– Сотрясение, – ткнула я в него пальцем. – Срочная помощь не нужна. Не человек все же, вербер. Сам очухается. По окончании боя срочно сделать МРТ. И поместить восстанавливающего кровообращение моллюска на голову. Если совсем плохо, уложить на левый бок. – Я приостановилась, вспоминая. – Так… людей и маргонов – на правый, оборотней – на левый. У них желудок иначе расположен. Если не тошнит, голову выше, лекарственную настойку и покой на сутки или двое. Если рвет – уложить на бок, чтобы не захлебнулся.
– А моллюска – на случай микрокровоизлияния в мозг? Чтобы уж наверняка пробило? А то вдруг выкарабкается, зараза! – ухмыльнулся Рик.
Я пожала плечами и кивнула, отдавая должное его уму и врачебному опыту.
– Ладно-ладно. – Василиск погладил меня по спине снова, даже почти без снисхождения, скорее с какой-то утешительной лаской. – Ты почти права. Но у оборотней слишком быстрая регенерация. На МРТ микротравмы уже будут не видны. Но слабое место в сосудах останется. Что-то вроде усталости металла. Поэтому лучше все же закрыть пациентам глаза и положить на веки ррагона. С его целебными щупальцами и успокоительной слизью на коже. Он поможет правильно восстановиться сосудам, снизит внутричерепное давление, боль, успокоит нервную систему.
Как и большинство уроженцев перекрестья, моллюск ррагон имел две ипостаси. В твердой он походил на лилового паука, покрытого той самой лечебной слизью. Проникая под кожу, она успокаивала нервы, снимала боль. В жидкой ипостаси ррагон превращался в улитку: щупальца исчезали, оставалось лишь тельце, глаза и мягкий панцирь.
– Глянь-ка туда! – Ткнул пальцем Рик в другой конец арены. Там трое верберов в человеческом обличье остервенело пинали четверых в живот и в грудь.
Те сжались в позе зародыша, плевались кровью, а одного кровью даже рвало.
Я уже было дернулась, собираясь рвануть к нему на помощь. А вдруг кровотечение из дыхательных путей? Даже оборотень умрет до конца боя! Но не-ет… Вербер приподнялся на локте, и алая струя хлынула уже не изо рта – из разбитого, немного даже расплющенного носа.
– Поврежден шнобель, – облегченно выдохнула я. – После драки МРТ. Надо убедиться, что цела кость или хотя бы не сместилась. Посмотреть, насколько повреждены хрящи. Если за время боя успеют зарасти криво – сломать, вправить и влить энергию жизни.
– Ну да, а пока пусть истекает кровью. В конце концов, у верберов ее целых семь литров. Не то что жалкие пять у людей. Пусть поделится с миром, – хохотнул Рик.
– Тогда свертывающую мазь. Потом МРТ. Если образуются патологические рубцы, придется удалять.
– А чтобы не образовались? – Рик изогнул бровь, синие глаза его улыбались.
– Можно дать замедлители регенерации. Но только после анализа крови на Р-частицы*, – опередила я василиска. Он явно горел желанием напомнить, что теперь я забыла о самом страшном биче двусущих.
Совершенно нерастяжимые жесткие шрамы при обращении причиняли оборотням ужасную боль, а порой даже трескались, образуя незаживающие язвы.
– Ладно-ладно, – криво усмехнулся Рик. – Вот тот?
В углу арены катался вербер, схватившись за руку и за ногу. Из рваных ран белесыми пиками торчали куски костей.
– Открытый перелом со смещением. Если преодолеет боль и вправит, заживет само. Обычно верберы так и делают. Но после драки стоит перестраховаться. Рентген, антибиотики, покой. Иммунитет у верберов железобетонный. Но есть бактерии, с которыми не справляются даже они. Плюс потеря крови и потеря энергии на превращения.
– Кровью дадим истечь? Или этого пощадим?
– Пощадим. Анализ крови и свертывающая настойка, если потребуется.
– Нам повезло, что пациенты не люди, – хохотнул Рик. – Иначе больницу пришлось бы переименовать в агентство киллеров. Думаю, работы бы у нас не убавилось. Зато эффективность возросла бы в сотни раз.
__________________________
*Частицы крови, отвечающие за ускоренную регенерацию. Если их слишком много, образуются нерастяжимые рубцы.
***
Игра «Сколько Самира убьет пациентов» всегда веселила Рика. Он язвил не переставая, по поводу и без, но и обучал очень многому, делился бесценным опытом.
Пока я убивала больше верберов, чем спасала, бои закончились, а на горизонте забрезжил рассвет. Алые лепестки лениво потянулись ввысь, раскрашивая белесые облачка красно-розовыми кляксами.
На ближайших к перекрестью планетах время непостижимым образом подстраивалось под само перекрестье. Из его ночи мы почти всегда попадали в ночь соседних миров, из утра – в утро. Я никак не могла разгадать этот парадокс. Но факт оставался фактом. Продолжительность суток на планетах была почти одинаковой, но вращались-то они вокруг своих звезд каждая по-своему. В моей голове убежденного материалиста не укладывалось, как эти громадные космические системы чувствовали друг друга, умудрялись подладиться.
Над ареной витал запах крови – соленый и очень густой.
Эмоции верберов хлынули со всех сторон – боль, азарт, восторг победы, горечь поражения смешивались в жуткий коктейль, заставляя дрожать и ежиться. Казалось, плотину моего спокойствия прорвало, и все, что она сдерживала, бурным потоком обрушилось на голову.
Рик привычным жестом погладил по спине. Вначале я вздрогнула от неожиданности, но потом резко стало легче. Эмоции ушли как вода в песок.
Появилась деловитость, собранность.
Я окинула изучающим взглядом простор для деятельности.
Легко раненные торопливо ретировались с места поражения. На обильно политой кровью буро-зеленой арене остались лишь пострадавшие гораздо более серьезно. Не меньше сорока оборотней, по моим скромным подсчетам. По счастью, далеко не все они стали нашей заботой. У верберов была своя больница и свои врачи. Они уже ловко орудовали на площадке для боев, осматривая и сортируя пациентов. Всех, кому могли помочь сами, «латали» на месте и уносили прочь. Оставляли лишь тех, кто, по их мнению, нуждался в более серьезном обследовании, лечении. Или в нашей энергии жизни, способной исправить то, что не в силах исцелить местная медицина.