Читать интересную книгу Сова, которой нравилось сидеть на Цезаре - Мартин Уиндроу

Нам нравятся совы, потому что их тело расположено вертикально и у них легко распознать лицо. Голова у неясыти более округлая, чем у сипухи, а лицо отличается большей мягкостью и меньшим аристократизмом. У них крупные темные глаза, и в отличие от сипух глаза не разделены широкой вертикальной полосой гладких перьев. Вместо вдовьего треугольника из коротких, контрастных направленных вниз перьев на лбу у неясыти красуются великолепные брови. Мы автоматически воспринимаем короткий, крючковатый клюв за нос, а уголки рта скрываются широким треугольником бакенбардов.

Понаблюдайте за неясытью, и вы поймете, что легкие движения крохотных, плотных перышек, покрывающих ее лицо, делают внешность птицы гораздо более выразительной, чем застывшая маска-сердечко сипухи. Конечно, эти движения не имеют ничего общего с выражением эмоций в человеческом смысле слова, но на первый взгляд кажется именно так – точно так же мы часто видим собачью улыбку. Нахохлившись и распушив перья, превратившись в уютную буханку деревенского хлеба, неясыти выглядят очень мило. Пестрое коричнево-серое оперение производит более приятное впечатление, чем гладкие, блестящие перья сипухи. И, наконец, все утверждают, что из неясытей получаются замечательные домашние любимцы.

Немного помечтав о том, чтобы завести величественную (и, главное, чаще всего безмолвную!) сипуху, я все же принял решение. Я хочу иметь серую неясыть!

* * *

В Британии все дикие хищные птицы, их яйца и птенцы находятся под охраной закона. Я обсудил свои планы с Диком, и тот позвонил знающим людям, способным оформить все необходимые документы. Через какое-то время мне сообщили цену, за которую я могу зарезервировать первое яйцо в выводке серой неясыти в питомнике лицензированного заводчика диких птиц. Я согласился на условия и разместил заказ.

Этот шаг был очень важен. В неволе, где условия воспроизводят сытые годы обитания в дикой природе, большинство неясытей откладывают менее пяти яиц. Как и в дикой природе, птицы откладывают яйца с интервалом в два или более дней. Совенок, который выводится из первого яйца спустя примерно четыре недели, имеет серьезное преимущество перед остальными. Пару дней, а то и дольше он наслаждается безраздельным вниманием родителей и пищей. К тому моменту, когда выводятся остальные птенцы, он уже крупнее, сильнее и может энергичнее требовать еду. Его шансы на выживание значительно повышаются.

В дикой природе подобное внимание родителей особенно важно в те годы, когда дичи не хватает. Так появляется гарантия того, что хотя бы один сильный птенец выживет и сможет прокормить себя первой осенью и зимой. Совята неясыти выглядят очаровательно в отличие от довольно неприглядных птенцов сипухи, но в гнезде любого хищника всегда царит безжалостная конкуренция, и чаще всего один или несколько птенцов, вылупившихся позже, попросту погибают. Природа берет свое – аппетит птенцов насытить очень трудно. Бедолаги, которым не повезло в жизненной гонке, становятся пищей для более крепких братьев и сестер.

Говорят, что из первого яйца всегда выводится самка, потому что самки неясытей всегда крупнее самцов. Вопрос пола весьма проблематичен, поскольку определить пол совенка очень трудно – требуется весьма серьезный и неприятный для птицы осмотр специалиста или даже рентген. Как и у других птиц, у сов нет внешних половых органов. Если взрослая самка может весить на двадцать пять процентов больше самца, у молодых неясытей половых различий в размерах или окрасе практически нет. Хотя я решил считать свою неясыть самкой, убедиться в этом я смог лишь через пару лет по ее особому поведению. Но я не мог называть ее обезличенно, поэтому на протяжении всей книги буду называть ее самкой.

* * *

В начале апреля 1978 года мне сообщили, что «мое» яйцо отложено, извлечено из гнезда и помещено в инкубатор. Примерно через четыре недели я узнал, что птенец успешно вылупился, и за ним ухаживает маленький сын заводчика. В первые недели птенца нужно кормить из рук несколько раз в день, предлагая ему весьма неприглядный корм на кончике спички. Затем меня проинформировали, что мальчик спросил у отца, как ему назвать совенка, и отец предложил ему выбрать что-то такое, что ему очень нравится. Мальчик призадумался и решил назвать птицу Сэндвич-с-мармеладом.

И вот настал знаменательный день. Ярким солнечным субботним днем в конце мая я ехал в «Уотер-ферм», чтобы начать вторую главу моего увлечения совами. По пути я много размышлял. Внутренний голос твердил, что, возможно, я снова совершаю ошибку. Понимаю ли я, на что обрекаю себя – грязь, неудобство, сложности в социальной жизни и, быть может, очередное разочарование. Почему бы не проявить прагматизм и не признать, что мне не стоит иметь домашнего любимца? Обычно даже в самый мрачный день одного вида на Кент с Блюбелл-Хилл было достаточно, чтобы поднять мне настроение. Но в ту ясную, солнечную субботу я его даже не заметил.

