И так же, как показной романтизм Грушницкого явился причиной того, что Печорин именно его выбрал для своей забавы, так и позерство и фатовство Мартынова привлекли к себе лермонтовскую иронию.
Лермонтов всячески вышучивает Мартынова. Тот всерьез обижается и, видимо, не раз просит Лермонтова прекратить свои шутки. Для Лермонтова Мартынов не только играющий в романтизм позер, но и старый, пусть недалекий, друг Мартышка, Мартыш. Но для Печорина этой второй части в Мартынове не существует. И может быть, если бы не Печорин, Лермонтов оставил бы Мартынова в покое (так, как он оставил в покое Васильчикова или извинился перед Лисаневичем). Он даже перестает открыто вышучивать Мартынова, видимо, в какой-то мере щадит его (Лермонтов не показывает ему карикатуру, которую они нарисовали вместе с Глебовым), но полностью удержаться от шуток поэт не может - этого ему не позволяет сделать Печорин.
Но все это пока забавы. Забавы Печорина и Лермонтова. Совершенно иной характер приобретает отношение Лермонтова (и Печорина) к Мартынову на роковой вечеринке у Верзилиных. И тут, еще в начале вечеринки, вышучивая Мартынова в разговоре с Э. Шан-Гирей, Лермонтов пока только забавляется. Перелом в отношении Лермонтова к Мартынову наступает в ту минуту, когда гости расходятся и в передней Мартынов повторяет свою фразу. В душе Лермонтова просыпается психолог-исследователь. Здесь уже его словами и поступками полностью руководит Печорин. И поэт начинает действовать по-печорински. Теперь уже нет места каким-либо дружеским отношениям. Лермонтову интересно: а как будет вести себя Мартынов, хватит ли у этого позера духу вызвать его на дуэль? А может быть, Лермонтова интересовало другое: что победит в Мартынове - оскорбленное самолюбие или чувство дружбы? Так или иначе, но вся дальнейшая линия поведения поэта показывает, что с этого момента Мартынов становится для него уже не объектом забавы, а объектом психологического эксперимента. И если раньше психологическое изучение окружающих ограничивалось у Лермонтова психологическим анализом, то теперь - под влиянием Печорина - поэт становится на путь практического эксперимента, ради которого он, как и Печорин, готов рисковать даже жизнью. Печорин вывел ученого-аналитика из-за письменного стола, и тот ставит опаснейший опыт: он отказывается прекратить насмешки. "Что ж, на дуэль, что ли, вызовешь меня за это?" - спрашивает Лермонтов. (Напоминаем, что, по другому источнику, он сказал: "А если не любите насмешек, то потребуйте у меня удовлетворения". Смысл лермонтовской фразы в обоих вариантах один и тот же.) Мартынов вызывает Лермонтова на дуэль...
Принципиально неверным было бы полагать, что в сознании Лермонтова в этот момент Мартынов отождествлялся с Грушницким и что поэт хотел проверить на собственной практике те ситуации, через которые прошел его герой.
Мартынов мог напоминать Лермонтову Грушницкого лишь на той стадии, когда был объектом забавы. Как объект же эксперимента он являлся для Лермонтова новой, неизведанной областью.
Однако вернемся к событиям.
И в последующие дни поэт не делает никакой попытки уладить конфликт (хотя против примирения и не возражает). Быть может, Лермонтов знал, что Мартынова всячески подстрекали, но ведь от этого обстоятельства эксперимент для него становится интересней!..
Опыт продолжается и на месте дуэли. Лермонтов говорит своему секунданту, что не намерен стрелять в Мартынова (действительно, ведь злобы к нему поэт не питает). Но Мартынов-то не знает намерений Лермонтова. В нем борются (не слабее, чем в Грушницком) самые разные чувства: с одной стороны, его подстрекают, и он боится стать в глазах многочисленных свидетелей дуэли трусом; с другой стороны, перед ним старый друг. И невозможно, чтобы - при всей своей ограниченности - он не сознавал, на кого поднимает руку!
И если бы Лермонтов выстрелил в воздух, то, может быть, и Мартынов все же последовал бы его примеру. Но Лермонтов-экспериментатор по-прежнему предоставляет Мартынову инициативу, внимательно, с любопытством следя за каждым его движением.
Лермонтов ведет себя с истинно печоринским хладнокровием. Именно Печорин "заставляет" его неподвижно стоять, взведя курок, подняв пистолет дулом вверх, "заслоняясь рукой и локтем по всем правилам опытного дуэлиста".
Мартынов быстрыми шагами идет к барьеру. Сомневаться не приходится сейчас он будет стрелять.
Ну что ж, Мартынов ясен - и Лермонтов, с презрением глядя на него, поднимает руку, чтоб выстрелить в воздух.
Выстрелить в воздух поэт не успел...
Владимир Исаакович Левин - литературовед и литературный критик.
Родился в 1932 году в Ленинграде. Окончил филологический факультет Азербайджанского государственного университета. Работал в Институте мировой литературы имени Горького, в еженедельнике "Литературная Россия". Сейчас научный редактор журнала "Известия АН СССР (серия литературы и языка)".
В. Левин - автор статей о Блоке, Лермонтове, Грибоедове, о проблемах и отдельных произведениях советской литературы.
Публикуемая с небольшими сокращениями статья В. Левина "Дуэль Лермонтова" была напечатана в еженедельнике "Литературная Россия" и вызвала много споров читателей и литературоведов.
По мнению одних, несмотря на то, что В. Левин относится к своей концепции лишь как к гипотезе, она все равно не имеет права на существование. Другие же, присоединяясь к автору, считали, что ему следовало выдвигать свою концепцию более решительно и категорично.
Привлекла статья и внимание писателей, многие из которых полагают, что она, выходя за рамки лермонтоведения, приоткрывает завесу над одним из уголков такой сравнительно малоизведанной области, какой является психология творчества.
Если вы хотите поспорить с В. Левиным или просто углубить свои знания в разбираемом им вопросе, советуем вам обратиться к следующим материалам:
М. Лермонтов, "Герой нашего времени."
П. А. Висковатов, "Михаил Юрьевич Лермонтов. Жизнь и творчество." В VI томе "Сочинений М. Ю. Лермонтова". М., изд-во Рихтера, 1891.
Э. Герштейн, "Судьба Лермонтова"- Изд-во "Советский писатель", 1964.
"М. Ю. Лермонтов в воспоминания. современников". Изд-во "Художественная литература", 1964.
"История русской литературы в трех томах", т. 2. Изд-во АН СССР, 1963.