Читать интересную книгу Ложка дёгтя - Владимир Шлифовальщик

Герт мог и не отвечать: и так всё ясно. Пока жуликоватый отец Гведоний читает очередную проповедь, смотрилы шныряют по толпе с накопниками и высасывают полезные свойства. И вот сейчас они добытое несут и вываливают на второсклад.

– Догадался, зачем они это делают? – опередил вопрос романтика новичок. – Чтобы нищесвой не стал умнее или добрее. Чтобы у него хорошие свойства находились в пределах нормы, по минимуму. А на второсклад они тащат изъятые излишки. Всё просто!

– Так вот зачем их патрули ходят с унимерами! – чуть не заорал Фил.

Смотрилы измеряют свойства попавшихся на глаза нищесвоев, чтобы не дай Лепест те не стали смелее, мужественнее или смекалистее чем положено по норме. А если кто вдруг и поумнел немного за день, то тут же в ход пускается накопник, высасывающий этот излишние ум и мужество. А всё накопленное за ночь изымается на проповеди. Фил, конечно, замечал это и раньше, но не задумывался из-за недостатка ума.

– Теперь ты понял, почему нищесвои жадные, трусливые и подлые? – невесело усмехнулся Герт. – Их обирают и патрули, и отец Гведоний.

Он мог бы не объяснять. Настроение Фила стало совсем не романтическим. Ему хотелось броситься в посёлок смотрил и начать бить отвратительных типов, открыто ворующих у убогих нищесвоев доброту, порядочность, гордость и заботливость. Но это только мечты – любой смотрила может играючи справиться с двумя десятками нищесвоев и при этом даже одышки не появится.

Выгрузившие добычу смотрилы разошлись по своим делам: кто в патруль отправился, кто домой. Улицы опустели, даже дети разбежались. Один лишь главарь продолжал вышагивать вдоль высокого дома, поглядывая в сторону Купола. Герт же продолжал заворожено смотреть на второсклад. А что толку на него глазеть, к нему ведь не подберёшься. Напарники вдвоём даже одного часового скрутить не смогут.

– Ну? – шёпотом поторопил Фил Герта. – Долго мы будем ещё сидеть?

– Сейчас ещё кое-что увидишь, – пообещал оборванец. – Поинтереснее…

Фил только горько усмехнулся. Толку от просиживания в кабине нет ни малейшего, лишь душу себе растравливать. Романтик думал, что у решительного Герта созрел план, как выбраться за Купол, из-за чего они и сидят в этой кабине. Но, как оказалось, никакого плана нет.

* * *

Главарь смотрил вдруг остановился и поднял вверх руку. И тут произошло такое, отчего Фил вдруг подскочил, и кабина эскуламора закачалась. А отважный и решительный Герт вдруг мужественно всхлипнул и сжал кулаки. Скупая мужская слеза скатилась с квадратного подбородка.

Дальним концом посёлок упирался в стену Купола. Сейчас эта стена разверзлась, в ней образовался проём, из которого хлынул яркий свет. Сияние было настолько сильным, что разглядеть в проём кусочек Закуполья не представлялось возможным.

– Всеблагой Лепест, я вижу царствие твоё! – забормотал Фил, судорожно треуголясь, хотя яркий свет не давал ему вообще что-либо увидеть. – Дай милость лицезреть тебя, но не дай ослепнуть от созерцания…

– Заткнись, фанатик! – неожиданно грубо шепнул новичок, смахнув скупую слезу с подбородка. – Смотри лучше…

Но ума у Фила имелось всё же недостаточно, чтобы заглушить набожность. Увидев внезапно возникшие две человеческие высокие фигуры в проёме Купола, он пуще прежнего затреуголился обеими руками и, забыв о часовом, возопил:

– Это вестники Лепеста! С чем явились вы к нам, слуги господни?! Не на тот ли свет отвести раба дрожащего?! Прости, господи, несмышлёного раба твоего!

Герт бросился на романтика, повалил его на дно кабины и навалился сверху:

– Молчи, сектант! Часовой услышит!

Фил начал трепыхаться, пытаясь сбросить новичка и лицезреть вестников Лепестовых, но тот держал крепко. На их счастье часовой не услышал возни в полусотне шагов от себя, поскольку сам был упоён чудесным зрелищем. Один из вестников ответно поднял вверх правую руку. Главарь смотрил помахал ему и что-то изобразил на пальцах поднятой руки. Второй вестник кивнул в ответ. Из проёма в Куполе показался светящийся цилиндр, начавший быстро расти в сторону второсклада. Он с чмоканьем уперся в стену высокого дома, которая из кабины совершенно не видна.

– Ну, пошло дело, – шепнул Герт, отпуская Фила.

– Какое дело? – спросил романтик, осторожно поднимаясь и отряхиваясь.

Увидев вестников снова, он задрожал и хотел опять воззвать к ним, но новичок раздражённо лягнул его.

