Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нос Баджирона зашевелился, втягивая теплый аромат.
Оба уселись за столик. Даниэлла пододвинула к мужу кувшинчик янтарного меда.
— Хочешь меду, любимый?
Но Баджирон лишь слабо улыбнулся в ответ.
Даниэлла тщетно пыталась прочесть по его глазам, что случилось.
— Что, всего тысяча слов?
— Я должен кое-что сказать тебе, Даниэлла...
Она молча ждала продолжения. Баджирон потупился и глубоко вздохнул.
— С романом у меня неважно, — сказал он. — Даже хуже. Я сегодня написал сотню слов. И все — неправильные.
Он поднял голову и посмотрел на Даниэллу с тоской.
— Я старался, Даниэлла! Я набросился на этот роман точно так же, как на Стайка. Но граф не стал писаться сам. Стайк пронесся сквозь меня, как сумасшедший товарный поезд. А здесь... я словно уперся в каменную стену. Нет. В мокрую губку. Ни крушения, ни грохота, ни пожара. Ничего.
Он возвел глаза к потолку, так и не притронувшись к вафле.
— «Там, где ступила лапа хорька» — это прекрасное название, Даниэлла. Просто гениальное. Надо только чуть-чуть чего-то... и тогда я наконец вздохну свободно! Я больше не буду писателем для щенков. Я стану творцом! — Баджирон перевел дыхание. — Наконец-то я стану настоящим творцом!
Он снова вздохнул.
— Да что там говорить... Все равно я понятия не имею, что происходит с графом Урбеном де Ротскитом. Имя его мне нравится. Но, видишь ли, мне не нравится он сам. Он приходит из какого-то другого мира, смотрит на меня поверх усов и шипит: «Ты не достоин писать мою историю». Он затыкает мне рот!
Голос Баджирона внезапно зазвенел угрозой, как будто строптивый граф мог его слышать:
— Если я в ближайшее же время не заставлю этого хорька сдвинуться с места, если мне еще придется корпеть над бумагой и выпрашивать у него слова... тогда клянусь, Даниэлла, с ним случится нечто очень, очень странное!
Даниэлла не знала, что сказать. «Почему моя книга стала для меня таким прекрасным приключением, а милому Баджирону его большой роман причиняет такую боль?» — подумала она. Но найти резонный ответ на этот вопрос она не успела: часы пробили тринадцать раз.
— Тебе пора бежать, — упавшим голосом промолвил Баджирон.
— Я сегодня останусь дома. Баджирон ушам своим не поверил.
— Чепуха! — воскликнул он. — Спасибо, что выслушала меня. Когда ты вернешься, у меня уже будет готова целая большая глава. И граф будет ходить по струнке при полном параде!
Но Даниэлла даже не шевельнулась.
— Я еще никогда не видела тебя таким расстроенным, Баджи. Почему ты не хочешь, чтобы я осталась? Ты бы пошел работать, а я бы попозже принесла тебе апельсинового сока, вкусного, холодненького. Наверно, мне и вправду лучше остаться.
— Нет, — возразил он. — Не нужно. Я очень рад, что ты это предложила... И, если бы все действительно было так плохо, я бы сам попросил тебя остаться. Честно, попросил бы. Но я — профессиональный писатель. Я не какая-нибудь пешка в лапах своих персонажей. Как только ты выйдешь за дверь, я призову этого месье графа к ответу!
Даниэлла улыбнулась, но не сдвинулась с места.
— Я его не обижу, Даниэлла, но я буду непреклонен. Вот увидишь. Иди на работу. А не то сидеть нам в следующую среду без вафель. Это уже будет настоящая катастрофа!
Даниэлла рассмеялась и поднялась из-за стола.
— Наконец-то! — Она наклонилась и нежно поцеловала мужа. — Вот это — голос настоящего Баджи. Никогда не сдавайся!
Она сняла сумку с крючка за дверью.
— До вечера! И не будь слишком суров к бедняжке графу!
Глава 10
Золотом на белизне сверкали буквы, выбитые рельефным тиснением у верхнего обреза страницы: «Книги для щенков: отдел Издательского дома "Хорек"».
Письмо начиналось так: «Дорогой Хорек Баджирон».
И вот что говорилось в нем дальше:
«Сотрудники Издательского дома «Хорек» с глубочайшим удовольствием берут на себя обязанность известить вас о том, что ваш рассказ «Колибри Стайк» мы нашли очаровательным. Не часто нам выпадает счастье встретить в книге для юных щенков столько изящества и прелести при сюжете, исполненном такого благородства.
К настоящему письму прилагается проект издательского контракта. В свете той заслуженной популярности, которую принесла вам книга «Лапа — раз, лапа — два...», мы весьма заинтересованы в том, чтобы упомянутый рассказ был опубликован в нашем издательстве. В связи с этим мы взяли на себя смелость превысить стандартные размеры аванса и поднять процент авторских отчислений с тиража.
