Читать интересную книгу Башня говорящего осла - Владимир Беляев

А вот вы спросите: неужели такой великий волшебник взял и бросил волшебство и стал заниматься обычной ерундой? А вот тут-то и начинается самое главное, из-за чего вся каша и заварилась. Только об этом я расскажу позже, а пока послушайте, что стало с Костиной мамой.

Как вы помните, Гантимур подошёл к ней сзади, поцеловал в затылок и напустил волшебного сна. И всё было бы очень просто, если бы она до конца нашей истории так и провалялась на диване, а кот Аттила промурлыкал у неё в ногах. И мне бы рассказывать было намного спокойней, и я бы путался меньше. Но так не получилось.

Напомню, что Гантимур хотел усыпить жену на месяц, притом, чтоб, проснувшись, она ничего не помнила. Если Костя найдётся – тогда можно возвратить ей память, а если нет – пусть заново женится и рожает себе кого захочет. Но из-за спешки и волнения всё вышло не по-гантимурски, всё вышло наперекосяк.

На следующее утро после заколдовки, ровно без четверти восемь, спавшая на диване мама сладко потянулась и открыла глаза. Спустив ноги на пол, она увидела развалившегося на журнальном столике Аттилу.

– Кис-кис-кис! – сказала мама. – Васька! Мурзик! Маркизка, как там тебя! Иди ко мне, я тебя сейчас гладить буду.

Аттила со страхом вытаращился на маму. Раньше с лежащими на столе котами разговоры у мамы были коротки – за шиворот и в прихожую. А теперь ей ни с того ни с сего приспичило ласкаться.

– Хороший котик, пушистый, умничка моя!

Мама схватила Аттилу со столика, прижала к груди и, напевая, закружилась по комнате. У зеркала она остановилась.

– Хватит с меня этих ваших штучек, веселиться хочу! – заявила мама неизвестно кому.

Она швырнула Аттилу на диван и принялась рассматривать себя. Должен сказать, что волшебный сон весьма благотворен для здоровья и особенно для кожи лица. Костина мама сама по себе была ещё вполне молодой женщиной, а поспав в заколдованном виде, стала выглядеть ещё моложе – от силы на двадцать лет.

По-видимому, оставшись довольной своим отражением, она открыла шкаф и начала перебирать платья.

– Это же просто повеситься можно! – возмутилась она. – Надеть-то и нечего!

Наконец она выбрала весёленькое платьице, и уже хотела пойти переодеваться, но вдруг задумалась.

– Постойте, а как же меня зовут? – спросила мама саму себя.

Подумав минуту, она махнула рукой.

– А, ладно, как-нибудь разберёмся!

Только теперь до Аттилы дошёл смысл происходящего. Колдовство Гантимура всё-таки на половину сработало. Проспав вместо месяца всего шестнадцать часов, Костина мама проснулась без памяти. Но мало того что она не помнила своего имени, она ещё собиралась куда-то уходить. А ведь Аттила пообещал Гантимуру приглядывать за его женой. Вот тебе и целый месяц котячьей жизни!

…По зелёной улице, наполненной майскими ароматами, шла красивая молодая женщина, или скорее девушка, в весёленьком платьице, размахивая сумочкой и что-то там себе напевая. Прохожие мужчины оглядывались, чтоб получше её разглядеть. Позади девушки, метрах в пяти, семенил серый пушистый кот. На него никто никакого внимания не обращал. На душе у мамы было легко и радостно. Аттила бежал и проклинал тот день, когда родился.

Поскольку все дороги в нашем городке выводят к морю, вскоре мама и сама не заметила, как оказалась на пляже. Морская вода в мае ещё прохладная и купаться в ней дураков мало, но сегодня здесь собралась большая толпа.

Мама подошла поближе и увидела, что это снимается кино. В последнее время к нам в город зачастили киношники. Наверное, потому что у нас тут много всякой красоты: море, горы и всюду зелень. И даже если ты собираешься снять жуткую дрянь, с этой красотой у тебя всё равно получится не слишком противно.

Многие горожане приходили смотреть на съемки. Во-первых, потому что интересно, а во-вторых, потому что когда у киношников не хватало артистов, они выбирали их из обычных людей и даже платили им какие-то небольшие деньги. А некоторым местным жителям даже доставались роли, в которых надо было что-то сказать. И многим хотелось, чтоб их взяли в кино. Представляете, приходишь домой и говоришь родственникам: «Сегодня в фильме снимался. Уж не знаю, что там у них выйдет. Сценарий – глупость несусветная, снимать никто не умеет, но уж я со своей ролью всё, что мог, сделал». А родственники смотрят на тебя круглыми глазами, как будто ты только что из психбольницы сбежал. Приятно всё-таки.

