Читать интересную книгу За гранью - Алексей Шепелёв

— Эй, Саймон, готово твоё варево? — поинтересовался разлегшийся неподалеку арбалетчик.

— Придется тебе потерпеть еще немного, Пьер, — откликнулся латник, сидящий около костра и время от времени помешивающий бурлящую в котелке густую похлебку ножнами от своего меча.

— Что ты копаешься, я жрать хочу!

— Жри хоть сейчас, но, клянусь, если ты обдрищешся, то я этими ножнами выгоню тебя за пределы лагеря спать на берегу, клянусь Святым Иринеем! И пусть подберут тебя местные нимфы или кто на этом Альбионе водятся.

— Клянусь Святым Лукой, если Пьера подберут нимфы, то он живо их всех обрюхатит! — встрял в разговор еще один из сидевших вокруг костра воинов. Остальные дружно рассмеялись грубой шутке.

— Не суесловьте о Святых Господних, — гневно воскликнул монах. — Не грешите! Помните о том, что вы — благочестивые воины и идете за славным герцогом Вильгельмом на святое дело, ибо трон короля-Исповедника должен принадлежать нашему славному вождю, а не этому узурпатору Гарольду. Так не грешите же, ибо, если вы прогневите Господа, Он не дарует нам победы.

— Ладно, ладно, отче, — примирительно сказал кашевар. — Ты не учи нас, кто мы такие и зачем мы здесь — это мы и без тебя знаем. Ты про Рим, про Рим рассказывай…

Монах прокашлялся и продолжил прерванное повествование.

— Так вот, когда я был в Святом Городе, то говорил с многомудрым отцом Бонифацием из обители Святого Ива при ордене братьев-бенедиктинцев. Он многие годы провел во граде Святого Константина, ныне находящегося под властью схизматиков, да будут прокляты они во веки веков. Изучал он философов греческих и римских, что прежде рождения Господа нашего на земле жили. И сказал он, что нет ни одного свитка, с тех времен сохранившегося. Только то, что переписано не позже двух сотен лет тому назад.

И тогда взял я списки, что в славной обители Святого Ива собраны и стал их сравнивать между собой. И открылось мне, что схожи они чрезвычайно. Истинно говорю вам, одними и теми же словами пишется о войне Афин и Спарты, о походе на Трою и войне Рима с Карфагеном. И тогда даровал мне Господь мудрость, и просветил очеса мои, и узрел я ложь и беззаконие, творимое врагом. Не было ни войны Спарты с Афинами, ни похода на Трою. Была только война Рима и Карфагена. Остальное же измыслили вороги по наущению Врага главного, измыслили и людей простодушных верить в ту ложь заставляют!

Слушайте дальше меня, истинно говорю вам, открылось мне и иное знание. Стал я сличать демонов римских и афинских, нечестиво богами именуемых злокозненными язычниками. И увидел я, что пишут они об одних и тех же демонах, только называют их разными именами: у одних — Юпитер, у других — Зевс. У тех — Марс, у иных — Арей. Там Меркурий, а там — Гермес. Одни демоны — одно и место. Не было никаких древних Афин, был только Рим, и не было никогда древнего Акрополя, был только Капитолий. А про Афины — вороги придумали, по наущению Врага главного. А схизматики, которые только называют себя христианами, но еретики суть, поддержали их, ослепленные своим желанием град Святого Петра всячески унизить.

— А кто ж эти вороги? — полюбопытствовал кто-то из воинов.

— О! — монах прямо-таки загорелся от этих слов. — Тайна сия велика есть. В славной обители Святого Ива мне довелось встретиться с неким странствующим рыцарем д'Йолом, совершим многолетнее путешествие на восток. Он много рассказал мне о далеких землях, в которых побывал и, среди прочего, показал некую книгу, написанную одним восточным мудрецом, имя которому Валент бен Шмаль. Книга та зовется Криптономикон или описание действительной истории, в тайне от взора людского сокрытой. И прочел я в книге этой о великих тайнах, спрятанных от людей врагами рода человеческого. Знайте же, что ходят среди людей те, кто подобен нам обличием, но неподобен природой. Это потомки проклятых Богом, дети греха. От диавола же дана им способность менять своё обличие и создавать иллюзию того, что они люди. И одержимы эти бесы одной страстию: подчинить власти своей всю Землю нашу. Они проникают повсюду и злоумышляют заговоры. Истинно говорю вам: рядом с нечестивым Гарольдом Саксонцем наверняка найдем мы этих мерзавцев. Разве не завещал блаженной памяти государь Эдуард своего трона нашему доблестному сюзерену, ревнителю славы Господней, герцогу Вильгельму? Разве не клялся Гарольд на Святых мощах, что будет верным вассалом нашего герцога? Но истинно говорю: Саксонец околдован этими проклятыми бесами в обличии человечком и совращен ими с истинного пути. Или, хуже того, сам он бес и потомок бесов. Ибо даже в нашей благословенной Нормандии жили они раньше — нечестивые дэрги. Но не бойтесь их, дети мои, разите их без пощады — ибо ничтожны их чары против удара доброго христианского меча или острой стрелы.

