Попыталась ответить на этот вопрос В. И. Ясевич-Бородаевская, которая внимательно и глубоко исследовала духовно-нравственные процессы, происходившие в конце XIX в. среди русского крестьянства. Литературный дар и, главное, искренность вкупе с глубиной анализа этой талантливой и совестливой женщины делают ее свидетельства весьма ценными для нас. «В руках сельского священника, — писала она, — самое могущественное орудие – нравственное влияние на паству, а потому, если мы наблюдаем разлад между паствою и ее пастырем, то вина в данном случае почти всегда должна быть отнесена за счет последнего. Если у крестьянина по вопросам веры возникали сомнения, то в большинстве случаев он прежде всего шел к сельскому батюшке. Какая встреча ожидала его и что выносил он из беседы со священником? Его недоумения, запросы его наболевшей совести почти всегда принимались темным и, в большинстве своем опустившимся сельским священником за какое-то дерзновенное нарушение установленного господствующего государственного порядка. Вместо задушевной беседы человека насильно привлекали в храм, где над ним издевался миссионер или священник, глумились мучительно, грубо, публично, превращая храм в базарную площадь, и, в лучшем случае, дело кончалось простым разрывом с господствующей церковью, в большинстве же случаев – доносом по начальству, протоколом, розыском единомышленников, а далее уже работало за «пастырей» уголовное законодательство. Подобное отношение не могло привлечь сердца ищущих правды и истины к пастырям господствующей церкви», которые и ныне остаются «сословием, предназначенным лишь для выполнения церковной обрядности». Народ же не удовлетворяется ныне одной формальной стороной религии, а требует религии одухотворенной, требует проповедей не по тетради, а живого слова, возвышающего душу и подымающего нравственно слушателя, пробуждающего в человеке духовное начало. Кто знаком со сказыванием очередных проповедей, составленных по заранее предначертанному шаблону, куда священник боится вставить свое лишнее слово, кто вслушивается в эти проповеди, лишенные теплоты, живой веры и жизненности, тому понятен стал трагизм положения священника, в котором жива душа; и охлаждение во многих местах прихожан к обрядам и к хождению в церковь не доказывает вовсе отсутствие религиозности, а является лишь результатом неудовлетворенности и падения нравственного авторитета господствующей церкви. Ведь теперь уже нельзя так халатно относиться к запросам паствы, ибо пасомые найдут иное отношение к своим духовным нуждам в другой церкви, куда доступ теперь совершенно свободен».57
Таким образом, В. Ясевич-Бородаевская, как и многие другие либерально-демократические авторы того времени, возникновение сектантства в России рассматривала как закономерный результат, как продукт внутреннего развития народного духа, когда на смену не могущей удовлетворить выросшие духовно-нравственные потребности людей старой религиозной идеологии приходят новые формы духовного творчества человека, более соответствующие духу времени. Эту позицию разделяют многие исследователи тех лет. По словам В. Андерсона, «когда человечество начинает доживать известный период своей исторической жизни, когда утомленное предшествующей борьбой оно начинает как бы вянуть, для него необходима новая встряска, новые горизонты, новое пространство для эмиграции, так сказать, приунывших духовных сил. Зарождается новая «вера»… Закон прогрессивно и неизбежно должен проявиться. Движение против религиозно обрядового формализма зиждется на голосе человека, уме и порыве сердца».58
Аналогичной позиции придерживается еще один крупный исследователь сектантства в России П. Н. Милюков. По его мнению, развитие религии, независимо от того, где, в России, или в Западной Европе, подчинено определенной внутренней логике развития религиозного духа. «Везде и всюду, — писал он, — развитие религиозной мысли и чувства совершалось более или менее однообразно: это однообразие мы можем констатировать эмпирически, в ожидании, пока психологи дадут нам его научное объяснение. Не только в православии, но и в христианстве, — и даже не только в христианстве, но и в других монотеистических религиях, — процесс религиозного развития состоял в постепенной спиритуализации религии, постепенном превращении религии обряда в религию души»59.
