1, удаление атеромы и липомы 2 и трахеотомий 1; кроме того, производилось: зашивание ран, вскрытие абсцессов и нагноившихся атером, проколы живота (2), вправление вывихов; один раз производилось под хлороформенным наркозом удаление осколков раздробленных ребер после огнестрельного ранения». Это при том, что по профилю Булгаков был не хирургом, а педиатром. Впрочем, благодаря опыту работы в военных госпиталях, хирургический опыт у него был.
Работа началась буквально сразу после приезда. По воспоминаниям Татьяны Лаппа, «в первую же ночь, как мы приехали, Михаила к роженице вызвали. Я сказала, что тоже пойду, не останусь одна в доме. Он говорит: “Забирай книги, и пойдём вместе”. Только расположились и пошли ночью в больницу. А муж этой увидел Булгакова и говорит: “Смотри, если ты её убьёшь, я тебя зарежу”. Вот, думаю, здорово. Первое приветствие. Михаил посадил меня в приёмной, “Акушерство” дал и сказал, где раскрывать. И вот прибежит, глянет, прочтёт и опять туда. Хорошо, акушерка опытная была. Справились, в общем».
Одной из главных забот Булгакова стала организация венерологической службы. В это время была вспышка сифилиса, опять-таки связанная с войной (разносили его вернувшиеся с фронта солдаты), и Булгакову много приходилось этим заниматься. Это предопределило его будущие занятия в Киеве.
Важным был финансовый аспект. Доктор Булгаков получал 115 руб лей в месяц, а с доплатой от земства – 125. Для сравнения: офицеры получали от 55 руб лей в месяц (жалованье подпоручика) до 325 рублей – у полковника.
На работе он находился не всё время. Например, в феврале-марте он ездил в Москву, Саратов и Киев, где повидался с родственниками и забрал диплом в Киевском университете. В это время он стал свидетелем революционных событий в самом неприглядном их виде (правда, автору книги, свидетелю двух майданов, трудно представить себе «приглядную» сторону революции).
1 октября 1917 года Булгаков был переведён в вяземскую больницу, где возглавлял инфекционное и венерическое отделения. А в феврале 1918 года добился увольнения со службы по состоянию здоровья и вернулся в Киев.
Именно в Никольском Булгаков стал наркоманом: он отсасывал плёнку у больного дифтерией ребёнка – чтобы избежать заражения, принял вакцину, вызвавшую сильнейшую аллергию, а чтобы избавиться боли и отёков, принял морфий… От этой болезни ему удалось избавиться только в Киеве.
Надо сказать, что даже в этих глухих местах Михаил Афанасьевич, потрясающий бабник по жизни, смог обеспечить себе разнообразное женское общество.
Во-первых, он там жил с женой и даже обеспечил ей беременность. Правда, имея в виду условия жизни, пришлось делать аборт.
Во-вторых, сама Татьяна Николаевна вспоминала, что Булгаков ухаживал за вдовой помещика Василия Герасимова, жившей в находившейся неподалёку усадьбе Муравишники (в «Записках» больница именуется «Мурьинской»).
В-третьих, в ноябре 1940 года друг детства Булгакова Александр Гдешинский, отвечая на просьбу Надежды Булгаковой-Земской, вспомнил «упоминание о какой-то Аннушке – больничной сестре, кажется, которая очень тепло к нему относилась и скрашивала жизнь». Как установили булгаковеды, речь шла о Степаниде Лебедевой, ставшей прототипом одного из персонажей рассказа «Морфий». В «Морфии» Аннушка – тайная жена главного героя, доктора Полякова, но намекал ли Булгаков на свои подлинные отношения с этой женщиной, мы, понятно, никогда не узнаем. Впрочем, по мнению Паршина, под именем Аннушки имеется в виду всё же Татьяна Николаевна, тем более что она тоже хотела работать в больнице, но медперсонал возмутился – негоже жене доктора…
В общем, материала для писательской работы было очень много, и писать Булгаков начал ещё в Никольском. Судя по всему, это были первоначальные наброски «Морфия».
Ну а уже позже появился цикл «Записки юного врача», включающий рассказы «Полотенце с петухом», «Стальное горло», «Крещение поворотом», «Вьюга», «Тьма египетская» и «Пропавший глаз». Обычно сюда же относится и рассказ «Звёздная сыпь» (он был обнаружен в черновиках и опубликован Лидией Яновской только в 1981 году), а также уже упоминавшийся «Морфий».
Писатель и морфий
Морфинизм (наркомания) Булгакова – тема неприятная в основном потому, что она «хайповая». Всегда существует большой соблазн связать произведения писателя с его «увлечением», что-то «объяснить» в его творчестве при помощи наркотиков. Впрочем, в творчестве Булгакова тема морфинизма действительно отразилась самым непосредственным образом.
Тут, однако, никакой загадки нет – это рассказ «Морфий», который относится к тому же хронологическому и тематическому слою, что «Записки юного врача». То, что рассказ этот вполне автобиографичен, признала первая жена писателя Татьяна Лаппа, и подтвердил Леонид Карум (муж сестры писателя – Варвары).
Естественно, всякая автобиографичность натянута. В «Морфии» у доктора Полякова нет жены (Татьяна Николаевна вообще из творчества Булгакова как-то выпала) и он кончает жизнь самоубийством. Булгаков выжил, причём выжил в значительной степени за счёт поддержки жены.
Впрочем, с наркотиками было связано три эпизода жизни Булгакова.
Развлечение
Попробовать наркотик – достаточно типичный жизненный опыт молодого человека, что в начале XX, что в начале XXI века. Сейчас, например, по данным исследований, наркотики хоть раз в жизни пробовали порядка 10 % населения как Украины, так и России. Естественно, в большинстве случаев этот опыт разовый и никаких последствий не имеет. Тем не менее на Украине около полумиллиона человек, которые периодически употребляют наркотики, в том числе – до 200 тысяч наркозависимых.
Не стал исключением и Булгаков. По воспоминаниям Татьяны Николаевны, «однажды, не то в 1913, не то в 1914 году (Ему было 22 или 23 года. – В. Ст.) Михаил принёс кокаин.
Говорит: “Надо попробовать. Давай попробуем”. (…) У меня от кокаина появилось отвратительное чувство. Отвратительное. Тошнить стало. Спрашиваю: “А ты как?” – “Да спать я хочу”. В общем, не понравилось нам».
«Надо попробовать»… Достаточно типичная мотивация. Чего уж тут.
Кстати, сестра Михаила Афанасьевича Надежда позже писала Татьяне Николаевне: «Я помню, что очень давно (в 1912–1913 годах), когда Миша был студентом, а я первокурсницей-курсисткой, он дал мне прочитать рассказ “Огненный змей” – об алкоголике, допившемся до белой горячки и погибшем во время её приступа: его задушил (или сжёг) вползший к нему в комнату змей».
Есть, разумеется, соблазн связать приём наркотика и начало литературной деятельности. Скорее, всё же рассказ появился на основе прослушанных в университете лекций.
Необходимость
«Наркомания по необходимости» возникла у Булгакова летом 1917 года, когда он уже работал земским врачом в селе Никольское.
По версии, которая описана в рассказе «Морфий» и в воспоминаниях Татьяны Николаевны, «привезли ребенка с дифтеритом (…) Михаил стал пленки из горла отсасывать и говорит: “Знаешь, мне, кажется, пленка в рот попала. Надо сделать прививку”. Я его предупреждала: