Читать интересную книгу Дневники и письма - Эдвард Мунк

темнеет на пороге? Это старуха, стоит тихонько и глазеет на прохожих.

Откуда ни возьмись, появился кот и стал тереться о ноги моей спутницы. Она взяла его на руки и принялась ласкать.

– Разве не прелесть такое маленькое черное создание?

Кот убежал и вскоре показался снова, за ним гнался серый кот.

На колышках забора сушились детские сапожки, крохотные-крохотные, с большими заплатками и дырками на подошве и мокрые-мокрые. Маленькие ножки, пробегавшие в них целый день, теперь отдыхали.

Иллюстрация в дневнике

Фру распустила волосы, они струились по шее, желтоватые с сероватым блеском.

Мы отстали от остальных. Он посмотрел на нее. За тяжелыми веками загадочно поблескивали серые глаза. Губы пухлые, мягкие. За ней вода и воздух, фиолетово-синие.

– Как занятно, этот полумрак, когда контуров не видно, они лишь угадываются… Когда вы стоите на фоне темного леса, ваши черты лишь угадываются. Постойте так немного, дайте мне разглядеть вас. При этом освещении вы выглядите весьма живописно.

Они стояли и смотрели друг на друга.

– Знаете, по ночам я так беспокойно сплю, – проговорила она и пошла дальше. – Мне снятся кошмары, я хожу во сне. Что скажете, если я приду к вам?

Оба улыбнулись.

Он представил ее бредущей в белой ночной сорочке, с закрытыми глазами, босую, и внутри у него защекотало.

– Мне все же повезло, – сказала она немного погодя. – У меня нет детей, и я могу делать что хочу. Все, что хочу.

Он вдруг подумал о ее муже. Она же замужем, это совершенно вылетело у него из головы. Эта мысль его поразила.

– А как же ваш муж?

– А, он… Он мне не мешает, я добиваюсь всего, чего бы мне ни захотелось.

– Он так добр?

– Да, ужасно добр.

Ему бы хотелось, чтобы муж обращался с ней плохо.

Они долго шли рядом молча.

* * *

Так они дошли до ее дома. Зажгли камин, все расселись у огня. Фру изредка выходила на кухню посмотреть, как там кофе. Когда он был готов, она накрыла на стол и попросила Хеффермеля рассказать что-нибудь. Сама села за пианино.

Иллюстрация в дневнике

Было уже поздно. Она решила его немного проводить. Брели они медленно, наслаждаясь атмосферой вечера. Им хотелось продлить это время, но в конце концов пришла пора возвращаться домой.

Он заглянул ей в глаза. Ей пора возвращаться – в огромный пустой дом. Служанка уже легла, и она будет совсем одна.

Если бы он только смел…

На прощанье она протянула руку для рукопожатия и ушла.

Он лег, но сон не шел. Ему представлялась она светлой летней ночью под бледной луной. Глаза в тени, но их взгляд пронзает его. Она будто чего-то ждет. Если бы он осмелился поцеловать ее, ей бы не надо было больше ждать. – Он никогда никого не целовал. Только подумать: прижаться лицом к ее лицу, губами к ее губам. В следующий раз он непременно должен, вот только бы набраться смелости.

* * *

Мы сидим друг напротив друга. Наши глаза встречаются. На всем лежит красноватый отсвет.

Потом она поуютнее устраивается на диване, запрокидывает голову на его спинку. Я не могу оторвать взгляда от обшивки дивана, потом склоняюсь к ней. Наши щеки почти соприкасаются, так близко они друг к другу.

* * *

Он прохаживался верх-вниз по Карла Юхана. Было семь вечера, еще светло. Солнце только что село за дворцом, чей силуэт четко вырисовывался на фоне ясного неба.

Чувствовалось наступление весны.

В прекрасную погоду прогуляться выбрались многие. Большинство еще в зимнем, светлые мужские демисезонные пальто и разных цветов дамские попадались на глаза лишь изредка.

Ко дворцу двигалась целая толпа гуляющих. Вдалеке их фигуры были похожи на тени, пока не исчезали из виду в сизом тумане на горизонте.

У Часов[29] он развернулся и пошел вниз по улице, пристально вглядываясь в движущуюся ему навстречу толпу. Вон идет та, что он знал… Его словно ударило током… Издалека эта дама была так похожа на нее.

Под небом глубокого синего цвета в синевато-желтой дымке возвышалось здание Стортинга[30]. Из-за него робко выглядывала бледная маленькая луна. Окна Стортинга и домов на Карла Юхана сияли золотом заходящего за горизонт солнца, образуя ряды сверкающих квадратов.

Зимняя наледь под ногами в основном растаяла, брусчатка высохла на солнце, и стук каблуков казался непривычным, но посреди улицы кое-где остались синие, как окружающий воздух, лужицы, и в них скользило отражение бледно-желтой луны. Влажный и теплый воздух был пленительно мягок.

Он ощущал неясное томление. Дамы вокруг были очаровательны, в желтом свете фонарей их сияющие бледностью лица выглядели загадочными.

Вон та, в светлом пальто, уж точно фру Хейберг[31] – и снова обознался. – Как они все похожи на нее.

И вот наконец-то появилась она. Он знал, что она придет. Бледное в желтоватом отблеске заката лицо ярко выделялось на темно-синем фоне. И он почувствовал, как закололо в груди, так было всегда, когда он видел ее лицо издали. Сердце его затрепетало, ноги онемели, земля уплывала из-под ног, он испугался, что упадет.

Такой прелестной он ее еще не видел. Гладкая кожа, нежные черты. Такая стройная в облегающем черном платье, высокий вырез подчеркивает роскошную белую с золотистым оттенком шею.

Она поприветствовала его нежной улыбкой и пошла дальше. Я хотел остановиться, но помешала старая обида. И она скрылась из виду.

Он ощутил такую пустоту, такое одиночество. Почему он ее не остановил, не сказал ей, что она единственная, что он безумец, идиот и не заслуживает никакой любви, что не ценил ее, и все это его вина[32].

Она выглядела такой печальной. Наверное, она несчастна, думает, что он не любит ее, и это его вина! Жалкий убогий глупец, трусливый негодяй, жалкий трус, трус, трус. Он впал в настоящее исступление. Потом немного пришел в себя и услышал уличный шум, как будто издалека, откуда-то сверху. Ног он не чувствовал, они его не слушались.

Все – люди, проходившие мимо, выглядели чужими и странными, и ему казалось, они таращатся на него, все эти бледные лица, взгляды в вечернем свете…

Иллюстрация в дневнике

Он попытался сосредоточиться, но не смог, в голове звенела пустота, он попытался сфокусировать взгляд на одном из верхних окон здания, но прохожие мешали ему. Тело била дрожь, с него градом лил пот, его качало.

…Сейчас я упаду и люди остановятся, их будет собираться все больше и больше, соберется ужасно много народу.

Он вздрогнул. Он действительно чуть не упал. Он перевел взгляд на окно наверху, светившееся желтым светом, контрастировавшим с темным воздухом. Он не отрывал взгляда от окна, словно оно было способно удержать его от падения.

В конце концов он добрел до дома.

– Как ты? – тетушка и Петра[33] смотрели на него, он видел их лица,