— Доброе утро, — довольно потянулась Лариса. — Ты здесь… — Она окончательно проснулась и села в кровати, даже не пытаясь прикрыться. — Действительно здесь, — удивилась и обрадовалась Лара. — Я так счастлива, это была чудесная ночь, спасибо тебе за неё!
Она схватила Фёдора за руку и потянула на себя, видимо, на что-то надеясь. Фёдору пришлось присесть на край кровати, не вырываться же. Поначалу он был обескуражен, что это с Ларой, но до него быстро дошло: стоны жены, удовлетворённый взгляд, игривое настроение с утра… Федя ухмыльнулся и сухо сказал, остужая её пыл:
— Ты дочь напугала. Всё, приводи себя в порядок, а я кофе сварю.
Он почти вышел из комнаты, когда до Ларисы дошёл смысл сказанных им слов.
— Я напугала? Ты что, дверь не закрыл, и Алиса всё видела?
— Лара, Лиска меня разбудила, перепугавшись из-за твоих стонов. Решила, что ты заболела… Вставай давай, на работу опоздаешь.
— Так это был сон? — почти шёпотом произнесла Лариса разочарованно. — Как же так… Всё было так ярко, и ты перед глазами… Мне никогда не было так хорошо… — Она закусила губу. — Жаль, что это был только сон.
Фёдор покачал головой.
— Лариса, не надо вот этих вот драматических представлений, мы вместе только ради дочери и говорили об этом не раз и не два. Ты всё время твердила, что тебе не хватает свободы — теперь она у тебя есть. Вот только то, что ты называешь «свободой», я считаю блядством. Вот и весь сказ.
Фёдор старался говорить спокойно, но обида, злость и раздражение все-таки прорывались наружу.
— Я больше не хочу свободы, я тебя хочу, — пожала плечами Лара, не обращая внимания на эмоции мужа. Как и всегда, она переживала только о себе любимой. Фёдор с горькой иронией подумал, что мир потерял великолепную актрису: даже ни на что не надеясь, Лара не позволяла себе расслабляться, держала всё под контролем и была готова к любому развитию событий, но при этом выглядела так, что хотелось её защитить, спасти… Вот и Фёдор когда-то попался в эти сети, но сейчас его уже не провести.
Лара вчера постаралась, принарядилась, словно не спать собралась, а в театр. Тонкая ночнушка выгодно подчёркивала её формы и больше походила на вечернее платье. В таком наряде только соблазнять, подумал было Фёдор, и в это момент бретелька ночнушки соскользнула с плеча, оголив ещё больше и без того едва прикрытое тело. Фёдор скользнул по жене равнодушным взглядом и спросил:
— Новую грудь сделала? Что, старая шефа твоего не вставляла?
— Ревнуешь? — В её глазах мелькнула надежда.
— Нет, Лара, не ревную. И как ни странно, не ревновал никогда. Может быть, потому, что семьи у нас как таковой не было, и любви тоже — ни у меня, ни у тебя. Мы могли бы быть добрыми друзьями, наверно, а стали просто соседями. Ошибкой было вступать в брак, приняв похоть за что-то большее, только расплачиваться приходится нам обоим. Прекращай попытки затащить меня в постель. Ты не любишь меня, признайся самой себе, просто хочешь подчинить только потому, что я сопротивляюсь. Запретный плод сладок — так, товарищ психолог? И хватит об этом.
Фёдор вышел из комнаты жены, заглянул к дочери. Приготовленная Ларой с вечера форма аккуратно висела на плечиках, а собранный рюкзак стоял на стуле около письменного стола. Дождался, пока жена освободит ванную, умылся и поставил варить кашу на всех. У Лары каша получалась комочками, а у него нет. Вот так и повелось: он готовил завтрак, а она ужин. Налил кофе себе и Ларисе, какао Лиске, накрыл на стол и позвал завтракать своих девочек.
Лара попросила довезти её до работы. Фёдор согласился. Правда, выехать пришлось на пятнадцать минут раньше, потому что, чтобы довезти жену и не опоздать самому, пришлось сделать круг — Центр, где работала Лариса, находился совсем в другой стороне от дома, чем роддом. Обычно жена брала такси или шла пешком, если погода позволяла, но и в том, чтобы подвезти её, Фёдор криминала не видел.
