Значит, охрана здесь присутствует. Не то чтобы я собирался где-то пакостить, но просто возьму на заметку.
Монах нас привёл в один из каменных домиков, что выстроились по бокам на площади. Я уже предполагал, что нас ведут в местную лечебницу, но ожидал, если честно, увидеть что-то типа подвала для пыток, но только где лечат людей посредствам ампутации и резекции больных частей. Типа болит нога — отрезали ногу, болит поясница — вырезали почки, чихаешь — зашивают рот и так далее. Зашибись же медицина! Сразу болеть у всех перестанет!
Но нет, здесь на удивление было очень светло и чисто. Отштукатуренные покрашенные стены, деревянные койки, запах благовоний и ряды чистых ровных коек. Лишь две койки были заняты кем-то. А в центре этой комнаты сидел ещё один монах, но уже по виду постарше, и медитировал.
Он открыл глаза до того, как мы подошли к нему, и указал на одну из кроватей, вставая. Было видно, что для них это уже обычная процедура — меньше слов, больше дела.
Не было никакой суеты, как это бывает в больницах моего мира, никакой беготни и прочего. Все были спокойны и невозмутимы, будто уже знали, что Лунная Сова будет жить. Или будто она была не первой, кого они спасают.
Местный доктор склонился над ней, что-то проверяя.
Повисла какая-то неприятная тишина, которой я не выдержал и нарушил.
— Жить-то будет? — спросил я.
— Думается мне, известен ответ вам, — ответил монах, осматривающий её. — Но вижу, травму она получила. Как давно?
— Дня… три… нет, четыре или пять назад, — пытался вспомнить я. Но, по правде сказать, вспомнить точно я не мог, всё смешалось в сплошной непрерывный холодный кошмар. Там вроде даже как неделя прошла вроде…
Его руки бегали по её телу, прощупывая органы живота, грудь, шею, руки, ноги и даже промежность, пока он не пришёл к логичному выводу.
— Она парализована, но вам известно было это и до нас, я прав?
— Были подозрения, да, но… можно это как-то… вылечить? Поставить её на ноги.
— Давно травму получила она, — покачал он головой и осторожно накрыл её одеялом, словно ребёнка. — Потому я вряд ли скажу сейчас вам что-то. Яснее станет завтра, когда другие проснутся. А сейчас она пусть здесь остаётся.
— Да, конечно…
Я был не против, уже давно хотел сбагрить Лунную Сову в хорошие руки.
Оставив Лунную Сову в больнице, меня вывели на площадь. Я предположил, что меня сейчас поведут к начальнику охраны или кто тут у них отвечает за безопасность.
— Мы не первые, кто обращается вам за помощью, да? — усмехнулся я невесело.
— Не первые, — согласился он.
— И часто попадаются вот такие счастливчики, как мы?
— Здесь ходит караван, что возит товары с края одного на другой, — ответил мой провожатый. — Бывает нередко, что раненых они везут с собой, для коих переход через горы бедой окончился. Для того у нас всегда место есть. Нередко мы встречаем тех, кто группой малой уходит и попадает в беду.
— И те двое…
— Они горы в одиночку пройти хотели, вне каравана. Но потерпели неудачу и восстанавливаются.
— А вы каждого у себя пригреваете? — не удержался я от вопроса.
— В минуту нужды разницы нет, кто к нам стучится, — ответил он. — Наш храм помогает всем путникам, что решили пройти столь сложный путь.
Ну то-то оно и видно. Никакого удивления, скорее постоянная рутина, которую они взяли на себя.
Мои ожидания не оправдались. Вместо начальника стражи или главы храма меня привели в небольшой дом, который был почти полностью заставлен двухэтажными кроватями.
— Завтра будет день, завтра говорить будем, — дал монах мне понять, что разговоры окончены. — И советовал бы не выходить ночью.
— У вас в окрестностях водятся бандиты?
— Нет, но людское сердце падко на сокровища, что могут таиться у нас.
Типа лучше не вылазь, иначе наше радушие резко закончится. Окей, я понял, вылазить не буду. Я не тупой, повторять по сто раз мне не нужно.
Признаться честно, отрубился я, едва коснулся подушки головой.
А проснулся от того, что меня разбудила Люнь.
— К нам пришли, Юнксу, слышишь? Пришли.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Пришли…
Бли-и-ин… сто лет бы не вылазил из кровати, если честно.
