Вернойхен расположен совсем недалеко от Берлина, и я завел привычку проводить каждые выходные в большом городе. Обычно я останавливаюсь в маленьком отеле недалеко от Фрид-рихштрассе. Быстро обследовал все кабаре и бары, расположенные недалеко от зоопарка, на улицах Курфюрстендамм и Фридрихштрассе, рядом с музеями, театрами и прекрасными зданиями на Унтер-ден-Линден и в Лустгартене. На выходные я возвращался в город, где царило неистощимое веселье. Каждый раз погружался в водоворот развлечений большого города, блеск которого еще не затронула война.
Мой девиз: «Живи и учись у жизни».
У меня еще никогда не было достаточно денег с тех пор, как я приехал в Вернойхен.
8 ноября 1940 года
Получен приказ:
«Прапорщики Хардер, Хоип и Кноке, сержант Куль, инженер капрал Хензе должны отправиться в Мюнстер (аэродром Лодденхайде) на самолете „Юнкерс-160 CЕКЕ“ с целью получения и доставки в Вернойхен трех самолетов „Мессершмитт-109“».
«СЕКЕ»[5] — новейшая модель транспортного самолета. Из-за плохой погоды мы отложили взлет до 10 часов.
В воздухе мы не смогли убрать левое шасси, поскольку сломался вал. За штурвалом Куль. Мы летим низко — высота от 30 до 60 метров. Бортмеханик пытается произвести ремонт прямо в воздухе, и приблизительно через двадцать минут ему удается исправить положение. Затем мы поднимаемся на высоту 200 метров. Куль передал управление мне, а сам пошел отдыхать в уютный салон, к Хоппу и Хардеру.
Я сделал крюк к югу от Берлина и полетел вдоль оживленной дороги на запад. Слева от меня за пеленой тумана виднеются радиомачты передатчика в Кенигвустерхаузене (Konigswusterhausen). Высота 350 метров.
Что-то случилось с двигателем: упало давление подачи топлива. Я больше не могу сохранять эту высоту. Мотор кашлянул, зашипел и замолк.
— Держитесь крепче — аварийная посадка! — крикнул я в салон.
Позади меня бортмеханик закрыл лицо ладонями. Под нами густой лес, слева радиомачты, а справа крошечное поле размером с почтовую марку — это наш единственный шанс.
Слишком поздно я заметил впереди линии электропередач. Это конец. Куль побледнел как полотно.
Я дернул штурвал на себя, и самолет устремился вверх, чудом не задев провода, мы прошли всего в нескольких сантиметрах от них. Затем машина снова стала падать, и ветер засвистел в ушах.
И вот удар!
Три огромных дерева с треском переломились, как спички, лево>е крыло отвалилось, самолет с глухим звуком рухнул на землю, пронесся еще более 30 метров, круша все на своем пути.
Куля бросило на приборную доску, он ударился головой.
Наступила тишина — могильная тишина, нарушаемая только шумом топлива, вытекающего из пробитых баков.
Куль лежал без сознания, весь окровавленный. Кажется, его основательно приложило. У меня течет кровь из раны на голове. Я хотел открыть крышу кабины, но ее заклинило, как и дверь кабины. Запах керосина сводит меня с ума. Мы в смертельной ловушке — если баки взорвутся, мы сгорим заживо. В отчаянии я начал бить кулаками по плексигласовому стеклу.
Неожиданно я увидел лица Хоппа (Hopp) и Хардера (Harder), вглядывающихся внутрь. Они разбили стекло. Мы вытащили Куля (Kuhl) и бортмеханика и положили их на траву. Они были живы. Я попытался оказать первую помощь. Хопп и Хардер отправились за подмогой.
Рана на моей голове оказалась легкой.
Я снова вынужден возвращаться на поезде.
18 декабря 1940 года
Три тысячи будущих офицеров сухопутных войск, военно-морского флота, военно-воздушных сил и элитных подразделений СС собраны в берлинском Дворце спорта в ожидании прибытия фюрера и главнокомандующего вооруженными силами. Три тысячи молодых, увлеченных солдат, практически завершивших период обучения, через несколько месяцев должны быть в качестве офицеров направлены на фронт. Я — один из них.
Гитлер будет говорить с нами.
Первым из командующих этими тремя родами войск прибыл рейхсмаршал Геринг. Он и члены его штаба расселись на широкой сцене. Один из курсантов школы военно-воздушных сил — высокий, худой юноша с бледным и нервным лицом — был представлен ему лично. Курсанта зовут Ханс Иоахим Марсель, он уже имеет Железный крест первой степени. Получил эту высокую награду в битве в Англии как самый молодой летчик-истребитель в германских военно-воздушных силах. (Через два года ему вручат высшие награды Германии за героизм, он станет самым знаменитым летчиком-истребителем в африканском корпусе, его больше всего будут бояться вражеские летчики.) Прошло несколько минут, и мы вскочили, повинуясь приказу. «Идет фюрер!» Руки взметнулись в молчаливом приветствии. Я увидел его, идущего но центральному проходу к сцене, в сопровождении фельдмаршала Кейтеля и адмирала Редера. Абсолютная тишина воцарилась на несколько минут в огромном зале. Это был торжественный момент. Гитлер начал говорить. Думаю, что мир не знал более блестящего оратора. Магнетизм его личности был неотразим. Весь зал пронизывало излучение его невероятной силы воли и могучей энергии.
Нас было 3000 юных идеалистов. Мы слушали его заманчивые речи и воспринимали их всем сердцем. Никогда до сих пор мы не испытывали такого взрыва патриотических чувств. Здесь и сейчас каждый из нас поклялся посвятить жизнь сражению за родину, ожидавшему нас впереди. (В последующие годы наша готовность к высоким жертвам была проверена. Большинство из этих 3000 погибли в боях на суше, на море и в воздухе.) Это событие глубоко затронуло меня. Я никогда не забуду выражение восторженного экстаза, которое было написано на лицах окружавших меня людей.
19 декабря 1940 года
Сегодня получен приказ о моем назначении в авиакрыло № 52. Я должен прибыть в распоряжение резервной эскадрильи авиакрыла в Крефельде 2 января, а до этого дня получил отпуск.
1941
2 января 1941 года
— Курсант Кноке прибыл в расположение 52-го истребительного авиакрыла из Первой истребительной школы, согласно распоряжению от 2 января 1941 года.
Меня определили в первое звено. Старший лейтенант Ольшлегер (Ohlshlager), мой командир, поздоровался со мной без всякого энтузиазма. Вяло пожал мне руку. У него распухшее лицо с глазами навыкате, как у лягушки. Я сразу почувствовал инстинктивную неприязнь к этому человеку.
В комнату вошел маленький лейтенант, выглядевший как школьник. Я представился; он понравился мне не больше старшего лейтенанта — очень заносчив. Я не знаю, почему у него нет никаких наград. Он похож на одного из тех, кто промочит штаны в первом же бою.
Эскадрилья, к которой я приписан, относится к резерву авиакрыла. Она состоит из двух звеньев и штаба. Новые пилоты назначаются сюда из тренировочных школ для того, чтобы окончательно усовершенствовать свои навыки перед тем, как отправиться в бой. Их направляют в боевые части по мере необходимости.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});