Читать интересную книгу Цивилизатор в СССР 1980 - Игорь Евгеньевич Кулаков

могучий, а какой я маленький и слабенький… когда ещё таким, как ты стану… — снижаю обороты я.

Что-то у меня ведёт голову. Точно, перенапрягся…

— Помни, папа, что я сказал прошлым летом… про многие знания — многие печали… и да, со мной всё в порядке… с головой я имею в виду. Пожалуйста, пить…

Может, я и бредил. По крайней мере, то, что меня вырвало, отвлекло всех. Хорошо, что успел голову свесить с подушки, постель не загадил.

Зато облегчение настало. И, восполнив осторожным (чтобы снова не блевануть) питьём часть утерянного объёма жидкости, я уснул… и даже не мог гадать, о чём судачили родители насчёт моего «бреда про длинноногих красоток на рижском взморье».

А на следующий день нам стало не до того.

* * *

15 апреля 1979. Там же.

Во-первых, ночью я два раз пропотел. И утром и даже в течение дня, у меня уже не было температуры. Отчего «старые», прошлого лета подозрения снова окрепли и получили новые (хотя и не «железобетонные») аргументы в свою пользу.

А, во-вторых, приехала и заявилась в гости Козельцева…

Я даже было подумал, что она сорвалась из Москвы в связи с моей болезнью. «Наблюдение» же мне кое-кто обещал? Затем засомневался (слишком быстро!) и решил пронаблюдать — чего её принесло? Сама скажет.

Фига-с-2!

— … Ваня, нам надо поговорить с Еленой Борисовной. Закрой дверь и иди ляг, а то снова температуру наскачешь.

— Я понял… закрыть… с другой стороны…

К моей тонкой иронии они привыкли. А я всё не могу привыкнуть к ограничениям детского тела и невозможности самому говорить «нет».

«Опережающее развитие» не катит против «ты — наш маленький сын и должен слушаться…» и детской физиологии.

Но можно взять из серванта-«стенки» в комнате стеклянный стакан и приложить его к тонкой (один кирпич «вдоль») внутриквартирной стенке между комнатой и кухней, где закрылись родители и Козельцева!

При помощи импровизированной подслушки, «с пятого на десятое» я понял, о чём они толкуют. И мне не понравилось то, что толкала родителям Козельцева.

А как уж это не понравилось им! Поэтому, с достаточным спокойствием внутри и даже с некоторым определённым злорадством, я ловил ухом через стакан фразы из их спора:

— … Нет, нет! Об этом не может даже и идти речи… — сердилась моя мама — … Ваня — ребёнок, он наш сын…

* * *

Тогда же, там же. Полковник КГБ Козельцева Е. Б.

«Беспредельно важно».

Этот краткий ответ Председателя однозначно говорил о том, что сказанное «Свидетелем» в общении наедине с Андроповым нашло отклик у того.

Елена Борисовна не знала всего, что было в расшифровках тех сокращений — «заметок про будущее», её поразили слова Юрия Владимировича о том, что по информации, полученной от «Свидетеля», удалось обезвредить перевёртыша.

Но там… в их разговорах, очевидно, был огромный пласт того, что было на порядки важнее даже взятия с поличным предателя среди рядов своих.

А поставленная Председателем задача говорила о том, что решение принято.

«Свидетеля» самого берут в полную разработку. Ей требовалось выполнить свою, но не менее трудную и важную часть — так, чтобы родители того, кто, видимо, всё же действительно нёс в себе знание о десятках лет истории вперёд (истории, которую, очевидно, требовалось изменить!) приняли неизбежное.

Чувствительность момента заключалась в том, что взрослый ум, скрывавшийся в собственном детском теле отстранился о любой помощи по данном вопросу…

Самое плохое было в том, что родители не знали всей правды, а пока держащаяся легенда об «опережающем развитии» (как результат какого-то естественного феномена), которая изучается по причине попыток за океаном организовать подобное медикаментозными средствами, могла рухнуть в любой момент.

Подобное никак (пусть и при официальном проявлении ранее перед родителями интереса Комитета) не могло оправдать изъятия ребёнка из семьи.

— Добровольно!

Неприятным было то, что Председатель никак не обозначил срок, который мог быть предъявлен родителям для «отпустите Ваню в Москву» «для научной работы по изучению опережающего развития».

Глава Комитета требовал добиться добровольного согласия родителей! И как этого добиться?

Да, у неё были нужные официальные бумаги с подписями и печатями из структур МГУ, прекрасно подтверждающие легенду, у неё был подготовлен договор об оплате участия ребёнка в «информационном исследовании уровня развития», но…

…Не удалось получить главное — согласия родителей. Нормальные отношения, установившиеся с родителями Ивана, рушились на глазах. Неприязнь в глазах отца и слёзы на глазах матери… вот что она увидела в ответ на предложение «отпустить, конечно, когда выздоровеет, Ивана с ней, в Москву…»

Аббревиатура «КГБ» за её спиной сегодня, в отличие от прошлого раза, когда простые советские люди испытали благоговейный трепет и гордость за важное дело, на глазах сменялась приоритетом личного и недовольством.

А за стеной кухни обычной советской квартиры, видимо дремало болеющее детское тело, скрывающее злое взрослое сознание.

«Из будущего».

С которым найти компромисс будет ещё сложнее.

Он был нужен Комитету и даже стране… больше чем — они ему?

Что-то ведь заставило его стать инициативником… но недовольство советской властью того, кто «видел будущее», были зримо и осязаемо.

Политикой и решениями сейчас. И тем — что случилось в будущем. А сейчас — он не раз высказывал недовольство тем, «как медленно у вас всё крутится. Время уходит…».

Он видел крушение страны… оно сокрушило идеалы у многих?

Он ведь сам говорил — «всего одно поколение…»

Мягко предложив отложить вопрос на несколько дней (ей требовалось сделать звонок и получить положительный ответ из столицы), она переключилась на расспросы про здоровье Ивана — насколько серьёзно заболел, чем лечат и всё прочее.

* * *

В проёме распахнувшейся двери на кухню стоял вставший Иван. Растрёпанный, недовольный и в одних трусах, вылезший из под одеяла.

— Температуры нет. Я сам мерил, не зря видимо ночью потел. А ещё я взял стаканчик из «стенки»… и приложил его стеночке кухни. Так что почти всё слышал, о чём вы тут. Без меня меня женили…

Ни капли смущения, свойственного ребёнку. «Он в своём праве».

Иван продолжает, вставляя своё мнение:

— Я один, без родителей никуда не поеду. Если дорогому государству так важно то, что вы там задумали изучать с моим развитием, пусть папа со мной едет, а то вы маму уже до слёз довели. Он, если что, вас послать подальше может.

Про себя она фыркнула, а затем до неё дошло — это