Положив трубку, я отправился в спортзал. Возможно, тяжелая длинная тренировка успокоит мое сердце. Я знал, был уверен как ни в чем в своей жизни, что Барни убили из-за меня. И все его бумаги были сожжены тоже из-за меня и моего незаконнорожденного сына. Я знал, что Лиза Хендерсон была убита по той же причине.
Три часа спустя я почувствовал себя лучше. Проверил сообщения в телефоне. Милый голос Джерлен сообщил мне адрес в Виргинии, и приказал быть там завтра к трем часам – ее дочь встретит меня. Она снова повторила, что ее дочь отыщет моего сына.
Больше не хотелось ни о чем думать. Я только назвал ей имя своего личного помощника, и попросил последить за обстановкой, пока я в отлучке. Затем заказал билет на самолет в Виргинию. Я сделал это сам, потому что не хотел, чтобы кто-нибудь узнал, куда я еду. Бросил немного одежды в сумку и отправился в отель. Я больше не чувствовал себя в безопасности в собственном доме.
Уже на следующий день меня провели в очень красивую гостиную, и я впервые воочию увидел Дарси Монтгомери. Я все еще не определился, что же я здесь делаю и что мне от нее нужно, но точно знал, что следует быть крайне осторожным. Я планировал рассказать ей как можно меньше и замять самые неприятные моменты.
В конце концов, на что способна эта женщина? Читать мысли?
Глава 3 – ДАРСИ
Воздействовать на Линкольна Эймса оказалось труднее, чем прежде на других встречных, возможно, потому, что с тех пор, как вышла эта книга, люди стараются отгородиться от меня. Общественное мнение настроено против меня, и что бы я ни сказала – или ни сделала – сочувствия мне не снискать.
Мало кому доподлинно известно, что же произошло в том кишевшем ведьмами туннеле в Кэмвелле, штат Коннектикут – оно и к лучшему. Пусть уж лучше считают, что это моему мужу и его кузенам удалось расправиться с ведьмой и ее приспешниками.
А легенда, будто моя мать спасла меня, ничуть не повредила ее карьере.
Да, пусть уж лучше думают именно так, людям незачем знать правду о моей причастности к тем смертям. Если бы узнали, то не ограничились бы насмешками и плевками вслед, как случилось, когда я в последний раз покинула имение. Наверное, толпа с зажженными факелами вытащила бы меня из дома... Страшно представить.
Однако каким бы ужасным ни был тот разгром ведьм, его результатом стала лучшая часть моей жизни. Я нашла своего отца, и он женился на Боадицее, сестре мужчины, который стал моим мужем. Мы с Бо почти одновременно родили наших малышек. Некоторое время жизнь была чудесной, потому что все мы сплотились в единую семью. Возможно, немного странную семьею, потому что отец являлся всемирно известным специалистом по экстрасенсорике, золовка выросла в заточении, муж испытал в раннем детстве немыслимый ужас, дочь и племянница умели силой мысли заставлять предметы летать, а я… я была самой странной из всех.
Но друг другу мы не казались необычными, и между нами была великая любовь. Семья оберегала меня от внешнего мира, любила меня, и знала правду о том, что случилось тогда в Коннектикуте. И от этого я чувствовала себя нормальной.
Но все в прошлом. Больше года назад муж пришел ко мне, и я почувствовала, что он чем-то очень взволнован. А у нас тогда как раз не было няни – очередная ушла, а следующую еще не наняли – поэтому за обеими девочками присматривала я сама. Я взяла на себя заботу о малышках, увидев однажды, как Боадицея учит трехлетних крох стрелять из арбалета.
Воспитанная чрезвычайно злой женщиной, Бо не очень-то умела обращаться с маленькими детьми – у нее не было навыков материнства. Нам пришлось отказаться от волшебных сказок, потому что Боадицея дополняла их реальными историями. Так она рассказала девочкам, что сестра ведьмы из сказки «Гензель и Гретель» до сих пор жива и обитает в Нью-Йорке, на Восточной Двадцать третьей улице. И да, она тоже ест детей.
В общем, в тот день Адам был очень взволнован, а я – рассеянна, потому что дочка с племянницей заставили плюшевые игрушки танцевать на потолке. Я просто сказала ему «Пока», когда муж сообщил, что ему куда-то нужно отлучиться. И только несколько часов спустя я узнала, что Боадицея ушла вместе с ним. В ту ночь я вдруг проснулась одна в постели от ощущения, будто что-то не так. Я, видите ли, умею мысленно общаться с мужем. Он слышит мои мысли, а я, в свою очередь, чувствую его. Адама порядком раздражало, что мне всегда известно, где он находится, и, в большинстве случаев, чем он занимается. Нарушались все мыслимые границы личного пространства. А мой муж по натуре очень-очень скрытный.
Когда эта связь между мною и Адамом начала… не то чтобы прерываться, но искажаться, я проснулась в страхе и бросилась в отцовскую спальню. Постель была пуста, в нее явно никто не ложился.
Я предположила, что отец, как всегда, сидит в кабинете, запершись там вместе с этим проклятым Зеркалом Нострадамуса, «сувениром», доставшимся от ведьмы. Он постоянно экспериментировал с артефактом, записывая все наблюдения. А Боадицея, наверное, с ним, заснула на кушетке, как частенько случалось.
Я постучала в дверь кабинета, когда никто не ответил, взяла ключ из вазы, стоявшей на столе в холле, и отперла дверь. Едва увидев отца, лежавшего головой на большом письменном столе, я сразу поняла: что-то случилось. Когда убедилась, что Боадицеи в комнате нет, уже знала: она с моим мужем, где бы тот ни был.
Я разбудила отца, и в считанные минуты весь дом осветился огнями и заполнился полицейскими. Несколько часов спустя Монтгомери и Таггерты, члены семьи моего мужа, начали прибывать со всех концов страны на самолетах, вертолетах, машинах и яхтах.
Среди всеобъемлющей суматохи отец втащил меня в кабинет и прислонился спиной к двери.
– Зеркало пропало.
Страшное известие настолько потрясло меня, что пришлось сесть. Если Адам и его сестра исчезли, а вместе с ними пропало и Зеркало Нострадамуса, значит тут замешано зло. Настоящее зло, а не обыкновенный похититель, позарившийся на выкуп. С вором я бы справилась.
Когда меня затрясло, отец обнял меня. Через какое-то время в комнату вошел Майкл Таггерт, кузен моего мужа и один из немногих осведомленных о событиях в Коннектикуте. Майкл знал правду и обо мне. Он знал, на что я способна силой своей мысли и что я на самом деле сделала.
Майкл взял меня за руки, заглянул в глаза и попросил рассказать, что я чувствую. За это я и любила его.
Большинство людей до смерти пугались, если узнавали, что я могу интуитивно постигать их сокровенное. У многих имеются маленькие грязные секреты, которые они хотели бы ото всех спрятать. Но только не у Майкла. Его не заботило, что я могу прозреть в нем, он не скрывал ничего такого, чего следовало бы стыдиться.