Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Молчи, я сам… – кричит Генька.
Эсэсовец делает знак, и солдаты помогают Геньке встать на ноги, но Янка, вцепившись в друга, мешает им. Он снова кричит:
– Не надо!
Тогда долговязый отрывает его руки от Геньки и говорит:
– Успокойся, господин капитан вас помиловал.
Янка не может сдержать рыдание. Его уводят в сторону от Геньки, почти уносят.
Словно все затянуло каким-то мутно-желтым туманом. Все плывет, как во сне, бесшумно, неуловимо. Только где-то в глухом уголке сознания вертится ущербленная пластинка под острой иглой:
– Молчи… я сам… я сам… молчи… я сам… я сам…
И так весь долгий день, до темноты.
Лежа на холодном полу глубокого погреба, Генька думал о жизни и смерти.
Жизнь в партизанском краю приучила его по-разному ценить смерть человека. Было немало примеров, когда смерть становилась рождением героя. Уже доходили легенды о девушке из Подмосковья, о летчике с пылающим сердцем, бросившемся на вражеский эшелон, и двадцати шести не отступивших гвардейцах…
Видел Генька и жалких предателей, умолявших о пощаде…
С трудом поднявшись по земляным ступеням, Генька постучал в дощатую дверь погреба.
– Я покажу, как пройти, – сказал он долговязому офицеру, – только вы не троньте того мальчика, Янку.
– Гут! – улыбнулся долговязый. – Если ты забываешь или ошибался, мы расстреляем тебя и твой братишка. Хорошо?
– Хорошо, – ответил Генька.
Ночью полыхнули громовые зарницы. Немцы готовили переправу километрах в двух ниже по течению. Прикрывая десант, тяжелые пушки озаряли неспокойное небо и черную воду реки.
Ветер разносил по полям эхо залпов, длинные пулеметные строчки. Левый берег, ощетинившись заграждениями, яростно отбивался, сбивая смельчаков с песчаных отмелей. С надрывным воем падали из-за туч и снова взмывали к небу аэропланы. Вода глухо вскипала, разбрасывая серебристо-белые тела оглушенных рыб. Переправа захлебывалась в огне и мутных фонтанах донного ила.
Еще никто не мог угадать, чем окончится бой. Но Генька почувствовал, что фрицы встревожены. Когда его привезли в крытой брезентом машине к знакомому месту, туда, где река дважды огибает группу холмов-косогоров, он увидел немецких солдат, присевших у лозняка, какие-то широкие, плоские, темные ящики. Нет, не ящики, а как будто плоты или огромные лодки. Матово поблескивали стволы минометов. Одни солдаты сидели не двигаясь, втянув головы так, что края касок упирались в плечи, другие – пригнувшись, суетились, разматывая провода с больших катушек. Офицеры шипели:
– Шнеллер… шнеллер… шнель…
Геньку повели к воде и втолкнули в лодку, полную молчаливых темных солдат. Он сел на мокрое дно. Лодка отошла от берега, ветер ударил о борт, закачал. В небе вспыхивали широкие молнии, за дальним поворотом густо и отрывисто громыхало. Было похоже и не похоже на грозу.
Генька оглянулся. С кормы разматывали уходящий в воду тонкий металлический трос. Позади шла еще одна лодка. Солдат почти не было видно, только их быстрые руки взмахивали короткими, как шанцовые лопатки, веслами.
Генька понял, что немцы хотят навести здесь вторую переправу и выйти в тыл защищающим берег. Это не испугало его, а даже как будто обрадовало. Он хорошо знал берег реки, знал расположение минных полей. Он покажет… Он приведет их. Пусть закрепляют свой трос, гонят понтоны, а он… Жалко только, что никто не поймет, как это случилось. Подумают – фрицы сами напоролись на мины. И еще жалко Янку… Теперь его убьют… Наверное, сразу после того, как… Геньке вдруг стало жарко. Выступил пот. Он хотел вытереть лоб, но рука не поднялась, странно обессилилось тело. «Держись, Генька, держись! Осталось недолго… Янка и сам пошел бы на это. Он слабый, но он пошел бы. Это все равно как мы оба, вместе пошли… Где сейчас Янка?.. А может быть, он как-то спасется?..»
Лодка зашуршала по песчаному дну и остановилась в нескольких шагах от берега. Унтер подтолкнул Геньку. Он сошел в воду, за ним выпрыгнули солдаты. Странно, Генька шел по мелкой воде, как по гладкой летней дороге, не чувствуя ни холода, ни страха перед тем, что было у него впереди. Мысли его, цепляясь одна за другую, искали выход для друга… Когда начнется бой по всему берегу, о Янке могут просто забыть, и он успеет скрыться… Могут убить долговязого, убьют раньше, чем он успеет выполнить свое обещание… Или наши подоспеют… Только бы Янка не растерялся в последнюю минуту… в последнюю минуту…
Геннадий уже вышел на берег. Шел по песку, направляясь в лощину у косогора. За ним шли солдаты, тянули металлический трос.
