Читать интересную книгу Записки русского экстремиста - Игорь Шафаревич

Одна из первых глав так и начинается с вопроса, который мы обсуждали: почему Европа враждебна России? Автор приводит ряд конкретных, очень ярких и поразительных примеров, когда Европа по отношению к России и европейским странам применяет то, что сейчас называется «двойным стандартом». Более того, Европа готова идти на какие-то для себя потери, если эти действия повредят России. Данилевский дает ответ на вопрос, откуда это загадочное явление, какова его причина. «Европа не признает нас своими, она видит в России и в славянах вообще нечто ей чуждое, а вместе такое, что не может ей служить простым материалом, который можно было бы формировать и обделывать по образу и подобию своему. Как ни рыхл, ни мягок оказался верхний, выветрившийся слой, все же Европа понимает или, точнее сказать, интуитивно чувствует, что под этой поверхностью лежит крепкое, твердое ядро, которое не растолочь, не размолотить, не растворить и, следовательно, нельзя будет себе ассимилировать, превратить в свою плоть и кровь, которое имеет силу и притязания жить своей самобытной, независимой жизнью».

После этого он ставит вопрос: какой же смысл этого противостояния в аспекте истории? И говорит, что единая тенденция, проходящая через всю историю, является чистой фикцией. История, с его точки зрения, развивается как история отдельных цивилизаций, или, как он говорит, «культурно-исторических типов», каждый из которых живет как целостный организм: имеет эпоху рождения, молодости, расцвета сил, упадка и гибели.

Сейчас наибольшую силу имеет один такой тип, как он его называет, романо-германский, или европейский, и концепция единого прогресса есть всего лишь идеологическое оружие, отстаивающее право этого типа на власть над всем миром. И Данилевский формулирует, как мне кажется, чрезвычайно глубокую и красивую точку зрения на историю: «И прогресс состоит вовсе не в том, чтобы идти все время в одном направлении, а в том, чтобы исходить все поле, составляющее поприще исторической деятельности человечества, во всех направлениях». Иными словами, картина истории, укладывающаяся в одну линию, говоря математическим языком, «одномерная», заменяется гораздо более богатой картиной, «многомерной», движение идет по некоему полю, в плоскости или в пространстве.

Книга содержит две идеи: одна – фундаментальная, которую я сформулировал, о культурно-исторических типах. Эта идея при жизни Данилевского не получила признания, но потом приобрела колоссальную известность, когда независимо от Данилевского немецким автором Шпенглером была изложена в книге «Закат Европы», появившейся сразу после конца Первой мировой войны. Шпенглер ни разу не упоминает Данилевского и, может быть, как немец, действительно о нем не знал. Позже Арнольдом Тойнби, на которого я ссылался, еще раз была развита сходная концепция. Он гораздо подробней развивает ее, насчитывает больше различных цивилизаций, чем Данилевский, более многосторонне оценивает возможное их взаимодействие. Однако принцип у Тойнби тот же самый. Он ссылается на Данилевского, но, мне кажется, совершенно недостаточно: не как на человека, который первый высказал идею, которую он потом разрабатывал, а как на одного из людей, которые тоже на эту тему писали.

Я хочу сделать предупреждение, что в книге Данилевского есть и вторая идея, которую, видимо, история не подтвердила, – по крайней мере в таком четком виде, в каком он ее формулирует. И благодаря этому она удобно используется для опровержения книги в целом. Их ни в коей мере не следует смешивать. Вторая идея заключается в том, что на смену германо-романскому типу приходит новый культурно-исторический тип – славянский и будущее принадлежит громадному славянскому союзу, центром которого будет Россия, а столицей – Константинополь. Уже при жизни Данилевского указывали (например, Леонтьев), что те же поляки, будучи славянами, гораздо ближе к Западу и являются орудием западной цивилизации против России. Точно так же и чехи ближе к Западу, чем к России. И может быть, наше время показывает, что возможна некая корректировка этой точки зрения. Некоторую общность и близость можно видеть, может быть, в славянско-православных странах. Например, в Сербии ожесточенная война велась даже не между славянскими народами, а между тремя ветвями одного и того же сербского народа – сербами, хорватами и боснийцами, различавшимися лишь тем, что они приняли разные религии – православие, католицизм и ислам.

6. Россия к началу XX века

Мне кажется, что точка зрения Данилевского дает правильный исходный пункт для оценки того, что происходило в России и происходит, может быть, даже до сих пор. С чем Россия пришла к XX веку? Это действительно было противостоянием двух цивилизаций, причем Россия пошла не по пути полного отрицания, а по пути принятия продуктов западной цивилизации, которые не разрушают ее национальную идентичность. И может быть, благодаря этому в России как бы действовали силы противоположного толка, которые приводили к конфликтам, и эти конфликты мы наблюдаем и сейчас еще.

