Читать интересную книгу Возвращение танцмейстера - Хеннинг Манкелль

Джузеппе немедленно отправился к шефу оперативников Рундстрёму. Через двадцать минут они уже ехали в Свег с включенной сиреной и маяками. Криминалисты должны были ехать следом.

Они въехали на хутор около половины седьмого вечера. У поворота ждала в своей машине Ханна Тунберг вместе с комиссаром из Свега Эриком Юханссоном, только что вернувшимся с дорожного происшествия – под Уттерхогдалем перевернулся лесовоз. Уже стемнело. Прежде всего они пошли к указанному Ханной месту на опушке. Когда они осветили тело фонариком, у всех перехватило дыхание. Джузеппе понял, почему Ханна была в истерике. Он-то думал, что уже всего насмотрелся. Самоубийцы, разряжающие дробовик себе в лицо, встречались не так редко. Но это было хуже. Это было хуже всего, что он видел раньше. Это было даже не похоже на человека – кровавый мешок. Лицо исцарапано до неузнаваемости, ступни – сплошные сгустки крови, спина иссечена так, что видны кости.

Они пошли к дому, вынув на всякий случай оружие. По пути заметили, что да, действительно, во дворе лежит скандинавский шпиц с перерезанным горлом. Войдя в дом, Джузеппе убедился, что слова мужа Ханны не были преувеличением. Пол был усеян осколками и залит кровью. Чтобы не помешать работе криминалистов, они остановились в дверях.

Ханна все это время сидела в машине, судорожно сжимая руль. Джузеппе было жаль ее. Он знал, что воспоминания этого дня будут долго ее преследовать в ночных кошмарах.

Джузеппе послал Эрика встретить криминалистов на повороте к хутору. Он попросил его также тщательно записать рассказ Ханны Тунберг. В особенности обратить внимание на показания часов.

Он остался один. Вдруг он подумал, что столкнулся с преступлением, которое ему не по зубам. Но он знал и то, что во всем Емтландском округе нет полицейского, способного вести следствие лучше, чем он. В конце концов Джузеппе решил в тот же день посоветоваться с шефом, не вызвать ли людей из центрального полицейского управления в Стокгольме.

Он приближался к Свенставику. Все еще было темно, октябрьское утро еще не наступило. За истекшую неделю дело об убитом на хуторе не продвинулось ни на йоту.

Была и еще одна серьезная проблема.

Оказалось, что убитый – полицейский на пенсии, переехавший в Херьедален после долгих лет работы следователем в Буросе. Накануне вечером Джузеппе, сидя перед телевизором, просматривал бумаги, присланные оттуда факсом. Теперь у него, казалось бы, имелись все данные, чтобы составить представление об убитом, – но нет, перед ним была пустота. Ни мотива, ни следов, ни свидетелей. Как будто какая-то разъяренная безликая сила появилась из леса, искромсала Герберта Молина и бесследно исчезла.

Он проехал Свенставик. Небо над верхушками леса постепенно синело – начинало светать. Он вспомнил предварительное заключение судебных медиков из Умео. Они, разумеется, подробно разъяснили, каким образом возникли повреждения, но не дали ни одной зацепки, кто и почему мог совершить это зверское преступление. В заключении было указано, что раны на спине причинены ударами кнута. Поскольку кожа на спине превратилась в лохмотья, медики смогли прийти к такому выводу, только когда нашли фрагмент этого самого кнута. При микроскопическом исследовании уточнили, что кнут изготовлен из кожи животного, но какого именно животного, они не могли пока сказать. Таких животных в Швеции не водится Подошвы также подверглись ударам кнута. Раны на лице, напротив, не являлись результатом насилия, считали судмедэксперты. Эти царапины возникли, скорее всего, когда тело волокли по двору – в ранах была земля. На шее отмечены кровоподтеки – очевидно, его пытались душить. Пытались – следует понимать буквально, подчеркнули медики в заключении. Молин скончался не от удавления. И не от слезоточивого газа, следы которого были найдены в глазах, гортани и легких. Он погиб от изнеможения. Из него буквально выбили жизнь кнутом.

Джузеппе свернул на обочину и остановился. Он выключил двигатель, вышел из машины, подождал, пока пройдет грузовик, расстегнул брюки и помочился. Среди всех удовольствий жизни это было одно из самых приятных – помочиться на обочине. Мотор почему-то завелся не сразу. Он попытался взглянуть на все данные о смерти Молина как бы со стороны. Не торопясь, привести в систему все, что видел и читал в различных рапортах и заключениях.

Что-то там такое было.

Нет, ни мотива, ни какой-то зацепки, могущей навести на след, он не обнаружил. Ясно было только, что Молин подвергся длительному и жестокому насилию.