Съёмочная площадка была огорожена ленточкой, за которую простым смертным перелезать не разрешалось. У ленточки толпились зеваки. Мама подошла и тоже стала наблюдать рождение шедевра.

На раскладном стульчике с кислой физиономией – всё как положено – сидел режиссёр и глядел, как артисты воплощают в жизнь его идеи. А сцена была такая. Девушка лежит на пляже, загорает и никого не трогает. Подходят три безобразника, и начинают отпускать всякие солёные шуточки в девушкин адрес, и доводят таким образом её до слёз. Но тут откуда ни возьмись появляется белобрысенький паренёк в полосатой майке и говорит безобразникам: «А ну, подлецы, отвяжитесь от нее!», после чего безобразники оставляют заплаканную девушку в покое и принимаются колошматить белобрысенького. А девушка глядит на потасовку и постепенно влюбляется в своего спасителя. Такая вот любопытная сценка.

Режиссёру Миниюбкину (вы конечно же смотрели сериал «Алтарь обречённой любви» – так это он снимал) не нравилось решительно всё.

– Да что же вы даже врезать ему по-человечески не можете! – возмущался режиссёр игрой пляжных безобразников – По печени ему как следует! Так ему, так!

Не выдержав, он вскочил и стал показывать верзилам, как следует правильно тузить положительного паренька.

– Получай, родимый, получай, получай!

Подробно объяснив артистам, как надо играть, он в изнеможении повалился на свой раскладной стульчик. Отдышавшись, он уже хотел крикнуть «мотор», но тут увидел в толпе праздных зрителей необыкновенно изящную молодую женщину. Будучи большим ценителем женской красоты, Миниюбкин моментально почувствовал, что слегка влюблён и объявил пятнадцатиминутный перерыв.

– Эй, Горемыкин, где ты там, – сказал он своему помощнику, – видишь девушку в зелёном платье между урной и старушкой в резиновых сапогах? Приведи мне её прямо сейчас. Она необыкновенная. Да не старушка в сапогах, а девушка!

Через минуту мама с Миниюбкиным сидели рядом на раскладных стульях, и Миниюбкин, противно улыбаясь, что-то ей рассказывал. Чтобы плеск волн и людские голоса не мешали подслушивать разговор, Аттила пробежал под стул Миниюбкина и разлегся на тёплой гальке.

– У вас есть опыт в кино? – спросил влюбленный режиссер.

– Вы шутите, – ответила мама, что можно было понимать и как да, и как нет.

– Я совсем не шучу, – возразил Миниюбкин, поджигая сигарету. – У меня есть для вас маленькая, но удивительно яркая роль.

– Право, не знаю, – ответила мама. – Я не люблю маленькие роли. Разве что очень яркие.

– Даже не сомневайтесь, это будет очень-очень яркая роль. Вы и представить себе не можете! – Миниюбкин закрыл глаза и блаженно улыбнулся, видимо, представляя маму в этой самой короткой, но яркой роли. Из его ноздрей выползали две струйки табачного дыма.

Аттиле такой разговор ужасно не нравился. Он понимал, что ещё чуть-чуть и хозяйку будет не сберечь. Надо было срочно что-нибудь придумывать, но, как всегда в таких случаях, ничего подходящего не придумывалось.

Глава 11. Согласно первому волшебному закону

Тоннель закончился глухой бетонной стеной. Гантимур поднял из-под ноги осколок кирпича и стал царапать на стене дверь. Он не мог видеть, оставляет ли кирпич след на стене, но это и не имело значения: Гантимур был слишком мощным волшебником и мог работать вслепую.

Дверь открылась, Гантимур шагнул через порог. Раздался хлопок, и глаза ослепило ярким дневным светом. Тоннель и дверь исчезли. Гантимур стоял на лесной дороге.

– Ага, – пробормотал он, поправляя на плече ремень сумки. – Край родной, навек любимый… Королевский дворец в той стороне. Надо бы наколдовать какую-нибудь колымагу… Но нет, магию будем экономить. Скоро она мне понадобится в больших количествах. Пешком пойду. А по дороге всё обдумаю.

Должен сказать, что Костин папа имел привычку разговаривать сам с собой. Маме привычка не нравилась, она каждый раз пугалась этих папиных разговоров, потому что зачем нормальному человеку разговаривать с самим собой, ежели вот тебе жена, с ней и говори сколько влезет. Косте же наоборот казалось, что разговаривать с собой – очень даже здорово: сидишь, сам себе чего-нибудь интересное рассказываешь и сам же слушаешь, и не скучно. Хотя лично у него пока плохо получалось: только начнешь самому себе что-нибудь рассказать, а оказывается, ты это уже знаешь.

Но я опять сбиваюсь на ненужные подробности…

Гантимур быстро зашагал по дороге. Однако он не прошел и трехсот метров, как вдруг услышал: