Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Элеонора посмотрела в окно. В по-весеннему бледном небе висело огромное белое облако. Оно было похоже на великана, готовящегося поглотить город. Дул небольшой ветер, облако двигалось быстро и как-то деловито.
И на Элеонору вдруг снизошло удивительное ощущение счастья. Пронзительная минута, когда она поняла: все, что происходит вокруг, — это нужно и правильно; и горе, и разлука, и смерть — это тоже счастье. А жизнь — краткий миг, когда ты видишь, часть чего ты есть…
Ей вдруг показалось, что Алексей не слишком рад визиту к Архангельским. Нет, не может быть! Просто он волнуется, это совершенно естественно.
Элеонора надеялась, что Ланской все решил, пока она была на службе: договорился в церкви и в отделе регистрации браков. Правда, там теперь, кажется, не нужна предварительная запись, просто приходишь с документами, и все. Но надо хотя бы узнать, где это находится и часы работы.
Она едва не поддалась разочарованию, узнав, что он ничего не сделал. Но Алексей прошел трудный и опасный путь, ему нужно время, чтобы прийти в себя.
Будь она на его месте, разумеется, первым же делом бросилась бы готовить свадьбу, но мужчины устроены иначе. Ничего, Ксения Михайловна с удовольствием возьмет практическую сторону дела в свои руки, улыбнулась Элеонора. Она обожает подобные вещи.
Не исключено, что завтра утром у меня будет настоящее свадебное платье! — она с нежностью подумала о своей энергичной и властной тетушке.
Ах, если бы только она не была в тот день такой счастливой и уверенной! Если бы заметила, как нехотя Алексей идет с нею к тетке! Если бы правильно поняла его молчание…
Им открыла Александра Ивановна. Кажется, она не очень обрадовалась непрошеным гостям, потому что замешкалась в дверях.
В Сашиной жизни произошли удивительные перемены, какие обычно бывают только в сказках. Зимой из скитаний вернулся Шварцвальд, причем вернулся самым неожиданным образом. Он перешел на сторону большевиков! Когда Петр Иванович рассказал об этом, Элеонора не поверила, решив, что дядя разыгрывает ее или просто шутит. Но нет. Новая власть, получив лежащую в разрухе страну, отчаянно нуждалась в специалистах, а барон, безусловно, был великолепным организатором и блестящим эпидемиологом. Он умел вникнуть в суть проблемы и найти остроумное решение. Элеонора помнила, как прекрасно и слаженно работал Клинический институт под его началом. В то время ей не с чем было сравнивать, но многие доктора, перешедшие в институт из других мест, говорили, что нигде больше нет такой приятной атмосферы для работы.
Элеонора не знала подробностей того, как Шварцвальд принял такое решение и кто составил ему протекцию, но теперь он снова занял пост директора института, параллельно войдя в состав разных комиссий. Обычно клиницисты недолюбливают организаторов, но от сотрудников госпиталя она слышала о бароне только хорошие отзывы. Даже Знаменский признавал, что его программа борьбы с испанкой позволила избежать многих жертв.
Вернувшись в Петроград, Шварцвальд сразу женился на Саше. Была в этом какая-то горькая ирония, что революция, отобрав у барона все, подарила влюбленным настоящее счастье.
И Александра Ивановна жадно, вопреки всему наслаждалась этим счастьем…
Она столько лет была любовницей барона, родила ему двоих детей, которые успели вырасти, прежде чем их мать обвенчалась с их отцом. Но барон был представителем старого рода, а Саша — простолюдинка, да еще и считающаяся замужней. Элеоноре как-то случайно пришлось стать невольной свидетельницей их объяснения, и она, хоть была в то время совсем юной и неопытной девушкой, тем не менее поняла, что это великая любовь.
И все же при прежнем порядке барон не решался на брак с разведенной дамой из самых низов. А теперь то ли мировоззрение его действительно переменилось, то ли перенесенные страдания сделали его мудрее, но он наконец соединился с любимой женщиной.
