Последние слова относились к маленькой фигурке, вышедшей из спальни. За фигуркой по полу волочилось одеяло. Алина включила свет, и пятилетний Вовка сердито заморгал, словно потревоженный совенок.
— А, явились! — сонно, но очень грозно сказал он. — Мама, ты же говорила, что сегодня выходная!
— Ну да. Выходная. Вот она и вышла, — пояснила Алина, с трудом подавив зевок. Вовка мрачно посмотрел на нее, потом внезапно оживился.
— Слушай, тетя Аля, а ты пойдешь ко мне в гарем?
Женька закашлялась. Алина с интересом посмотрела на маленькое сонное лицо.
— А зачем тебе гарем?
— Чтобы был, — резонно заявил Вовка и плотнее закутался в одеяло. — Ну? Я тебя любимой женой запишу! Со скольки там лет гарем разрешается?
— В России с восемнадцати.
— Плохо, — искренне огорчился Вовка. — Долго ждать. Ну, ладно. Все равно я тебя запишу. Это сколько, получается, тебе будет… — он задумался, но тут же покладисто махнул рукой. — Ничего! Я люблю пожилых женщин!
Алина захохотала, повалившись на банкетку, стоявшую в коридоре, и разметав полы незастегнутого пальто. Женька покраснела и строго посмотрела на сына.
— Вова, и тебе не стыдно говорить такое тете Але?!
— Не стыдно! — отозвался Вовка, повернулся и, величественно путаясь в одеяле, направился обратно в спальню. — Да и на «тетю» она не тянет. Она сама мне так сказала.
— А почему любимой-то женой, Вовка? — проговорила Алина сквозь смех. — А как же твоя Райка, из подготовительной?! Ты ж на ней жениться собирался!
— Так она второй будет женой. Дура она — какая из нее первая?! — отозвался Вовка из спальни. — А ты в «дартс» хорошо играешь! Да и ноги у тебя ничего!
Алина зашлась в новом приступе хохота. Женька возмущенно посмотрела на нее.
— Нет, ты слышала, а?! Ну и молодежь пошла! Пять лет пацану, а он уже на женские ноги смотрит! Я ему устрою гарем! Опять насмотрелся чего-то! Господи, вот что значит, мужика в семье нет! Эх, — она снова взглянула на себя в зеркало, — найти бы хоть какого-то! Уж плевать, как выглядит, лишь бы характер был хороший и руки бы не распускал!
— Прям уж и плевать?!
— Мне тридцать два, Аля. Уже, считай, старуха. Так что я теперь очень неприхотливая! Лишь бы не голубой был! Тебе, кстати, тоже стоит об этом задуматься.
— О чем?
— Ты все прекрасно понимаешь. Баба не должна жить одна. Ладно я, у меня дите все-таки… А ты-то чего?! К нам столько народу заходит! И ты ведь довольно часто кому-то да и глянешься.
— С пьяных глаз?! — Алина фыркнула. — Нет, уж, Женя, если и искать спутника жизни, то никак не в нашем баре! Да и вообще не в баре! Абы лишь бы кто-то?! Нет! Я лучше буду одна, чем в обществе какого-нибудь кретина.
— Но мужик-то все равно нужен! Не блядства ради — здоровья для!
— Ты нашла время для нравоучений! — Алина внезапно разозлилась. — Я вообще-то за бумагами зашла, так что давай курс лекций «Как хреново жить в гордом одиночестве» перенесем на завтра! Я уже была замужем. Ничего интересного я там не увидела!
Алина внезапно замолчала, задохнувшись. Рассуждать об этом, рассуждать о такой ерунде, когда совсем недавно она видела, как один за одним умирают люди, которые…
Это был сон! Эти люди умирали во сне! Их нет! Их никогда не существовало!
— Слушай, да что с тобой сегодня? — ошеломленно произнесла Женька, сбросила сапоги и пошла в комнату. — Я тебя не узнаю! Ты действительно была у врача? У меня такое ощущение, что ты вернулась с боевых действий, а не из поликлиники. Аля, что-то случилось?
