Читать интересную книгу Один на один - Полина Каминская

– Доброе утречко! – ласково поздоровался он с Шестаковым. Необычность поведения Витька в сочетании с бессонной ночью дала такую гремучую смесь, что Миша чуть не взорвался. Он было открыл рот, чтобы сообщить Витьку все, что он думает об этом утре, но не смог произнести ни слова.

Перед Гмызой лежал большой шмат сала. Как раз в этот момент из кармана оставленной Профессором штормовки появилась мордочка Матильды. Она опасливо поводила носом, взяла протянутый ей Гмызой кусочек и снова скрылась в «кенгурятнике».

– А говорил – сала не ест! – удовлетворенно заметил Витек, прибавив к этому ласковый, но совершенно непечатный эпитет в адрес Матильды.

Глава третья

Сокровища мадам Петуховой

До конца недели Шестаков успел четыре раза крупно поссориться с Гмызой, один раз – с Толиком и раз пятьсот, по-мелочи, – с СССР. Отпраздновав чудесное возвращение Матильды, Савелий Сергеевич с ходу включился в работу. За три дня он совершенно освоился в метро, бесстрашно шныряя по всем углам и расставляя хитроумные ловушки. Появлялся СССР обычно около шести вечера и сразу садился пить чай с уборщицами. И хотя темой его разговоров были исключительно крысы, женщины слушали Савелия Сергеевича развесив уши.

В пятницу вечером в подсобке разгорелась жаркая дискуссия. СССР как раз рассказывал о шиншиллах, утверждая, что шуба, сшитая из шкурок этих, по его словам, милейших животных, стоит столько же, сколько хороший автомобиль.

– Подержанный? – деловито уточнял Витек.

– Новый! Новый «Мерседес»! – Профессор окинул слушателей сияющим взглядом, наслаждаясь произведенным эффектом.

– Да это сколько ж этих шишиллов на шубу нужно? – поинтересовалась, наверное, на всякий случай, Тамара Сергеевна.

– Специалисты называют разные цифры. От ста пятидесяти до трехсот.

Все помолчали минуту, видимо, представляя себе ораву из трехсот крыс, а потом разом заговорили:

– Да на хрена такая шуба нужна! Лучше машину взять!

– Это все капиталисты выпендриваются!

– Сергеич, а какого они цвета?

– А я б купила! Были б деньги. С большими деньгами на все по-другому смотришь!

– Слушай, – сердито спросил Миша Толика, – он что, на посиделки сюда приходит? Как ни посмотрю – все лясы точит. А толку от него – никакого.

– Как – никакого? – За своего обожаемого Профессора Мухин был готов перегрызть горло любому. – Много ты понимаешь! Человек по науке все делает!

– То-то я и вижу, что твоя наука нам еще ни одной крысы не поймала!

– Дурак ты, – снисходительно бросил Толик. И тут же заученным тоном прилежного ученика процитировал – Серая крыса, она же пасюк, отличается крайней осторожностью. Поэтому к приманке ее надо приучать постепенно. А именно: 6–7 суток к ненастороженным ловушкам и не менее 10–12 суток – к настороженным.

– Тьфу, зануда, – только и смог ответить Миша.

Он послушал еще минут пять, как взрослые люди всерьез спорили, брать ли новый «Мерседес» или все-таки шубу из шиншиллы, – как будто и то и другое находилось в соседней комнате и ждало их выбора. Любит, любит наш народ примерить на себя красивую сказку…

– …А с другой стороны, мороки с этой шубой… – задумчиво говорила Тамара Сергеевна, – ни на попе с горки не скатишься, ни в гардеробе не оставишь…

– Опять же – моль… – подхватил ее мысль машинист Ермолаев.

Шестакову вся эта беспочвенная дискуссия окончательно надоела. Он пожал руку Толику, поймал взгляд СССР, молча кивнул ему, прощаясь, и вышел.

Непривычное ощущение праздности охватило Мишу. Ну действительно, когда в последний раз он оказывался свободен в семь часов вечера? «Пойду-ка я просто прогуляюсь», – решил он и двинулся к эскалаторам.

Наверху еще светило солнышко, радостно горланили птицы и нетрезвые продавцы сосисок и колготок.

«Пивка, – решил Шестаков, – отдыхать так отдыхать».

У первого же ларька его громко окликнули:

– Рэмбо! Трам-там-там-там-там-там! – Сложный оборот, составленный исключительно из ненормативной лексики, должен был означать немереную радость и удивление. – На ловца и зверь бежит!

– Нашел зверя, – нелюбезно отозвался Миша. Здоровенный парняга по кличке Штука был ему хорошо знаком еще по прежней работе, но Шестаков никогда не допускал фамильярностей в общении «а-ля Глеб Жеглов». – Чего тебе, Фролов?

– Так тебя ж Носатая ищет!

Пришла очередь удивляться Шестакову.

– Меня? Зачем это? Я уж почти полгода как не мент.

– Не знаю, Шестаков, не знаю, может, у нее какой личный интерес к тебе? – Штука двусмысленно подмигнул, но почему-то обоими глазами.

