Читать интересную книгу Загадка Красной вдовы - Джон Карр

Не теряя времени, Изабелла задала следующий вопрос:

– Я хочу знать, есть ли, по вашему мнению, во «вдовьей комнате» что-нибудь представляющее опасность?

– Как вам сказать… – Г. М. потер лысую голову. – Вы имеете в виду опасность из прошлого? Отравленная ловушка или игла? Нет, мэм, по-моему, ничего такого в той комнате нет.

С той стороны комнаты, где находился Мантлинг, послышалось довольное ворчание. Терлейн успел заметить, что бледная тень удовлетворения мелькнула и на лице женщины; но она продолжила расспросы с мягкой настойчивостью, от которой не было защиты. Она даже шею вперед вытянула.

– Но вы, конечно, не будете отрицать, – сказала она, – что четыре человека, оставшиеся одни в той комнате, умерли насильственной смертью, и причины ее мы не знаем.

– Забавно, – задумчиво протянул Г. М. Его маленькие острые глазки впились в Изабеллу. – В вашем последнем предложении одно слово интересует меня больше остальных. «Одни». Вот ключевое слово! В нем вся соль, и, черт меня побери, я хочу доискаться, в чем тут дело. Если принять за факт, что они действительно умерли насильственной смертью, почему каждый из них умер именно в тот момент, когда остался один? Иными словами, была ли комната менее опасной, если в ней в течение более чем двух часов находилось, скажем, трое или четверо человек?

– Я могу ответить, – вмешался Мантлинг. – Если в комнате находилось больше одного человека, она была безопасней воскресной школы. Факт! Это было проверено еще моим дедом. Дед с французиком – с тем самым, который умер в той комнате, – провели там много часов. И ничего не случилось. Но вот лягушатник остался в комнате один, и… немного времени прошло, и он сыграл в ящик.

– Понятно, – безразлично сказал Г. М., который будто и не ожидал иного поворота событий, и тем же тоном добавил: – Кстати, мэм, вы, случайно, не знаете, как звали того француза?

– Француза?

– Да. Как звали француза, приехавшего к лорду Мантлингу по делу и умершего во «вдовьей комнате»?

В первый раз выражение ее водянистых глаз изменилось; она сощурилась, и выглядело это странно, будто у нее совсем не было век.

– Не знаю. Правда, не знаю. Может, Гай помнит. Это важно?

– Видите ли, он ведь там умер, – расплывчато объяснил Г. М. – Так, что у нас дальше?.. Ах да. Мантлинг, вы вроде говорили мне, что сегодня среди гостей будет еще один француз – а?

– А, вы имеете в виду Равеля, – сказал Мантлинг. – Да, а что? Равель, по-моему, приличный парень. Когда я первый раз его увидел, я удивился: француз – и блондин… Бренди хотите? – Он отвернулся к стене, под прикрытием своей широкой спины нацедил почти полный стакан. Протянул его Мерривейлу и, с любопытством глядя на него, повторил: – А что?

– Да нет, это я так, из любопытства. Кстати, а он не предлагал вам продать ему что-либо из мебели в той комнате?

Взгляд Мантлинга остановился.

– Как вы догадались? – Он был потрясен. – Ловко, черт меня возьми! Ловко… верно, Джордж? Я имею в виду, не каждый бы смог догадаться о подобной вещи через пять минут после прихода. Да, действительно, он хотел купить кое-что.

– Понятно. Я просто размышлял. Какую-то конкретную вещь?

– Н-нет, не совсем. Он сказал, что просто посмотрит, что там есть, и, может быть, я захочу что-нибудь продать… Погодите-ка! Кажется, он упоминал стол… или кресло? В общем, что-то он упоминал.

– Лучше было бы, – сухо сказала Изабелла, – продать их Музею мадам Тюссо.

Теперь ее голос скреб слух, как наждачная бумага. Один Г. М. остался невозмутимым. Он сидел, облокотившись о стол, скрестив руки на своем необъятном брюхе, и равномерно – раз в секунду – моргал.

– Ага. Я об этом тоже думал, мэм. Кстати, в Музее мадам Тюссо имеется настоящий гильотинный нож… Но оставим это на время… Мэм, я хочу задать вам вопрос о вашей племяннице… Джудит, верно? Как вы считаете, почему ей не позволили присутствовать на сегодняшнем представлении?

Изабелла кивнула, и на ее лице мелькнуло удовлетворение, пробившееся даже несмотря на ее всегдашнюю сдержанность.

– Умно придумано. Я думаю, вы догадываетесь, почему ее нет сегодня здесь. Я скажу вам то, что мой племянник никогда бы не сказал – не хватило бы мужества. Она не была допущена потому, что, возможно, рассказала бы все своему жениху, доктору Арнольду.

– Я слышал о нем, – проворчал Г. М. и с мрачным видом кивнул. – Врач-психиатр? Так я и думал. Ну? И что из этого?