— Что-то плетешь ты, отче, — с сомнением покачал головой пожилой арбалетчик. — Дэрги — добрые христиане, их сам Святой Патрик крестил.

— Ты, отец Фома, признайся, как ты мудреца того читал? — подхватил другой. — Ты ведь по латыни-то еле слова разбираешь, а уж по чужеземному, поди, и вовсе не бельмеса не поймешь.

Возле костра снова раздался дружный хохот. Никто и не заметил, как компанию покинул один из ратников. Никто не следил, как он спешно отступил в тень ближайшего шатра. Никто не обратил внимания, что из тени этой вышел совсем другой человек — рыцарь Жоффруа Гисборн…

СЕВАСТОПОЛЬ. 29 АВГУСТА 1990 ГОДА НАШЕЙ ЭРЫ

Они вышли из воды и с наслаждением растянулись на мелкой пляжной гальке.

— Эх, хорошо же всё же ночью купаться, всегда любил…

— Здорово плаваешь, дед. Честное слово, некоторые салажата в моей роте хуже. Признавайся, как время провел?

— Время не проведешь, — неожиданно серьезно ответил адмирал. — Оно своё всегда возьмет. С ним можно только договориться — чтобы брало, когда придет время, такая вот шутка.

— И твоё еще не пришло? — в тон ему поинтересовался Балис.

— Моё — пока что нет. Как пели в войну: "Помирать нам рановато: есть у нас еще дома дела". Дела у меня есть еще, понимаешь?

— Не очень, — теперь Балис стал серьезным. — Какие дела?

Ирмантас Мартинович на мгновение помедлил с ответом, словно взвешивал слова.

— Да вот, объезжаю всех своих непутевых потомков…

— Хм, зная о твоем возрасте, сразу начинаешь предполагать, что ты решил с нами попрощаться…

— Как говорил один мудрый старый еврей: "Не дождетесь". Если серьезно, то здоровье пока что, тьфу, тьфу, в порядке. В июне пару недель в Питере, в Военно-Медицинской повалялся на обследовании, так врач пошутил: неправду, дескать, пишу, что у Вас состояния внутренних органов в пределах возрастной нормы. Оно намного лучше. Интересовался, не участвовал ли я в цитаминной программе…

— А что, участвовал?

— Нет, не пришлось. Но кое-что слышал. Результаты, прямо сказать, весьма приличные. А что это тебя так цитамины заинтересовали?

— Да просто давали нам их пару раз после учений. Не знаю, как от старости, а усталость они действительно здорово снимают.

— И причем без побочных эффектов, кроме шуток. Ценная вещь словом… Но сейчас речь не об этом. Так вот, по гостям шатаюсь не для того, чтобы прощаться.

— А для чего же?

— Представь себе, ищу, кому одну тайну доверить. Настоящую тайну, серьезную.

— Слушай, дед, ты меня прямо пугаешь. Надеюсь, сейчас не окажется, что ты все годы работал на ЦРУ как убежденный противник советской оккупации Литвы, а теперь предложишь мне продолжить твой труд?

В ответ Ирмантас Мартинович весело рассмеялся. Балис, с детства неплохо видевший в темноте, непременно бы заметил фальшь в реакции старого адмирала, если бы она там была. Но дед смеялся искренне.

— Нет, этого можешь не опасаться. Служил я Союзу Советских Социалистических Республик честно, чего и тебе желаю, хотя и чувствую, что твою службу нынешний Союз не оценит.

— Что ж мне теперь, наплевать на присягу, как Мартевосяненко?

— А вот в этом, внук, я тебе, пожалуй, не советчик. Каждый, знаешь ли, свою жизнь прожить должен и сам за неё ответить. Тебе лет сколько? То-то, двадцать семь. Хватит уж за деда прятаться, пора и самому головой думать.

— Никуда я не прячусь, — в голосе Балиса явственно слышалась обида. Так с ним дед никогда не разговаривал. — Я для себя всё решил.

— В этом-то я не сомневаюсь. Поэтому-то я именно так и говорю сейчас с тобой. У тебя только один недостаток: судишь ты больно резко. Кто не с тобой — уже враг.

— А что, друг, что ли?

— Друг не друг, но и не обязательно враг. Ты родную историю не забыл еще?

— Да вроде нет.

— Тогда вспомни Кейстута и Виттовта. Оба ведь добра Литве хотели. Только по-разному это добро видели. Понимаешь?

— Не очень.

— Благими намерениями дорога в ад вымощена, слыхал?