За крутым поворотом реки гремела канонада, выл ветер боя и вдруг… вспыхнуло, осветилось далекое небо. Над рекой повисла ракета. На мгновение все вокруг затихло… и в это мгновение солдаты упали, прижавшись к мокрому песку. Геннадий оглянулся и увидел на реке вторую лодку. На лодке – Янка… «Значит, они его взяли с собой…» Янка поднялся и машет рукой и кричит. Кто-то пытается зажать ему рот, лодка шатается и разворачивается по течению. Тогда Геннадий решает: «Теперь все… надо быстрей, быстрей…» Громко, требовательно он кричит лежащим солдатам:
– Шнель! Шнель! – и бежит к лощине. Перепрыгивает через корягу… вот уже близко опаленные вербы… бугорки песка и прошлогодних листьев. Позади немецкие автоматчики, они хотят закрепить трос на этом берегу, на нашем берегу… – Шнель! Шнель! – Геннадию кажется, что он слышит крик Янки:
– Стой, Генька! Там мины!..
«Ну да, мины… конечно же, мины… так надо… Прости!» Его сильно толкнуло в спину. Он даже не слышал выстрела, только почувствовал, как все тело потянуло к земле… почему-то сразу погасла ракета и все начало падать, падать в бездонную темноту…
Долго метался Геннадий между жизнью и смертью. Когда уже отгремели над Припятью советские пушки и догорели костры фашистских острогов-застав, только тогда различил он человеческий голос:
– Будет жить, – сказали люди в белых халатах, – крепкий хлопец.
– А Янка? – спросил Геннадий.
Никто не знал, как погиб его друг. То ли был он убит на реке, когда пытались немцы переправиться на левый берег, то ли обозленные неудачей фашисты расстреляли его перед тем, как покатилась на запад вся их разбитая армия…
Геннадий бродил по изрытой, уже остывшей земле, вокруг пепелищ немецкого лагеря. Надеялся найти какой-либо след… Ждал, может, объявится, может, подобрали Янку, как подобрали его, полуживого, и увезли подальше от знакомой деревни. Наяву, как во сне, виделся последний час расставания. Временами казалось – он виноват в смерти друга. Он повел его на рыбалку. Он принял условия долговязого офицера, не сказал Янке о страшном решении. Остался жить…
Геннадий самозабвенно рассказывал о подвиге. Выходило по этим рассказам, что не он, а Янка первый решил навести фашистов на мины и Геннадию ничего не сказал, желая спасти его от неминуемой гибели. Что Янка на первом допросе держал себя как герой. Что, если бы не его храбрость, прорвались бы фашисты в тыл нашим…
Во Дворце пионеров повесили фотографию в траурной рамке. Портрет пионера-партизана Яна Вальковича. Часто вспоминали его на слетах и торжественных вечерах. Люди знали, не было у Геннадия ни отца, ни матери, ни братьев, ни сестер. Был только Янка, такой же, как он, сирота. Оттого и сдружились хлопцы, как братья, да разлучила их смерть.
В суете новой жизни забывались утраты. Затухала тоска и у Геннадия. Год за годом… Беспокойная деятельность журналиста увлекла любознательного, жадного парня. Все реже и реже вспоминал он уже далекое детство. Лишь иногда темнели глаза, обращаясь к тому, что унесли мутные воды весенней реки.
Видно, тихий пруд в лондонском парке да разговор о полесских просторах неожиданно всполыхнули память о последней рыбалке.
В тот час Геннадий ничего не рассказал. Сергей позднее услышал эту историю и записал.
Геннадий торопился узнать как можно больше об Англии и Лондоне.
Дневник наблюденийЗапись Сергея: Появились первые плоды суэцкой авантюры. Корреспондент «Дейли уоркер» сообщает:
Вырезка из газеты: УВОЛЕНО ШЕСТЬ ТЫСЯЧ РАБОЧИХ! Из-за нехватки горючего на английских предприятиях «Форд мотор компани» тридцать тысяч рабочих переведены на трехдневную неделю.
Шесть тысяч человек уволены. Предстоят новые сокращения.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
УЛЬТИМАТУМ ПРЕДЪЯВЛЕН!
Как стало известно из внушающих доверие источников, английское правительство потребовало от полковника Насера: в течение двенадцати часов отвести войска от канала на десять миль, после чего англо-французские войска займут Порт-Саид и Суэц!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Из книги Джонсона: Это был самый грубый в истории международных отношений ультиматум. Эйзенхауэр предложил Лоджу, представителю США в Совете Безопасности, препятствовать англо-французским военным операциям.
- Избранное: Рассказы; Северный дневник - Юрий Казаков - Советская классическая проза
- Зазимок - Михаил Годенко - Советская классическая проза
- Взрыв - Илья Дворкин - Советская классическая проза
- Медосбор - Сергей Никитин - Советская классическая проза
- Три повести - Сергей Петрович Антонов - Советская классическая проза / Русская классическая проза