Читать интересную книгу С прискорбием извещаем - Рекс Стаут

Когда я закончил, была уже почти полночь. Все из-за его дурацких вопросов. Когда речь идет о подробном отчете, ему ничего не стоит вдруг спросить: «А какой лапой обезьяна держала пузырек с йодом — правой или левой?» Будь он транспортабельным объектом и занимайся разъездами самостоятельно, мне бы не пришлось столько сотрясать воздух, хотя, в конечном счёте, за это он мне и платил. В том числе.

Он встал, потянулся, и я зевнул.

— Ну? — задиристо осведомился я. — Дело в шляпе? Злодей разоблачен, улики найдены?

— Я хочу спать, — сказал он и двинулся прочь из комнаты. В дверях он остановился. — Разумеется, ты как всегда допустил массу ошибок, но единственной действительно серьезной, вероятно, была та, что ты не стал выяснять относительно разбитого в ванной мисс Хадлстон флакона.

— Ха! — отозвался я. — И это все, что вы можете сказать? Между прочим, флакон был не с анонимными письмами, а с солью для ванной.

— Здесь налицо нелепость. Неправдоподобие. Разбить флакон и просто уйти, оставив осколки на полу? Так не поступают.

— Вы не знаете этого орангутана.

— Он не орангутан, а шимпанзе. Да, он мог это сделать. Поэтому ты и должен был провести расследование. Если животное невиновно, тогда тут что-то нечисто. Крайне подозрительно. Если доктор Брейди явится завтра до 8.59, я приму его прежде чем поднимусь в оранжерею. Спокойной ночи.

Глава 4 

Все это произошло во вторник, 19 августа. В пятницу, 22-го, Бесс Хадлстон заболела столбняком. В понедельник, 25-го, она умерла. Вулф всегда утверждал, что все в нашей жизни зависит от погоды. Стоит отметить, что если бы в период с 19-го по 26-е в окрестностях Ривердейл прошёл сильный дождь, то ни доказать сам факт убийства, ни тем более разоблачить преступника оказалось бы невозможным. Не могу сказать, что Вулф сделал какое-то великое открытие… Впрочем, ладно.

В среду, 20-го, к Вулфу приходил доктор Брейди, а на следующий день заглянули Дэниел и Ларри. Из этих встреч удалось выяснить единственное: ни один из мужчин не отзывался о другом положительно. Тем временем, согласно инструкции Вулфа, я опутывал любовными щупальцами Джанет, завлекая её в свои смертельные объятия. Работа была не слишком в тягость. В среду я пригласил её на бейсбол и очень удивился, обнаружив, что она оказалась способна отличить биту от ловушки, а в пятницу вечером мы отправились в «Крышу фламинго», где выяснилось, что она умела танцевать почти так же хорошо, как Лили Роуэн. Правда, она была не из тех, кто прижимается к партнеру всем телом, и держалась несколько скованно, но двигалась в такт и не путалась в фигурах. В субботу я представил Вулфу следующий отчет:

1. Если Джанет действительно имела зуб на Бесс Хадлстон, то для установления причин этого требовался кто-то более проницательный, нежели я.

2. Никаких существенных отклонений я у неё не заметил, разве что она предпочитала городу жизнь в деревне.

3. Она совершенно не подозревает, кто мог рассылать анонимные письма, а также у кого для этого могли быть достаточные мотивы.

— Теперь попробуй пообщаться с мисс Тиммс, — сказал Вулф.

Так как я знал от Джанет, что девушки собрались съездить на уик-энд в Саратогу, то не пытался назначить Мариэлле свидание ни в субботу, ни в воскресенье. Утро понедельника, по моим представлениям, мало подходит для начала романа, поэтому я дождался обеда и лишь потом позвонил Мариэлле, которая сообщила мне скорбную весть. Я поднялся в оранжерею, где Вулф в одной нижней рубашке — зрелище не для слабонервных — обрезал макушки с предназначенных для разведения растений.

— Бесс Хадлстон умерла, — сказал я.

— Оставь меня в покое, — произнёс он брюзгливо. — Я делаю все, что могу. Скоро кто-нибудь получит очередное письмо, и тогда…

— Нет, сэр. Писем больше не будет. Я констатировал факт. В пятницу вечером у мисс Хадлстон появились первые признаки болезни — очевидно, столбнячные бациллы попали в организм через ранку на большом пальце ноги. Около часа назад она умерла. Я разговаривал с Мариэллой, её голос дрожал от горя.

— Столбняк? — Вулф мрачно уставился на меня.

— Да, сэр.

— Мы упустили гонорар в пять тысяч долларов.

— Мы не упустили бы его, если бы вы соблаговолили вовремя пошевелить пальцем, вместо того чтобы…

— Я был бессилен, и ты это знаешь. Я ждал следующего письма. Отложи дело в архив. Я рад, что от него избавился.

