Читать интересную книгу Нульт: 03: Сигнатура Пакмана - Константин Аникин

  Разобравшись с базовыми свойствами триграмм, можно было переходить к самим чертам. Все шесть позиций гексаграммы привязаны к разным вещам — по ним можно проследить как будет развиваться ситуация во времени, они соответствуют разным отделам человеческого тела, обозначают социальный статус и даже все шесть фаз творения мироздании. То есть, трактовка каждого предсказания подразумевает сложный многоступенчатый анализ, в результате которого каждая гексаграмма буквально обрастает множеством, наслаивающихся друг на друга, смыслов.

  Все эту множественность смыслов Книги Перемен, ицзинисты называют смысловое поле, и искусство гадателя заключается в том, чтобы выудить из этого поля именно то, что является ответом на конкретный вопрос. А это требовало кропотливых исследований и длительной тренировки ума.

  Иосиф стал буквально одержим Книгой. Он превратился в машину по генерации гексаграмм. Он терзал Книгу по любому поводу — так обычно и поступают начинающие. Непонятно как, но Книга работала — предсказания сбывались, причем гораздо чаще, чем могла позволить статистическая вероятность. Редко, конечно, это было именно то, что он ожидал, значения большинство прогнозов он осознавал лишь постфактум, после этого только и оставалось, что казнить себя за тупость. Но иногда…. Иногда все, буквально на глазах, сбывалось с таким оглушительным треском, что оставалось только потрясенно разводить руками. В такие моменты Иосиф испытывал буквально благоговейный трепет. И удваивал свои усилия.

   Более-менее разобравшись с классическим методом, Иосиф принялся осваивать бестекстовые методы гадания. Если обыкновенные гадания это арифметика, то бестекстовые методы это высшая математика ицзинистики. Они не требуют для анализа афоризмов Книги, они опираются на глубинные принципы взаимодействия черт и триграмм. Больше всего поражал воображение Иосифа метод дикой сливы мэй-хуа. При помощи этого способа великие предсказатели древности откалывали совершенно фантастические номера. Это был больше чем метод трактовки предсказаний — это был особый взгляд на жизнь. Овладевший этим особым зрением, мог разглядеть знаки Книги во всем, что окружает человека, без монеток и палочек. Он мог получать гексаграммы буквально из всего, что его окружает — непосредственно из событий, по календарю, из любого числа, по цвету, по направлению ветра, по случайным звукам… Иосиф понял, с каким великим человеком ему довелось жить бок о бок — Чжоу Ван был великим мастером метода мэй-хуа. И все то, что в детстве ему казалось сомнительными шутками, на самом деле был результат тончайшего расчета искушенного разума. Именно используя календарный метод дикой сливы, Чжоу Ван сделал то, ключевое, для судьбы Иосифа предсказание.

  Кроме Книги Перемен, Иосиф изучал все, что с ней связано. А связано было, по сути, все — И-цзин само сердце китайской культуры; какой аспект не возьми, в конечном итоге упрешься в черты И-цзин. При этом, это сердце парадоксальным образом существовало отдельно от тела — ни одно из китайских учений не смогло ни объяснить ее, ни полностью адаптировать для себя. Да, Книга И была нужна многим, но ей самой никто не был нужен — она закончена и совершенно самодостаточна. Иосиф все больше и больше погружался в пучину китайской культуры. Он изучал фэн-шуй, цигун, тайцзи цюань, основы китайской медицины. Читал труды Лао-Цзы, Конфуция, Мэн-Цзы и других великих мудрецов Поднебесной. От его материализма не осталось и следа, к тому времени Иосиф считал себя убежденным даосом, в философском смысле этого учения. Разумеется, он не афишировал свои взгляды, в то время достаточно было гораздо меньшего повода, чтобы загреметь в лагерь. Собственно, со стороны если и было что заметно, так только то, что Вайзман стал более уверен в себе, и то, может быть, что ему стало чаще «везти». Но за это вроде пока не сажали, и жизнь Иосифа шла своим чередом — он писал кандидатскую диссертацию по кое-каким частным случаям теории вероятности и подрабатывал переводами с китайского.

  Каждый вечер, перед сном, Иосиф раскладывал палочки, получая гексаграмму на следующий день. В принципе, довольно сомнительное занятие — мало ли один день от другого отличается? Но Иосиф, таким образом, пытался, как можно глубже понять свойства гексаграмм, а единственный способ это сделать — научится соотносить их со своей жизнью. На тот злополучный день, он получил статичную гексаграмму 29, Повторная Опасность, одну из четырех условно злых фигур Книги Перемен.