Случилось. Мне приснился сон, и я сошла с ума!
— Просто устала, — хрипло ответила Алина. Женька вышла из комнаты с объемистой пачкой бумаг в руке и встревоженно посмотрела на нее.
— Может, у тебя нервный срыв? Аля, я тебе с самого начала говорила, что не надо было тебе идти на эту работу! Сколько тебя помню, всегда была такой тихой девочкой, а теперь…
— А теперь стала громкой девочкой! — отрезала Алина. — Не идти на эту работу?! А, пардон, жрать-то на что?! Ладно, Жень, это все лирика, взвизги мятущейся души, утомленной глупостью своего тела. Давай бумаги.
— Вот, — Женя протянула ей пухлую пачку, — это Валентина Петровна передала, у нее опять отчеты, много накладных накопилось. Как обычно — сделаешь и скинешь ей базу.
— Угу, скину, — сказала Алина, без особого воодушевления разглядывая пачку.
— А это диплом. Почерк отвратный. Потянет на сто — сто двадцать печатных страниц. Хотят за три дня, поэтому я взяла наценку на скорость, как ты и говорила. Графиков нет, только четыре таблицы, остальное сплошной текст. Берешь?
— Беру.
— Уработаешься. Отдыхать ты когда собираешься? Алька, всех денег не заработать.
— Ну, хотя бы половинку. В могиле отдохну. Ладно, спокойной ночи! Увидимся в баре под третьим столом.
Женька усмехнулась, закрывая за ней дверь, но в ее глазах усмешки не было. Они смотрели встревоженно и в то же время с легким оттенком понимания. Но Алина не заметила этого взгляда.
* * *
Она открыла дверь, проскользнула в квартирный мрак, захлопнула дверь и подергала за ручку, проверяя. Потом нашарила выключатель, зажгла белый светильник-таблетку, и тотчас из гостиной раздался грохот, словно кто-то уронил на пол энциклопедический словарь. Человек посторонний мог бы и испугаться, но Алина на звук никак не отреагировала, зная, что это всего лишь кувыркнулась со спинки кресла крепко спавшая до ее прихода Стаси.
Она поставила пакет на пол, положила сумочку и расстегнула пальто, и в тот же момент в полу-круг света из темной гостиной вышла небольшая серая в темных разводах кошка и уселась с надменным видом потревоженной во время отдыха герцогини, мягко мигая большими ярко-оранжевыми глазами.
— Привет, сволочь! — пробормотала Алина, вешая пальто. Стаси насмешливо мяукнула, возвращая ей комплимент. Алина, вздохнув, присела на корточки, кошка, подбежав, вспрыгнула ей на колени и потерлась носом о подбородок, огласив коридорное пространство густым мурлыканьем, неожиданно мощным для своего изящного телосложения. Это был ритуал, повторявшийся каждый вечер.
— Не подмазывайся! Я знаю, что я для тебя — не предмет обожания, а в меру терпимый поставщик еды — и больше ничего!
Стаси сонно мигнула, давая понять, что она не услышала ничего для себя нового. Потом спрыгнула с ее коленей и принялась обнюхивать мешок, чуть подергивая полосатым хвостом. Алина покосилась на нее, снимая сапоги. На самом деле она, в отличие от большинства женщин, не любила кошек и вовсе не собиралась ее заводить. Стаси завелась сама, однажды просто проскочив вперед нее в открытую дверь так стремительно, что Алина даже не успела понять, откуда она взялась. Тогда это был еще совсем маленький тощий котенок с разодранным подбородком. Он нагло расселся на полу в прихожей, с явной опаской ожидая последствий своей наглости. Алина с минуту задумчиво смотрела на него, решая, с какой стороны закрыть за ним дверь. И закрыла изнутри. В конце концов, она жила на первом этаже, и бедой первого этажа были мыши и пауки-сенокосцы — последние сваливались с потолка и выскальзывали из самых неожиданных мест, что, разумеется, было неприятно, особенно во время еды.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});