Самое приятное в приездах на «Уотер-ферм» – это полное отсутствие удивления на твое появление. Здесь нет комитета по встрече гостей. Члены семьи встречаются друг с другом, когда им захочется. Все заняты собственными делами – кто-то пьет кофе под ивой возле пруда с утками, а кто-то занимается сельскими хлопотами, например, ухаживает за овцами в сарае. В какой-то момент на ферме наступает тишина. Умолкает старый трактор в поле. И это означает, что Дик решил оторваться от операции на открытом сердце какой-то ржавой развалины, списанной американской армией еще в 1945 году. Я всегда любил эти моменты, потому что у меня появлялась возможность отвлечься от собственных мыслей и присоединиться к человеческому разговору. В ту субботу меня тоже не встречали с фанфарами. Ничто не предвещало, что меня ожидает судьбоносное решение.

Я: Где она?

Дик: На кухне.

Дверь, ведущая на просторную крестьянскую кухню, была как обычно открыта, и я вошел в прохладное помещение. Уол наблюдал за мной со своей жердочки на шкафу, но никак не проявлял своего внимания. Я огляделся, ожидая увидеть очередную большую картонную коробку, из которой доносилось бы испуганное шипение и царапанье. Никаких звуков – никакой коробки.

На спинке освещенного солнцем стула, стоявшего у открытого окна, сидело нечто размером в двадцать сантиметров. Больше всего это существо напомнило мне плюшевого игрушечного пингвина со смешным клювом. Казалось, на нем вязаный свитер из бледно-серого пуха с коричневыми швами и большим капюшоном. Из отверстия в капюшоне на меня доверчиво смотрели большие, блестящие, черные глаза.

– Кви-и-ип, – тихо произнесло существо.

Очарованный, я подошел ближе. Существо моргнуло, прикрыв пушистые серые веки, а потом решительно прыгнуло мне на плечо. Мне показалось, что моей щеки коснулся большой, теплый одуванчик. Пахло от совенка как от маленького слепого котенка.

– Кви-и-ип, – тихо повторила маленькая птичка.

* * *

В воскресенье вечером мы вместе возвращались в Лондон. На этот раз я не стал просить Дика спутать лапки совенку. Я поклялся, что эта птица не будет знать пут и останется со мной по доброй воле – или покинет меня. Совенок отправился в путь в картонной коробке, но вскоре выбрался из нее и устроился на моем плече. Он абсолютно спокойно воспринял столь новую обстановку. На полпути домой совенок удобно устроился, иногда прихватывая клювом мое ухо, чтобы удержать равновесие.

Это была любовь с первого взгляда – в зрелом возрасте устоять перед ней невозможно. Эта любовь настигла меня в тридцать четыре года и была со мной целых пятнадцать лет.

Часть II

Совы – немного науки и фольклора

Если говорить об эволюции, моя серая неясыть имела более древнее происхождение, чем мы с вами. Если бы в ее плотно закрытом маленьком черепе было место для наблюдений и размышлений, она имела бы все права смотреть на человечество сверху вниз, видя в нас существ, неспособных к обучению.

Об эволюции птиц мы знаем гораздо меньше, чем о большинстве других видов животных. Хрупкие птичьи кости редко сохранялись в окаменелостях, а те, что дошли до нас, очень трудно идентифицировать. Считается, что птицы произошли от мелких рептилий в эпоху динозавров, хотя сам этот процесс до сих пор остается предметом научных споров. Древнейшим доказательством такой теории остается археоптерикс. Несколько хорошо сохранившихся окаменелостей этого вида были обнаружены в Германии в XIX веке. Эти кости относятся к позднему юрскому периоду, им около ста шестидесяти миллионов лет (тогда как динозаврам всего около девяноста пяти миллионов лет).

Археоптерикс был размером с ворону. Он имел череп рептилии с острыми зубами, но скелет его обладал признаками и рептилии, и птицы. Самое удивительное то, что это существо явно имело оперенные крылья, но в то же время и длинный хвост рептилии, покрытый перьями. (Самая современная находка – окаменелость размером с цыпленка, найденная в 90‑е годы ХХ века в Китае, – Xiaotingia. Это существо имело оперение на всех четырех конечностях и хвосте. Оно считается еще более древним, чем археоптерикс.) Но последующие изменения, которые и превратили этих существ в современных птиц (если они, конечно, имели место), остаются абсолютной загадкой, и от этого паззла мы сумели найти лишь очень малое количество фрагментов. Эволюция – это процесс с неизвестным количеством тупиков. Многие известные окаменелости принадлежат видам, которые исчезли, не оставив потомков.