Сон для меня выглядел примерно так: лёг и тут же проснулся. Будто и не было ночи и сна. Всё тело было таким ватным, что двигаться не хотелось от слова совсем. Но всё равно пришлось хотя бы сесть и, зевнув, протереть глаза, чтобы разглядеть гостя.
Монах. Вот так удивительно, ещё один. Он вошёл ко мне в пустую комнату, внимательно окинув меня взглядом, после чего сел напротив.
Пришлось поднапрячься и тоже сесть нормально.
— Приветствую тебя, путник, — кивнул он.
— Приветствую, — кивнул я, сдерживая ещё один зевок. Казалось, сейчас челюсть оторвётся.
— Слышал я, вчера в ночь вы пришли. Ты, девушка и енот демонический.
— Да, только енот убежал, как я вижу.
— Убежал. Его видели в округе, — кивнул монах, продолжая меня разглядывать. — Думаю, нам пора познакомиться, путник. Встречаем гостей обычно днём мы и успеваем познакомиться с ними, но вы были слишком гостями неожиданным, чтобы встретить вас сразу и поздороваться.
— И вы не испугались сразу принять нас? И дать мне ночлег?
— Мы даём кров всем нуждающимся путниками, незнакомец. Горы не прощают ошибок и тех, кто относится к ним с пренебрежением, а люди иногда легкомысленны слишком. Поверь, знаю, о чём говорю я, — ответил он. — Итак, незнакомец, как имя твоё?
— Юнксу, — ответил я. — Гуань Юнксу.
— Как же вы забрели к нам с другой ущелья стороны, Юнксу?
— Сбились с пути.
— Сбиться сильно вы должны были, раз пришли из глубин непроходимых гор?
— Да, — кивнул я. — Очень сильно.
Он секунду-другую смотрел на меня внимательно, после чего кивнул.
— Что ж, все мы сходим с пути своего. Откуда вы, Юнксу?
Учитывая одежду на мне, врать было бесполезно.
— Секта Восхода.
— Далеко вы забрались, — покачал он головой. — И зачем вы, спрашивать бесполезно мне, верно?
— Мы… искали кое-кого. Он потерялся, и мы пытались его найти, но что получилось, то получилось.
— Что ж… — протянул он. — Приятно познакомиться с тобой, Юнксу. И куда вы путь держать собираетесь теперь?
— Честно говоря, пока не знаю, так как девушка…
— Парализованной стала. Несчастье какое для столь юной девушки, — покачал он головой. — Понимаю. С ней в путь сразу не тронешься. Спроси моего совета, я бы предложил вам дождаться обратного каравана, что через месяц-другой здесь будет, и им двинуться обратно к себе. Это путь надёжный самый.
— У нас денег нет.
— Уверен, людей, что в снегах застряли, они примут. Сегодня они спасут, завтра их спасут — здесь нет места людской корысти, Юнксу.
— Я… мне надо посоветоваться с девушкой, — ответил я. — Простите, нам нечем оплатить вам наше проживание.
— Мы помогаем людям, не просим с них денег, — ответил он. — Ты долго спал, Юнксу, обед уже скоро, и коль хочешь, можешь присоединиться.
— Эм… мне…
— Неловко? — угадал он. — Там не ты один потерянный в горах будешь, что остановились у нас. Быть может, узнаешь от других гостей сего места что-нибудь о человеке, коего вы ищете.
Сомневаюсь, очень сомневаюсь, если честно.
Да и вообще, этот храм в горах мне казался очень странным. Какой-то дружелюбный, правильный, щедрый — в этом мире такое было явной аномалией, и он навевал не слишком приятные мысли.
Я старался не думать об этом, однако там, где сильный пожирает слабого и все тянутся к вершине, места для добрых и порядочных всегда очень мало — их обычно все стараются использовать. Оттого в них и верится с трудом.
А здесь и вовсе храм в конкретных ипенях.
С приходом нового дня жизнь здесь закипела, и храм выглядел чуть более жизнерадостно, чем ночью. Правда, погода была ужасной. Она словно говорила, что ничего страшного не случится, если ты сегодня повесишься.
На площади уже занимались монахи, человек двадцать, чем-то вроде зарядки самых разных возрастов: от подростков до уже умудрённых жизнью дядек. Насколько я мог судить, они отрабатывали что-то типа ударов палкой и стоек, делая это настолько синхронно, что даже бывалые танцоры им бы позавидовали. Дружный крик: они встали на одной ноге; ещё один крик: и они сделали выпад; крик: вновь замах.