Искренне надеемся, что при рассмотрении вопроса о предоставлении авторских прав на публикацию вы примете наше предложение к сведению в первую очередь. Впрочем, мы ни в коей мере не желаем вас стеснять, и если вы сочтете нужным направить рукопись другим издателям, то просим вас лишь оставить за нами возможность предложить условия более выгодные.
С глубокой благодарностью за проявленное внимание, ваши покорные слуги...»
Спотыкаясь, Баджирон спустился по лестнице и молча вошел на кухню. Даниэлла приняла письмо из его лапы, застывшей на весу.
Она прочитала его вслух, от начала и до конца. Затем она взглянула на приложенный контракт и увидела, что сумма аванса во много раз превосходит те скромные сбережения, что им удалось накопить за всю жизнь.
— Баджи, по-моему... — потрясенно пробормотала она. — По-моему...
Она вложила письмо обратно в его оцепеневшую лапу. Под тяжестью бумажного листка Баджирон начал медленно заваливаться на спину. Даниэлла посмотрела на него и тоже упала в обморок.
Часы пробили шестнадцать раз, после чего в кухне воцарилась тишина.
Глава 11
В пяти килолапах к западу от Прыг-Вбока (Монтана), на открытом нагорье раскинулся просторный дом — к востоку от горного кряжа, к югу от речки. А вокруг со всех сторон плавно вздымались и опадали невысокие холмы, переливающиеся всеми красками летних трав, словно искристое мелководье под солнцем.
— Кто бы мог подумать, — спрашивали они друг друга, — что уединение — это так прекрасно?
Благодаря издательскому авансу и большим надеждам на успех «Колибри Стайка» чета хорьков смогла переехать из тесной квартирки в края, где юный Баджи провел самое удивительное в своей жизни лето.
Здесь, под величавой сенью гор и в шелестящем море трав, писатель Хорек Баджирон намеревался начать новую жизнь с Даниэллой и наконец-то завершить свой эпический роман. В этом убежище он надежно защищен от всяких стрессов, и ничто не помешает ему в конце концов отыскать и обуздать норовистую музу.
В ясные дни с веранды виднелись далеко в низине ворота их усадьбы. За те несколько месяцев, что Баджирон и Даниэлла прожили здесь, покоя их ни разу не нарушил шум машин, и ни единого зверя не попалось им на глаза, не считая их доброго друга хорьскаута Слима, по утрам проезжавшего мимо на карликовом коньке.
Соседями их были теперь только шепоты солнечного света днем и лунного — ночью, да еще — шорох тополей на ветру. Толстым, пушистым, теплым шарфом их окутывала безмятежность.
Дни этого драгоценного покоя они заполняли мирными беседами и долгими прогулками. Баджирон учил Даниэллу заботиться о лошадках, которых звали Пылька и Везунчик, учил взнуздывать и седлать их. Даниэлла полюбила такую жизнь, и почти каждое утро они с Баджироном ездили верхом.
Но, несмотря на все перемены и нежданно обретенный комфорт, они не забывали и о том, чему когда-то научили их родители и воспитатели: чем больше мы получаем подарков, тем больше должны отдавать в дар другим существам.
Книга его стала бестселлером и заняла высокое место в рейтинге книг для щенков. Но пять вечеров в неделю Хорек Баджирон исправно проводил в кабинете на втором этаже, который оборудовал специально для работы над своим эпическим романом. Перо и керосиновую лампу он теперь не убирал: они всегда оставались на столе.
Каким прекрасным подарком всему миру хорьков станет его роман, если он все-таки сумеет его закончить!
Но муза не появлялась. Баджирону никак не удавалось привлечь ее к самому важному делу своей жизни.
Хуже того, со временем он обнаружил, что его преследует какая-то зловредная антимуза, беспрестанно нашептывающая ему, какое он ничтожество, как плохо он пишет и до чего же глупо надеяться, что книга его когда-нибудь сможет почтить своим присутствием полки библиотек или хотя бы тумбочки интеллектуалов, образованных и утонченных обладателей изысканного вкуса, что обитали в покинутом им большом городе.
Теперь в его кабинете мерцал широким экраном новенький компьютер. В нем Баджирон хранил прозу жизни: деловую переписку, интервью, копию рассказа о Стайке, письма родным и друзьям.
- Тревоги души - Семен Юшкевич - Детская проза
- Зеленая птица - Народное творчество - Детская проза
- Аль Багум - Народное творчесто - Детская проза
- Свет. Начало - Анастасия Каляндра - Детская проза / Прочее / Справочники
- Трудно быть добрым. Истории вещей, людей и зверей - Людмила Евгеньевна Улицкая - Детская проза / Прочее