тратить на поддержание красоты. Однако со временем способна бороться только магия повелителя времени. Все силы Безмирья были брошены на поиск нужного мага. И он был найден в эльфякских лесах.
И тогда, чтобы заполучить этого мага, Агата и попросила у Сердца рассорить расы между собой. Она надеялась, что в таком случае никто не придет на помощь к эльфякам, когда безмирники похитят их Владыку… Ее расчет оправдался. Расы были слишком заняты войной друг с другом, чтобы обратить внимание на такую мелочь. Скорее они была даже рады, мгновенно порвав эльфякские леса в клочья.
Но повелитель времени не зря считался сильнейшим, Агата опасалась его способностей. Поэтому предложила ему сделку. Они освободят эльфячьи леса и помогут эльфякам вернуть власть над ними, если тот добровольно отдаст магию.
Магию Владыка отдал. Да, только Агата пожелала жить вечно, а не вечную молодость. Морщины не исчезли, седина в волосах осталась. И в сердцах она повелела армии безмириников стереть с лица земли память об этой расе, мстя за обман. Началось тотальное уничтожение всех эльфяков.
Тогда-то остальные расы и опомнились. И смогли преодолеть наведенную ненависть и договориться о союзе. И всем миром выступили против Безмирься и Проклятой королевы. Агата бежала, прихватив с собой Сердце.
И поэтому я не хотела его отдавать. Я-то помню все, как будто бы сама была участником тех событий, а все остальные люди и нелюди уже забыли, сколько горя способен принести этот артефакт не в тех руках. Я ведь знаю, больше всего на свете бабка Ага мечтала исправить то, что натворила. Она хотела вернуться на трон и править так, как правила до того памятного утра…
И сейчас, за столом его величества, я поняла, что история может повториться снова. Но повелитель времени – мой сын. И я готова защищать его до конца. Камень достанется только тому, в ком я буду уверена на все сто процентов.
Завтрак закончился, я попрощалась с его величеством, и вернулась к себе в сопровождении лакея. Взволнованная Асилька дала меня в гостиной.
– Асилька, – обратилась я к горничной, – будь добра, передай господину Лексу, что я очень хочу его видеть после обеда. А сейчас проводи меня к деду Лишеку. Он вчера приехал с нами.
Асилька улыбнулась, понятливо кивнула и приглашающе распахнула дверь, предлагая мне выйти из покоев.
До деда мы дошли гораздо быстрее, из чего я сделала вывод, что мои покои и покои деда меньше королевских. Небольшой укол зависти я проигнорировала довольно легко, разумно рассудив, что нет никакой разницы сто квадратов твое жилье или двести, если пашешь, как конь, и регулярно пользуешься только двумя комнатами – спальней и туалетом.
А у короля работы, думаю, немало. Я со своим крошечным хозяйством с утра до вечера трудилась, а тут целое государство.
Дед лежал в роскошной постели и смотрел в потолок. Рядом на тумбочке стояли склянки, в комнате почти точно такой же, как моя, резко пахло лекарствами. Рядом сидела немолодая женщина-человек со спицами в руках. Вокруг царила гнетущая атмосфера, которая бывает рядом с тяжело-больными, умирающими людьми. Все ощущалось каким-то ненастоящим, наигранным. Как будто бы участвую в странной пьесе с дурацкими декорациями.
Замерший и даже как будто бы резко постаревший дед даже не взглянул на меня, когда я присела на край кровати и обхватила ладонями его тонкую, легкую руку. Жалость плетью хлестнула по сердцу, разрывая до крови. О, Небо!
– Деда, – шепотом спросила я, говорить громко в такой атмосфере казалось кощунством, – деда, ты как?
Он медленно перевел взгляд с потолка на меня и улыбнулся одними губами.
– Деда, – всхлипнула я, слишком уж мертвыми и безучастными оставались глаза, – деда, потерпи немножко, мы скоро уедем отсюда. Домой. Я построю тебе самый лучший дом, деда. Мы снова будем жить вместе: ты и я, а Петька будет приезжать к нам погостить. Деда, пожалуйста, – взмолилась я, и разрыдалась, – деда!
– Не плачь, дочка, – дед едва заметно сжал мою руку и заговорил тихим, скрипучим голосом, – видно срок мне пришел. Доктор вчерась от Петеньки приходил, сказал, что плохо все. Стар я уже. И так уже зажился на свете-то. И Далия меня ждет. Я каждый день ее во сне вижу, дочка, зовет она меня.
Он замолчал, а по моим щекам заструились слезы. Я плакала молча, боялась расстроить деда еще больше.
Я просидела бы так вечность, я не хотела уходить, но сиделка, возмущенно шипя, выпроводила меня из спальни, заявив, что пациенту нужен отдых. И, вообще, нечего мне здесь делать, я своими слезами деда только расстраиваю, порчу ему последние минуты жизни.
Но уйти совсем я не смогла и несколько часов просидела гостиной на диванчике, рыдая от безысходности и ощущения скорой потери. И тогда я так отчетливо поняла, что если дед умрет, то я останусь совсем одна в целом мире. Да, у меня есть еще Петька, но это совсем не то. Дед заменил мне в этом мире родителей, он всегда ощущался надежным тылом, несмотря на свою немощь. Я всегда знала,что могу прийти к нему и поплакать, пожаловаться на трудности, на проблемы. А он пожалеет, погладит меня шершавой ладонью, вытрет слезы и скажет: «Не плачь Оленька, все будет хорошо, ты справишься, ты сможешь»
– Лола, – рядом со мной в кресло опустился Лекс, – что случилось? Асилька сказала, что вы сидите здесь уже довольно долго и даже не обедали.
– Лекс, – всхлипнула я, – мой дед умирает!
И в очередной раз разрыдалась, не в силах справиться с эмоциями. Сиденье дивана рядом со мной ощутимо прогнулось, Лекс медленно обнял меня и, развернув, прижал к себе. И столько в этом жесте было понимания и сочувствия, которых мне так не хватало, что я вцепилась в мага обеими руками и сама прижалась к нему, словно желая спрятаться в его объятиях от боли.
– Тише, Лола, тише, не плачь, – шептал он, поглаживая меня по голове, – все будет хорошо. Я не знаю, что тебе сказал такую глупость, но твой дед проживет еще много лет. Я разговаривал с доктором. Он сказал, что для своего возраста и состояния старик вполне себе ничего. Он вполне может поправиться настолько, чтобы снова бегать. Но вот его