Положение в России в начале XX века было следующее. Это была крестьянская страна, больше 80 процентов населения составляли крестьяне. Это была страна с колоссальным ростом населения и в этом смысле очень здоровая. Я думаю, что из всех вообще стран, которые тогда обладали статистикой, в России был самый быстрый рост населения. В то же время Россия, будучи крестьянской страной, входила в пятерку наиболее развитых промышленных стран. Она имела один из самых устойчивых в мире годовых бюджетов. Промышленность росла, и особенно значительно в том направлении, которое нужно было деревне. Например, за двадцать лет до войны вдвое увеличилось производство сахара и производство кровельного железа. Это то, что нужно было деревне. Также увеличились примерно вдвое крестьянские взносы в сберегательные кассы. Но, с другой стороны, все время слышались жалобы крестьян на безземелье – явно объективные жалобы, потому что при небольшом неурожае уже начинались голод и крестьянские волнения (с 1902 года). При этом средний урожай в России был в два-три раза меньше, чем во Франции, Англии, Германии, хотя в среднем почвы были у нас гораздо лучше. Причина заключалась, очевидно, в том, что само сельское хозяйство было менее интенсивно. Но интенсификация сельского хозяйства требовала развития промышленности и роста городов, хотя этого можно было достигнуть не тем путем, не теми темпами, как это когда-то произошло в Англии и вообще на Западе.

Проводилась очень большая деятельность для поддержки и оздоровления деревни. Например, начиная с эпохи столыпинских реформ был очень сильно активизирован Крестьянский банк, который давал большие ссуды крестьянам для покупки земли и улучшения хозяйства. Громадного развития достигла кооперация, при которой крестьяне кооперировались по тому или иному виду деятельности, в основном не связанному непосредственно с производством. Например, кооперация осуществлялась по трепке льна: существовал Льноцентр, который был мировым монополистом по продаже льна. Или по сбиванию масла из сметаны был Маслоцентр, тоже практически монопольно владевший европейским рынком. Существовали кооперативы по закупке сельскохозяйственных товаров, по продаже и хранению урожая, по получению кредитов и так далее.

Один из крупнейших экономистов того времени, Туган-Барановский, уверяет, что Россия по уровню охвата кооперацией стояла на первом месте в мире, но другие говорят, что не на первом, а на втором, после Германии. Но, во всяком случае, кооперация была колоссально развита. Если учитывать членов семейства, то кооперацией было охвачено больше половины сельского населения. Также все время совершенствовалось рабочее законодательство. Юридическое положение рабочих России было лучше, чем рабочих США и Франции.

Но изменения эти не поспевали за требованиями жизни. И произошло то, что часто, по-видимому, происходит в истории. Верхний, образованный слой как бы не выдержал испытания своей властью, своим привилегированным положением. И начало этого можно увидеть гораздо раньше – в том, что освобождение дворян от их обязанностей перед государством, так называемое провозглашение дворянских вольностей, произошло почти ровно на сто лет раньше, чем освобождение крестьян от их крепостной зависимости. И когда произошло провозглашение дворянских вольностей, крестьяне стали ждать, что за этим должно произойти их освобождение, а когда оно не произошло, то это вылилось в пугачевское движение. Так по крайней мере его причину толкует Ключевский (да и многие другие историки).

И мне кажется, что с данного момента и началось проникновение в Россию этой западной концепции – концепции прогресса, разделения стран на передовые и отсталые, причем Россия оказывалась именно отсталой страной. Это как бы оправдывало такое пренебрежительное, если угодно, эксплуататорское отношение к этой стране. В среде высшего, образованного слоя – дворянства, интеллигенции и т. д. – произошел некий раскол. Выделилось движение западников, которые при противостоянии России и Запада оказывались союзниками не России, а Запада – вплоть до парадоксальных, крайних примеров. Например, была послана телеграмма с поздравлением японскому императору в связи с победой японского флота над русским при Цусиме. Данилевский пишет: «Взгляд на Россию как на весьма трудно преодолимое препятствие к развитию и распространению «настоящей» человеческой, то есть европейской, цивилизации, в сущности, распространен между корифеями нашего общества. С такой точки зрения становится понятным (и не только понятным, но и в некотором смысле законным и, пожалуй, благородным) сочувствие и стремление ко всему, что клонится к ослаблению русского начала на окраинах России».