Я не разделял его настроения. Просматривая в кабинете материалы дела, состоявшие из письма миссис Хоррокс, фотокарточки Джанет, двух представленных мной отчетов и нескольких надиктованных Вулфом примечаний, я чувствовал себя так, словно покидал бейсбольный матч при ничейном счёте. Но, видимо, так уж все получилось, и изводить Вулфа было бессмысленно. Я позвонил Джанет, спросил, не могу ли оказаться чем-то полезен, и она ответила слабым уставшим голосом, что нет.

Согласно объявлению, появившемуся в «Таймс» на следующее утро, траурная церемония должна была состояться в среду после обеда в Белфордской мемориальной капелле на Семьдесят третьей улице. Там соберутся родные, близкие, знакомые Бесс Хадлстон — большая толпа, даже несмотря на август, — соберутся на её последнее чествование. С прискорбием извещаем… Я решил пойти. Насколько я себя знаю, вовсе не для того, чтобы полюбопытствовать или ещё раз взглянуть на Джанет. Ходить на траурные церемонии глазеть на девушек — не в моих правилах, даже если эти девушки неплохо танцуют. Назовите это предчувствием. Нет, я не увидел там ничего криминального. Я увидел непостижимое. Я проследовал мимо гроба в веренице людей, потому что, заметив их издалека, отказался верить глазам. И лишь подойдя вплотную, убедился, что все было действительно так. Восемь черных орхидей. Восемь черных орхидей, которые не могли взяться больше ниоткуда на свете, и карточка с инициалами, как он имел обыкновение их нацарапывать: «Н. В.».

Когда я вернулся домой и в шесть часов Вулф спустился из оранжереи, я не стал заводить с ним разговор на эту тему. Я решил, что пока не стоит. Требовалось поразмыслить.

Вечером того же дня в дверь позвонили, и, отправившись открывать, я обнаружил, что на крыльце стоит не кто иной, как мой давний коллега — инспектор Кремер из отдела по расследованию убийств. Изобразив на лице неописуемый восторг, я поздоровался и проводил его в кабинет, где Вулф расставлял на карте Европы очередные пометки. Они обменялись приветствиями, после чего Кремер уселся в красное кожаное кресло, достал носовой платок, отер им выступившие на лице капельки пота, сунул в рот сигару и впился в неё зубами.

— У вас появились седые волосы, инспектор, — заметил я. — Очевидно, организму не хватает физических упражнений. Такой интеллектуальный работник, как вы, обязательно должен…

— Ей-Богу, Вулф, не понимаю, почему вы его до сих пор держите. — Кремер кивнул на меня.

— Однажды он спас мне жизнь, — проворчал Вулф.

— Однажды! — возмутился я. — Да я ежедневно…

— Помолчи, Арчи. Чем могу быть вам полезен, инспектор?

— Тем, что расскажете, какое поручение выполняли для Бесс Хадлстон.

— Вот как? — Брови Вулфа приподнялись. — А почему это интересует вас, сотрудника отдела по расследованию убийств?

— Потому что все управление уже буквально воет от одного назойливого типа — её братца. Он утверждает, что Хадлстон была убита.

— В самом деле?

— Да.

— И он располагает уликами?

— Отнюдь.

— Тогда зачем морочить мне голову? И себе заодно?

— Затем, что от него не так-то просто отделаться. Он уже ходил к комиссару. И хотя у него нет никаких доказательств, все-таки есть один аргумент. Изложить?

Вулф откинулся на спинку кресла и вздохнул:

— Да, пожалуйста.

— Итак, он принялся за нас в прошлую субботу, четыре дня назад. Столбняком она заболела днем раньше. Полагаю, мне нет необходимости рассказывать о том, как она поранила ногу, поскольку Гудвин при этом присутствовал и…

— Да, я в курсе.

— Так я и думал. Дэниел утверждает, что столбнячная палочка не могла попасть в организм его сестры через этот порез. Осколок стекла, завалившийся в её туфлю, когда поднос со стаканами ударился об землю, был совершенно чистым. Туфли — новыми. А босиком она не разгуливала. Он говорит, что в такой ситуации просто непостижимо, как бацилла могла проникнуть в кровь, да ещё в количестве, вызывающем такой скорый и тяжелый приступ. В субботу я отправил туда человека, но доктор не позволил ему повидать больную…

— Доктор Брейди?

— Совершенно верно. Однако братец не оставил нас в покое, а после смерти сестры даже удвоил активность, поэтому вчера утром я послал туда двоих ребят, чтобы во всем разобраться. Скажите, Гудвин, как выглядел осколок — тот самый, который оказался в её туфле и стал причиной трагедии?