По мнению Милюкова, именно эта внутренняя логика развития религиозного духа любого народа как нельзя более убедительно доказывает «самобытный и национальный» характер русского сектантства. Так, пишет он, русское сектантство есть «не менее самобытный и национальный продукт, чем само обрядовое благочестие, которому оно пришло на смену… Это развитие одного из другого совершается в той же естественной последовательности форм, какую мы можем наблюдать в истории западного сектантства».60
Не один Милюков доказывал отечественный характер и происхождение сектантства в России. Практически все исследователи либерально-демократического направления были убеждены в том, что сектантство в России является продуктом народного творчества, самостоятельной работы народного духа, есть результат пробуждения народного самосознания. В связи с этим они подвергли острой критике противоположное утверждение православных авторов, по которому русское сектантство по сути своей и генезису своему есть продукт чужеземного влияния и не имеет никаких корней в отечественной почве. Полемизируя с такого рода точкой зрения на сущность и происхождение русского сектантства А. С. Пругавин, в частности, пишет так: ««В нашем обществе чрезвычайно распространено мнение о том, что все наши так называемые рационалистические секты вроде молоканства и штунды занесены к нам извне, с Запада, что они совершенно чужды чисто народному русскому духу, носителем которого выставляется старообрядчество, ставящее будто бы выше всего внешнюю обрядность. Это не так. Раскол61 – это целый религиозно-бытовой культ, выработанный и созданный историческим процессом народной жизни… Раскол в своем происхождении в значительной степени является протестом народа против поглощения его прав центральной властью. Причины, обуславливающие развитие сектантства слишком широко захватывают народную жизнь и коренятся и кроются в ней гораздо глубже, чем обыкновенно думают об этом».62 Подчеркивая самобытный национальный характер русского сектантства В. И. Ясевич-Бородаевская об этом пишет следующее: «Как я уже сказала, мысль народная в области религиозных воззрений неослабно растет, принимая самые разнообразные направления и, захватывая все стороны народной жизни, проникает со стихийной силой в самые широкие круги народа».63
Помимо, если так можно выразиться, «внутренних», т. е. духовно-идеологических причин возникновения и распространения сектантства в России в конце XIX в. исследователи либерально-демократического направления не проходят и мимо «внешних» факторов, способствовавших расцвету сектантской идеологии в это время в разных уголках империи. Эти «внешние» причины и факторы они обнаруживают в особенностях социально-политического и экономического состояния России в конце XIX столетия, в условиях жизни русского народа в этот отрезок времени. «Между тем необходимо признать, — пишет уже упоминавшийся автор, скрывавший свое имя под псевдонимом P. S., — что причины, обуславливающие развитие нашего раскола и сектантства, слишком широко захватывают народную жизнь и коренятся в ней гораздо глубже, чем обыкновенно думают. Не подлежит сомнению, что вопрос о расколе тесно, органически связывается не только с вопросами, касающимися церкви, духовенства и школы, но также и со всеми теми вопросами, которые относятся правового и экономического положения народа: все эти вопросы находятся в прямой и тесной связи с условиями, содействующими развитию сектантства, и от того или другого практического разрешения их будет зависеть усиление или ослабление сектантства.
Если такие секты, как бегунство или странничество и неплательщики, являются прямым, хотя и не сознательным протестом против известных невыносимо тяжелых условий народной жизни (вроде, например, непосильных податей и паспортов, сковывающих народ), то понятно само собою, что только устранением поводов и причин, вызывающих протест, можно парализовать развитие такого рода учений и не дать им принять еще более острые, более резкие формы. Между тем мы как будто не хотим замечать, что развитие многих сект находится в непосредственной зависимости от существования в народной жизни таких учреждений, как паспортная система, чрезмерное обложение народа разного рода податями и налогами и т.п.».64