Ярость, подумал Джузеппе. Вот о чем идет речь. И возможно, ярость и является мотивом.

Ярость и месть.

И еще кое-что подсказывало ему, что он на верном пути. Убийство выглядело хорошо спланированной операцией. Сторожевому псу перерезали горло. У преступника был кнут и ружье для патронов со слезоточивым газом. Никаких случайностей. Все предусмотрено. Тщательно продуманная ярость.

Ярость, думал Джузеппе. Ярость и месть. План. Все указывает на то, что убийца почти наверняка бывал на хуторе и раньше, и, может быть, не один раз. Кто-то же должен был обратить внимание на чужака, прогуливающегося возле хутора. Или наоборот, никто никаких чужаков не видел. Тогда убийцу или убийц надо искать в кругу знакомых Молина.

Но у Молина не было круга знакомых. Это не раз подчеркнула Ханна Тунберг. Он ни с кем не общался. Одиночка и нелюдим.

И еще раз он мысленно представил ход событий. Почему-то ему казалось, что преступник был один. Он явился на удаленный хутор с кнутом из кожи таинственного зверя и слезоточивым газом. Герберт Молин был убит с заранее обдуманной жестокостью и брошен голым в лесу.

Вопрос только, было ли это просто убийство или речь идет о казни.

Конечно, надо связаться с центром и попросить помощь экспертов. Это ведь не обычное пьяное убийство. Джузеппе все больше и больше склонялся к мысли, что они имеют дело с хладнокровно спланированной казнью.

В десять минут десятого Джузеппе въехал во двор хутора. Ленту ограждения еще не сняли, хотя полицейских машин видно не было. Он вылез из-за руля. Пока он ехал, поднялся ветер. Шум леса как нельзя лучше соответствовал картине печального осеннего утра. Джузеппе стоял неподвижно, медленно переводя взгляд с предмета на предмет. Именно на том месте, где он сейчас стоял, техники нашли след автомобиля – не принадлежащего Молину старого «Вольво», а другого. Каждый раз, находясь на месте преступления, Джузеппе пытался представить, как все было. Кто вышел из неизвестной машины? И когда? Скорее всего, все произошло ночью, хотя судебно-медицинский эксперт пока еще не установил точное время наступления смерти. Он, правда, в осторожных выражениях предполагал, что избиение Молина длилось довольно долго. Как много ударов досталось Молину, он сказать не мог. Но все это, по-видимому, происходило с перерывами в течение нескольких часов. Джузеппе снова вернулся к тем соображениям, что пришли ему в голову по пути из Эстерсунда.

Ярость и месть.

Одинокий преступник.

Все спланировано. Это не убийство в состоянии аффекта.

Зажужжал телефон. Джузеппе вздрогнул. Он все еще не до конца привык к мысли, что ему могут позвонить, даже когда он находится в лесной глуши. Он выудил телефон из кармана куртки и ответил:

– Джузеппе.

Много раз он мысленно ругал мать, что она наградила его этим именем в честь какого-то итальянского сладкоголосого певца, которого она в юности слышала в Народном парке в Эстерсунде. В школьные годы его постоянно дразнили. И сейчас, когда он называл по телефону свое имя, на том конце провода почти каждый раз возникала неловкая пауза.

– Джузеппе Ларссон?

– Это я.

Звонивший назвался Стефаном Линдманом, полицейским. Он звонил из Буроса. Он когда-то работал с Молином и хотел узнать, что произошло. Джузеппе сказал, что перезвонит. Случалось, что журналисты выдавали себя за полицейских, а разговаривать с журналистами ему не хотелось. Стефан Линдман ничего против не имел. Джузеппе поискал ручку и не нашел. Пришлось записать номер на песке носком сапога. Он набрал номер, и Линдман тут же ответил. Конечно, он все равно мог оказаться журналистом. Следовало бы позвонить в полицию в Буросе и проверить – есть ли у них сотрудник по имени Стефан Линдман. Но манера говорить и специфический лексикон убедили Джузеппе, что он все же имеет дело с полицейским, и он попытался ответить на его вопросы. По телефону сделать это оказалось довольно трудно, к тому же слышимость была скверной. Неподалеку заурчал мотор микроавтобуса – приехали криминалисты.

– У меня есть твой номер, – сказал Джузеппе, – у тебя – мой. Можешь позвонить мне попозже по этому телефону? Или в полицию в Эстерсунде? Кстати, может быть, и ты мне что-нибудь расскажешь? Этот Герберт Молин – не производил ли он впечатление человека, которому что-то угрожает? Все может оказаться важным. Мы в тупике. Никаких свидетелей, мотив непонятен. Вообще ничего. Стрелка компаса вертится во все стороны.