Образ #29 — пропасть, бездна, эта чистая гексаграмма состоит из двух триграмм воды; сильные, янские черты словно тонут в слабых, иньских и с этим ничего нельзя поделать, кроме как сцепить зубы и ждать, пока опасность не рассосется сама собой, как вода, в конце концов, уходит в землю. Вайзмана стали мучить неприятные предчувствия. Тот день, и правда, не задался с самого начала. Утром сорвало кран на кухне, днем потек чайник, а к вечеру он промок до нитки под сильным ливнем, но, тем не менее, слегка успокоился, поскольку решил, что достаточно для него воды на день. А ночью перед ним разверзлась настоящая бездна. Вайзмана арестовали.

  Кто-то донес на него. И там не стали долго разбираться — товарищ Сталин требовал жертв, это была последняя, самая жесткая, волна послевоенных чисток. Следствие было коротким. Капитан НКВД на первом же допросе четко обрисовал ситуацию — Вайзман чистосердечно признает свою вину и получает 15 лет. Если не признает, он получает в морду до тех пор, пока не признает и получает все 25, а то и вышку. Поэтому, когда перед Иосифом положили текст, где он сознавался, что находясь в эвакуации на Дальнем Востоке был завербован японской разведкой, получил от их резидента шифровальные книги (приобщенные к делу), и с тех пор непрерывно шпионил, саботировал и готовил теракты, Вайзман не стал изображать героя, и поставил под ним подпись. «Вот и молодец!» — просиял следователь. «Люблю таких!». Его можно было понять — ему тоже надо было выполнять план. Вайзман получил свою пятнашку и был этапирован в Воркуйлаг.

  Все то время, пока Вайзман волочился по этапу, он думал всякие нерадостные мысли. Почему Небо так жестоко обошлось с ним? Что он сделал не так? Ведь он искренне старался не делать ничего дурного. Он всегда, как и положено, благородному мужу, поступал так, как говорила Книга, и полагал, что за это всесильное Дао охранит его от большой беды. Ведь беда приходит только к тем, кто идет против воли Неба, а Небо суть справедливость. И вот сейчас он трясется в наглухо заколоченном вагоне, навстречу своей погибели. Это, вы считаете, справедливо? Сомнения точили душу Иосифа. Может все это банальный самообман? — думал он. С чего вдруг он доверился Книге? С чего, почему… Глупый вопрос. Человек слаб. Он всего лишь жалкая пылинка в вечности, ему нужна поддержка. Иосиф, вот, отыскал эту поддержку в Книге Перемен. Но ведь было то пророчество Чжоу Вана, — спорил Вайзман сам с собой. А было ли? Он ведь мог тогда и ошибиться. Черт их знает, может надо было считать не по лунносолнечному, а по крестьянскому, лунному календарю. А даже если не ошибся…. Кто знает, может Книга работает только в пределах Поднебесной? Может она только для китайцев? Он же еврей, все-таки. Не китаец. Когда Вайзмана доставили в лагерь, в душе у него царил полный раздрай. Он чувствовал, что безнадежно заблудился внутри самого себя. Вайзмана отвели к начальнику лагеря.

  Начальником лагеря был майор НКВД Котов. И он явно находился в жестком запое. Котов обвел Вайзмана мутным взглядом, налил из графина стакан самогона, такого же мутного как его взгляд, выпил, и, сморщившись, понюхал погон. Нашел в стопке папок личное дело Вайзмана, перевернул несколько страниц и брови его поползли вверх.

  - Японский шпион? — удивился он. — Что за хуйня?

  - Меня заставили признать вину, гражданин начальник, — сказал Вайзман.

  Котов раздраженно махнул рукой, мол, не надо мне рассказывать, знаю я, как все это делается.

   — Не в том дело, что ты японский шпион! То есть, конечно, немного странно, что именно японский, у тебя же на роже написано, что ты агент сионизма. Я не понимаю, какого хера тебя к нам определили? Шпионы это не наш профиль!

  Вайзман не понимал.

  Майор Котов встал, и слегка пошатываясь, принялся мерить шагами кабинет.

  - Лагерь для шпионов в двадцати километрах отсюда. Тебя, по всему, должны были туда отправить. Ты по профессии кто?

  - Я математик, гражданин начальник.

  - Во! — кивнул Котов. — И математики, и физики, сука, с химиками, все там. Все как один шпионы — культурная публика, короче говоря. Шарашат себе тихонечко, формулы рисуют. А у меня тут одни блатари!

  Вайзман все еще не понимал.

  - Уголовники, — пояснил Котов. — Воры, убийцы, рецидивисты и прочая мразь.