Подъехав почти ко входу, он вышел из машины и открыл дверь со стороны Ларисы, руку подал, как всегда, и только потом увидел наблюдающего за ними мужчину с букетом цветов у входа в Центр. Заметил удивлённый взгляд Лары, брошенный на того.
— Твой новый кавалер? — спросил её тихо, наклонившись к самому уху.
— Это пациент, он вчера первый раз на сеансе был, — пояснила она, не пытаясь оправдываться.
— Пациент так пациент, — ответил Фёдор достаточно безразлично. — Интересно, с какой проблемой он к тебе пришёл? По виду можно сказать, что на жизнь ему обижаться не приходится. Ну да ладно, счастливо оставаться.
Он уже собирался развернуться в сторону машины, как Лара остановила его, коснувшись ладони, потом обвила своими руками шею и поцеловала в губы.
— Вот теперь можно и попрощаться, — произнесла она и направилась ко входу в Центр. Мужчина с букетом придержал для неё дверь и вошёл следом.
«Ничего в этой жизни не меняется», — подумал Фёдор, горько усмехнувшись, и вырулил с парковки.
***
На работе почти всё было как обычно: разбор полётов на планёрке, страшилки и угрозы от главного. Но удивление вызвало неожиданное назначение нового заведующего отделением патологии беременности, в котором трудился Фёдор. И удивило именно то, что тот был молод, всего тридцать семь лет. А ведь главный постоянно твердил, что на этом посту должен быть человек с большим опытом и безукоризненной репутацией и он не видит на нём никого кроме Эльвиры Игоревны.
— Федя, представь, говорят, он из самой Москвы, — поведала тихо-тихо ему на ухо Вера Николаевна, врач-ординатор из их отделения. — Я сама только сегодня утром узнала.
— Из Москвы так из Москвы, какая разница, — прошептал в ответ Фёдор. — Я сюда вообще из Африки приехал, — пошутил он, — и ничего — прижился же.
Она похлопала его по руке и произнесла многозначительно:
— Так то ты…
Фёдору стало тепло на душе от её слов. Конечно, он знал, что его уважают и даже любят сотрудники. И он вполне мог бы занять пост заведующего отделением — квалификация позволяет, а что возраст слишком молодой, так это дело поправимое. Но главный решил по-другому, и это было обидно. И вообще, смена руководства произошла слишком неожиданно. Ещё вчера они с Эльвирой Игоревной строили планы по приобретению нового оборудования, а сегодня на её месте сидит совершенно незнакомый человек. А Эльвира Игоревна исчезла внезапно, ушла, даже не попрощавшись. Странно. Нехорошо как-то.
Вернувшись в ординаторскую, Фёдор налил себе кофе и стал просматривать истории вновь поступивших женщин, потом попросил постовую сестру принести все его истории, глянул записи дежурного врача и уже было собрался на обход, как заметил, что карточки его самой тяжёлой пациентки нет. Удивился, ещё раз посмотрел в ящике стола, перебрал снова все истории, лежавшие на столе, но не найдя того, что было нужно, отправился к постовой сестре.
— Галочка, ты, случайно, историю Свиридовой не видела? — спросил он.
— Как же, я сама её нашему новому заведующему в руки отдала. Представляете, в шесть утра он уже на работе был, с ночной сменой знакомился. — Девушка виновато пожала плечами и закусила губу, всем своим видом показывая, что сделать она ничего не могла — не спорить же с начальством. — Он попросил показать истории тяжёлых, что мне оставалось…
— Понятно, спасибо.
Федя развернулся, чтобы вернуться в ординаторскую, но сестричка его остановила.
— Ночь прошла тихо, Свиридова ваша в порядке была. Ну, как обычно. А вот с утра началось: Юрий Алексеевич как историю прочитал, так к ней в палату и пошёл, не знаю, о чём беседовал, но говорил строго, тон такой, что и не возразишь. Потом, правда, давление ей сбивали, капали, успокоительное вкололи, да вы сами увидите, в истории всё записано. А он велел её к операции готовить. Сейчас анестезиолог придёт беседовать.
— Какой ещё операции? И почему новоявленный заведующий принимает решения в отношении чужой пациентки единолично? Никакой операции не будет. Рано, ребёнок не готов. Я против.