Мантлинг посерел – только очки поблескивали. Нежданная помощь пришла со стороны молчавшего доселе Бендера. Он что-то невнятно пробормотал и суетливо бросился к Изабелле Бриксгем, будто пытаясь остановить ее; Г. М. не торопясь поднял свою большую руку и без спешки и напряжения ухватил Бендера за левый отворот пиджака, пригвоздив его к месту.

– Полегче, сынок, – спокойно сказал Г. М. – Смотри, куда идешь. Еще немного, и ты споткнулся бы о тот шнур от лампы и влетел прямехонько в книжный шкаф… Итак, мэм? Что бы изменилось, если бы о сегодняшнем действе узнал доктор Арнольд?

– Он бы предотвратил то, что не сумела предотвратить даже полиция. Возможно, он пошел бы на крайние меры. А мы не можем допустить скандала. – Изабелла подбирала слова с тщанием женщины, ищущей спелое яблоко в большой корзине с фруктами. Она улыбнулась. – Понимаете, кажется, кто-то из обитателей этого дома – сумасшедший.

Самым противным было то, что ее голос ни разу не сбился с ровного, приятного тона. Возникла долгая липкая пауза, а затем разразился гром.

– Ложь, бессовестная ложь! – заревел Мантлинг.

– Выслушайте меня, пожалуйста, – тем же полуофициальным тоном продолжила его тетка. – А ты, Алан, будь добр, не мешай мне говорить. Я понимаю, что заявлять в полицию из-за собаки и попугая – глупо. Никто не воспримет всерьез заявление, касающееся простых домашних любимцев. – Она глубоко вздохнула. – Неделю назад кто-то задушил моего попугая. Ему свернули шею. Бедного Билли задушили; это звучит абсурдно, не правда ли? Вы, мужчины, не любите попугаев. Но вы же любите собак? У Джудит был фокстерьер. Лично мне он не нравился, но он был… тихим существом, и он не путался под ногами. Он исчез. Джудит решила, что он убежал и потерялся; она до сих пор так думает. Я обнаружила его в мусорном ведре – не стану описывать, в каком виде. Видимо, его били каким-то острым тяжелым орудием.

Изабелла помялась, будто пытаясь заглушить неконтролируемую дрожь в коленях. К ней со стулом в руках и нарочито избегая лампового шнура направился Бендер. Где-то на полдороге он метнул косой взгляд в сторону Г. М. Изабелла раздраженно сказала:

– Со мной все нормально. Все хорошо. – Но вдруг посреди фразы она (неслыханное дело!) неожиданно закашлялась и побледнела. – Пожалуйста, оставьте меня в покое, – продолжила она, выдергивая запястье из руки Бендера. – Я отлично себя чувствую, и я еще не все сказала. Если бы Алан хотел быть с вами честным, он бы упомянул о наследственном недуге. Он бы сказал, что Чарльз Бриксгем – тот, что привез жену из Франции и умер во «Вдовьей комнате» в 1803-м, – сошел с ума задолго до своей смерти. Сейчас бы его назвали социально опасным сумасшедшим. Он потерял рассудок при ужасных обстоятельствах. Алан должен был рассказать при каких. Не важно. Теперь это сделает Гай.

Она деревянным жестом подняла обе руки. Затем их будто покинула жесткость, и они безвольно упали на колени.

– Это не просто мои подозрения. Говорю вам: болезнь нашла очередную жертву. Вы можете отмахнуться от задушенного попугая. Вы можете отмахнуться даже от искромсанной на куски собаки. Я не могу. Поэтому я говорю вам: сегодня вы предоставите безумцу исключительную возможность для охоты за… дичью покрупнее.

– Предоставим возможность, – повторил Г. М. – Каким образом?

– Не знаю, – ответила Изабелла. – И именно поэтому мне так страшно.

Все молчали. Тишину нарушали только тяжелое дыхание Мантлинга да позвякивание стекла в серванте. Скосив глаза на звук, Терлейн заметил большую, покрытую веснушками и рыжим волосом руку, облапившую горлышко бутылки. Изабелла встала.

– Ральф, дайте руку, – обратилась она к Бендеру и с холодной, почти неприятной вежливостью добавила: – У меня нет никакого желания изображать из себя каркающую ворону, сэр Генри. Но я вас предупредила. Жду вас в гостиной.

Как только за ними закрылась дверь, Г. М. с недовольным шипением вылез из-за стола, переваливаясь, добрался до противоположной стены комнаты и дернул за шнур звонка. Через полминуты он уже давал указания Шортеру:

– Позовите сюда Гая Бриксгема и француза по имени Равель. Предупредите, что их ждут немедленно. Скорее. – Затем он повернулся и подмигнул Мантлингу: – Темное дело, сынок. Очень темное. Почему вы умолчали о попугае и собаке?

Когда Мантлинг заговорил, Терлейн подумал, что как-то слышал подобные звуки – так звучит пробитый барабан.

– Но я ничего не знал о Фитце, черт бы его побрал, – сказал он бесцветным, вызывающим жалость голосом и махнул рукой. – Бедняга Фитц! Господи боже, это просто ужасно. Я имею в виду старуху Изабеллу. Как вы думаете, она в своем?..