– Хватит молиться! Не заберут они тебя с собой на тот свет. Хотя было бы неплохо.

Цилиндр сотрясся и засветился изнутри.

– Начали! – скомандовал вестникам главарь.

Они одновременно кивнули в ответ. Цилиндр трясся довольно долго, потом хлюпко отцепился от стены и начал стремительно удаляться в сторону проёма. Когда он исчез, вслед за ним растворились в ярком свете и вестники. Фил хотел рвануть в посёлок, добежать до проёма и умолить слуг Лепестовых взять его с собой, но Герт, уловив перемену в настроении напарника, выкрутил ему руку за спину и упёрся коленом меж лопаток. Романтик в приступе религиозного фанатизма, не чувствуя боли, вывернулся из болезненного захвата и ответно схватил новичка за грудки, чтобы врезать безбожнику от всей души, а потом поспешить к вестникам Лепеста, пока они не скрылись за стенкой Купола.

Пока напарники боролись, проём в Куполе затянулся, и божественное сияние исчезло. Фил немедленно разрыдался. Герт схватил его за шиворот и выволок из кабины. Стараясь не создавать шум, он стащил упирающегося романтика с кучи словохлама.

– Чуть всё не испортил, фанатик безмозглый! – ворчал он, пихая Фила впереди себя в сторону тайника. – Попробуй только завопи, сволочь, я из тебя дух в момент вышибу! Решительности мне на это хватит, уж поверь!

* * *

Когда они добрались до тайника Фила и уселись под нависшим листом железа, новичок перевёл дух. Теперь можно было говорить в полный голос, и он немедленно накинулся на романтика:

– Ты что устроил, недоумок? Ты на что себе столько ума натолкал? Чтобы треуголиться и молитвы бормотать?!

– Так вестники же господни, вестники! – не очень внятно объяснил Фил, постепенно отходя от религиозного дурмана.

– Тоже мне вестники! – презрительно хмыкнул Герт. – Это обычные наружники, грузчики с центрального второсклада, который с той стороны стоит.

Фил, конечно, не понял, кто такие «грузчики» и что такое «центральный», и немедленно спросил:

– Что они делали, эти «грузчики»?

– Грузили, что же ещё! – нехотя отозвался Герт, погружаясь в свои богохульные мысли.

– Что грузили? – продолжал наседать Фил.

– Вторичку перегружали, слепой что ли! Не знаешь, что такое вторичка? Это свойства, действяки, навычки и…

– Лепесту?

– Что ты сказал?

– Я говорю, Лепесту эти свойства отправляются? – уточнил Фил, которому сам вопрос показался нелепым.

Герт закатил глаза и вздохнул:

– Лепесту, Лепесту!..

Но романтик продолжал приставать:

– Нам ведь отец Гведоний говорит на каждой проповеди, что наши свойства нужны господу. А Лепест обитает за Куполом. Значит…

– Значит, считай, что ваши идиотские свойства утекают к нему, – закончил мысль Герт. – Чем ты недоволен?

– Зачем ему наши свойства? Он ведь и так бесконечно добр и умён.

– «За то, что господь наш Лепест кормит, одевает и согревает нас, мы отдаём ему лучшее, что у нас есть», – процитировал новичок Либру. – Ты можешь что-то лучше свойств предложить? Корешки с Плоски? Полбиганчика жратвы недоеденной? Или свои обноски?

Герт брезгливо указал на потрёпанную одежду Фила. Не услышав возражений, он удовлетворённо кивнул:

– Вот именно, ничего больше у тебя нет.

– Зачем же господь обирает нас? – подавленно вымолвил романтик, сам изумляясь своему вольнодумию. – Зачем ему наши жалкие свойственные крохи? Неужто ему нужны свойства грязных негодных нищесвоев?

– Свойства не пахнут, – глубокомысленно произнёс новичок. – К тому же если они у кого-то убывают, то, соответственно, должны у кого-то прибавляться. Закон сохранения свойств. Слышал про такой?

– Господь обирает нищесвоев… – не слушая собеседника, шептал Фил.

– Да причём здесь господь! – рассердился Герт.

– А кто тогда?

– Долго объяснять. Вот переберёмся за Купол, сам всё увидишь. Я тебе не собираюсь читать лекции по политэкономии.

* * *

Почему Фил раньше не задумывался, куда уходят его свойства? Наверное, не хватало умного собеседника. А может в те недолгие минуты, когда он накачивался умом, добавленная романтика мешала аналитике и трезвому рассудку. Теперь ему представились доброта, нежность, жизнерадостность и храбрость, отнятые у нищесвоев и уходящие по светящемуся каналу за Купол. И всеблагой Лепест, сидящий на троне, жадно заглатывает их, как съедобную бурду из бигана, и становится всё добрее и добрее, храбрее и храбрее, умнее и умнее за счёт несчастных нищесвоев. Может, и наружникам что-то перепадает, всё-таки они ближе к трону господнему.