ответный кивок. Боец явно знал Быстрова.
Стоило переступить порог, как сразу повеяло до боли родным. Почти как в ОВД, в котором я служил, разве что с поправкой на время.
Как же мне всё это знакомо! Почти как дома!
Сразу за дверями начинался длинный и гулкий коридор, от которого по обеим сторонам отходили помещения. На дверях висели таблички, изготовленные в разное время и потому отличавшиеся как формой, так и материалом, и цветом.
Первым нас встретил дежурный.
Он сидел за длинным канцелярским столом, на суконном покрывале которого стоял телефонный аппарат. Перед дежурным лежала раскрытая амбарная книга с линованными страницами – видимо, какой-то журнал: то ли посещений, то ли происшествий.
А вот «обезьянника» я пока не приметил, но учреждение, подобное губрозыску, не может обойтись без чего-то в этом роде. Наверное, он находится где-то в глубине коридора, а то и вовсе в подвале. Я видел зарешечённые оконца на уровне чуть выше земли – значит, тут есть и цокольный этаж.
Мы поднялись на второй этаж по широкой мраморной лестнице, покрытой красной, стоптанной тысячами подошв ботинок и сапог дорожке.
Тут был не менее длинный и гулкий коридор, правда, в отличие от первого этажа возле почти каждой двери имелись сколоченные из досок лавочки, и ни одна из них не пустовала.
Периодически двери распахивались, кого-то выпускали, кого-то наоборот запускали.
Навстречу конвой, моряка (как их сейчас называют – краснофлотцами?) и, судя по надписи на петлице, пришитой к воротнику рубах, бойца ЧОН, провёл угрюмого лохматого мужика с такой физиономией, что сам Ломброзо мог бы использовать его в качестве доказательства своей теории о морфологических признаках, присущих преступникам.
Уж на что мне было не привыкать, но от этого типа веяло такой угрозой, что она чувствовалась на расстоянии в несколько шагов. – Что, поймали-таки Федьку Коваля? – обрадованно произнёс крепыш, когда конвойные поравнялись с нами.
Матрос удовлетворённо кивнул.
– Да уж, пришлось за ним побегать.
– А что он такого совершил? – не выдержал я и получил в ответ немой вопрос сразу в четырёх парах обращённых на меня глаз.
– Быстров, ты что? – первым опомнился кожаный. – Это же Федька Коваль, старообрядец. Он живьём три десятка человек замуровал, включая жену и дочерей.
– Вот урод, – не выдержал я.
Федька отвёл взгляд. Кажется, ненависть в моём голосе подействовала на него.
– Ты его ко мне отведи, – продолжил кожаный. – Я сам его допрошу вместе со следователем.
– Сделаем, – пообещал матрос.
Процессия продолжила движение, ну а мы подошли к двери, на которой висела табличка «Оперчасть губроз». А что – прикольно звучит!
– Ты к себе иди, – велел кожаный, – а я к следователю заскочу. Вопросы есть?
– Есть, – признался я. – Чем заниматься в первую очередь?
– Я же сказал – пока бумагами. Сводки почитай, дела прошей – ну сам знаешь. И не боись – не забудем. Как только нужда в тебе возникнет, сразу подключу. Понял?
– Понял, – вздохнул я и толкнул незапертую дверь.
Она отворилась со скрипом давно несмазанных петель.
Ну, здравствуй, новая – старая работа! Как я по тебе соскучился!
Глава 5
Я вошёл в кабинет и, поскольку, кроме меня, больше в нём никого не было (как там сказал товарищ в кожанке – уехали какого-то Левашова брать?), стал осматривать помещение.
В жизни не скажешь, что это «штаб-квартира» оперсостава – на вид что-то среднее между учительской в школе и конторой средней руки.
В глаза сразу бросились письменные столы: их было пять штук и все разные. Значит, набирали по принципу «с бору по сосенке».
Какой же из них мой? Я попробовал обратиться к внутренней памяти Быстрова, но в душе ничего не ёкнуло.
Ладно, пойдём от обратного. Если уж я оказался в теле оперативника двадцатых годов прошлого века, наверняка, именно Егор Быстров был выбран не случайно. Что-то нас роднило, и не только одинаковые имя и отчество.
Какой стол выбрал бы я, Георгий Победин?
Этот? Нет, слишком близко к окну с плохо законопаченной рамой – сквозит из каждой щели! Терпеть не могу сквозняков и вряд ли бы выбрал этот стол.
Забраковав ещё два, остановил выбор на расположенном в углу письменном столе, который частично перекрывался массивным сейфом или, как иногда говорят, несгораемым шкафом.
Терпеть не могу оставаться на виду. Если мы с Жорой (хм) Быстровым чем-то близки, наверняка это его рабочее место.
Поверх столешницы лежало стекло – этот факт вдруг вызвал у меня приступ веселья: точно такое же было у меня дома во времена детства. Под стеклом я держал всякие полезные бумажки: формулы, правила русского языка, телефоны друзей и прочие нужные вещи, которые не всегда помещаются в памяти.
Даже если я ошибся, всё равно этот стол будет моим!
На столешнице не было ничего, кроме настольной лампы с медным абажуром, высохшей чернильницы и гранёного стакана, в котором, как три тополя на Плющихе, стояли три пера «Рондо» с деревянными ручками.
Я снова испытал приступ ностальгии, вспомнив, как когда-то ходил на почту и ко-рябал точно таким же пером тексты отправляемых родителям телеграмм.
В школе класса до восьмого мы тоже писали перьевыми ручками – они были нескольких типов: с пипетками на конце или поршневого типа. Когда заканчивались чернила, просили соседей по парте капнуть на бумажку, а потом засасывали или закачивали тёмно-синюю густую жидкость внутрь ручки.
Как я ни старался, всё равно вечно пачкал руки, а порой и манжеты на рукавах рубашек.
А вот цвет школьной формы прекрасно маскировал случайно пролитые чернила.
Так, хватит предаваться воспоминаниям.
Начальство, а товарищ в кожанке вряд ли был из рядового состава, приказало ознакомиться со сводками. Где бы их взять?
Логично предположить, что у дежурного.
Я покинул кабинет (кстати, непорядок, что он не запирается – нас бы за такое в моё время расстреляли бы через повешение), спустился на первый этаж и забрал у дежурного целую кипу макулатуры.
Посмотрим, как тут поставлено внутриведомственное информирование.
Принёс в кабинет, положил на стол перед собой, включил настольную лампу – слава богу, что электричество не отключили, и углубился в чтение.
Материалов действительно было много, и по мере их изучения картинка складывалась нерадостная.
«Информационно-Инструкторский подотдел Отдела Управления Губисполкома предлагает выяснить личности Дарьинской милиции путем точного заполнения анкет, а также выяснить на месте и должность и отношение к населению, так как крестьяне определенно заявляют, что милиция в большинстве состоит из бандитов…»
Господи, неужели ничего не меняется, даже спустя сто лет… У нас в соседнем ОВД так целый отдел закрыли – мужики мутили темы не хуже бандитских.
«20 июня сего года в дом гражданина деревни Михайловки Андреевской волости Якова Прокопенко в 7 часов утра ворвались бандиты с требованием денег. Не получив требуемого,