– Да иди ты… – Миша снова повернулся к ларьку.

– Я серьезно, Рэмбо, – голос Фролова стал умоляющим, – она всем сказала: увидите, скажите, что он мне нужен!

Миша с наслаждением отпил, не отрываясь, почти полбутылки пива и сразу подобрел.

– Охрану, что ли, набирает? Так не пойду я к ней…

– Не, с охраной у Носатой все нормально.

– Хм, ну, тогда, наверное, замуж позовет, не иначе.

Штука довольно заржал и тут же засуетился:

– Ну что, двинулись?

– Прямо сейчас? – Встреча с местной бандершей, прямо скажем, не входила в планы Мишиного отдыха. Он уже пожалел, что разговорился с Фроловым.

– Пошли, Рэмбо, я только что ее машину около конторы видел.

– Не егози, – сурово одернул его Шестаков. – У вас что, премия положена за мою доставку?

– Да ладно тебе. Она сказала: очень нужен. А мое дело – передать.

Танька Петухова, она же Носатая, как раз выходила из конторы – обыкновенного ларька, но без окон и с официальной табличкой «ТОО АФРИКА».

– Привет, – бросила она Шестакову, ничуть не удивившись, – садись в машину.

В принципе из нее могла бы получиться очень стильная дама, учитывая идеальную фигуру и родителей-академиков. Но… Карьеру фотомодели Татьяне перечеркнул лет двадцать назад дворовый пес Марс. То ли играя, то ли разозлившись на приставучих детей, он цапнул за нос ближайшего к нему. Этим ближайшим оказалась Танька. С тех самых пор неровный розоватый шрам стал чуть ли не ее визитной карточкой. Ничьи уговоры – ни родителей, ни друзей, ни обоих мужей – не заставили ее сделать пластическую операцию. Ей нравилось быть Носатой. И вообще, с младенчества девизом Танькиной жизни было: «Не как все!» Татьяна на окружающих производила убийственное впечатление. От цвета ее нарядов сводило скулы даже у бесчувственных грузчиков овощных магазинов. Лексикон – как у доктора филологии, отсидевшего лет пятнадцать в колонии строгого режима. По городу Носатая разъезжала в «БМВ» неуловимо-поганого оттенка, который Валерка Дрягин, увидев однажды, охарактеризовал как «цвет бедра ошпаренной нимфы».

– Ты ел? – буднично спросила она, словно жена, припозднившаяся с работы. – Ужинать будешь?

– Буду, – в тон ей ответил Шестаков. «Ну-ну. Посмотрим. С вопросами пока подождем. Пусть Татьяна сама разыгрывает свои козыри».

Ему пришлось больше часа покататься с Носатой по окрестностям. Они заехали в ларьки на «Площади Мужества» и «Академической», посетили большой магазин хозтоваров на Гражданском проспекте (оттуда Татьяна вышла разъяренная и даже пнула носком изящной туфельки чью-то «девятку») и ненадолго притормозили около развала «секонд-хэнда» на проспекте Науки. У Шестакова закралась неприятная мыслишка, что Танька не столько занимается своими делами, сколько демонстрирует его своим приближенным. «Не иначе, в охрану к себе позовет. Соврал, значит, Штука». Когда они наконец сели за стол в небольшом ресторанчике, Миша напрямик спросил:

– Ну что, всем меня засветила?

– Фу, Рэмбо, что за жаргон? – Татьяна наморщила нос. Из-за шрама это у нее получилось жутковато. – Просто ты должен понимать, что правильно проведенная рекламная кампания – это восемьдесят процентов успеха.

– Начало интересное. И что же продаем?

– Слушай, давай вначале поедим? У меня уже голова от голода кружится.

– Угощаешь?

– Спрашиваешь! Небось подсобным рабочим ресторан не по карману?

– Так ты и это знаешь?

– Конечно.

– Тогда я не понимаю, зачем шухер разводить?

– Какой шухер?

– С поисками. Штука у меня чуть на рукаве не висел: «…Носатая тебя ищет…» – Миша намеренно провоцировал Петухову. – Ты бы еще в газетах объявление дала: «Срочно хочу Рэмбо!»

– Ты спошлил или мне показалось? – спокойно поинтересовалась Танька, оторвавшись от салата.

– Прости. Показалось.

Они помолчали немного, занимаясь едой. Первый раунд, по всем статьям, остался за Носатой. Шестаков, однако, не унимался и через некоторое время, проследив, как его дама лихо хлопнула третью рюмку, вслух удивился:

– Ты что – все ГАИ скупила?

– Рэмбо, ты наивен, как дитя. На эту прорву никаких денег не хватит. Неужели ты считаешь, мне некого посадить за руль?

Мише почему-то почудилась в этих словах горькая жалоба. Действительно: «посадить за руль» это немного не то, что «отвезти домой». Он испугался, что разговор сейчас скатится в скучнейшее бабское болото, и, уводя разговор в сторону, предложил: