможно, вы сочтете его эгоцентриком, но это нормально, ведь он жаждет заполучить все ваше внимание, весь свет. Он регулярно дает о себе знать, причем в те моменты, когда вы меньше всего ожидаете встречи. Уживаться с ним нелегко, но приходится. Всем мамам и папам. Такова строжайше охраняемая тайна родительства.