Когда барон вновь стал директором института, Саше пришлось уйти со службы, муж и жена не могут работать в одном учреждении на руководящих должностях, поэтому она с головой окунулась в роль хозяйки дома.
— Ксения Михайловна с Петром Ивановичем уехали, — сказала Саша неприветливо.
— Как? Куда? — у Элеоноры подкосились ноги. Она слишком хорошо знала, что это может значить. — Их что… взяли?
Последнее слово она произнесла одними губами.
— Нет. Нет, дорогая, не бойся, — смягчилась Саша, видя ее отчаяние, — они просто уехали.
— Но куда?! Саша, пожалуйста…
— Если вернутся, они сами тебе расскажут, а нет, так тебе и знать не надо!
Резкий тон подруги напугал Элеонору еще больше. Она крепко стиснула руку Алексея. Что случилось? Почему Саша говорит загадками?
— О, какие приятные гости! — барон вышел в прихожую и добродушно приобнял жену, отодвинув ее с порога. — Проходите, дорогие мои! Элеонора, э… Алексей Владимирович, если не ошибаюсь… Милости просим.
От волнения Элеонора еле нашла в себе силы поздороваться.
— Саша, прошу тебя, скажи, где Архангельские? И почему они ничего мне не сказали?
— Мне кажется, Сашенька, Элеонора имеет право знать, — негромко произнес барон, — Петр Иванович с женой уехали на съезд Королевского хирургического общества в Лондон. Ну что ж вы стоите? Проходите скорее, будем пить чай.
Элеонора была так ошеломлена, что не нашла предлога отказаться.
У Шварцвальдов были гости, судя по громким голосам и насквозь прокуренной гостиной, люди того круга, в котором теперь приходилось вращаться бедному барону.
Шла яростная дискуссия о политике. Если бы Саша была настоящей великосветской дамой, она бы знала, что разговоры о политике — дурной тон, и направила бы беседу в другое русло. Все же какая удивительная штука — любовь, соединяет совсем разных людей…
Шварцвальд представил их собравшимся, но Элеонора выделила только двоих — молодую даму, мрачные глаза которой странно не вязались с кукольно-красивым личиком, и широкого плотного мужчину средних лет. Остальные слились в серую безликую массу.
Алексей ввязался в разговор, а она приняла свою чашку с желудевым кофе и стала думать. Надо же, Архангельские уехали в Лондон! Понятно, что они не вернутся. Там Лиза, да она просто не отпустит родителей. Слава богу, что у них получилось соединиться с дочерью. И нужно радоваться, раз им так повезло, а не обижаться, что дядя с тетей ничего ей не сказали и не простились с ней. Боялись, что она донесет? Или, наоборот, что у племянницы начнутся неприятности, когда они не вернутся? А может, просто забыли о ней в предвкушении встречи с родной дочерью? Каковы бы ни были эти причины, она не имеет права сердиться! Это низко и недостойно, Архангельские всегда были к ней добры.
Получается, теперь некому выдать ее замуж за Алексея… Саша? Вот она хлопочет, подливает чай своим гостям, а на Элеонору даже не смотрит.
Шварцвальда теперь почти нигде не принимали, и трудно сказать, что послужило более веской причиной — его переход к красным или женитьба на простушке.
И Саша завоевывала то общество, которое было ей доступно.
Элеонора обвела взглядом гостиную. Барону вернули его старую квартиру, они с Сашей и детьми со дня на день переедут, Архангельские останутся в Англии. Ей больше не придется здесь бывать. Дом, в котором столько всего пережито, станет чужим…
Она так остро почувствовала одиночество, что взяла Алексея за руку и крепко стиснула. Он удивленно повернулся к ней, но сразу вернулся к разговору.
— Правильно говорит товарищ Ленин: или вошь победит социализм, или социализм победит вшей! — горячилась девушка с мрачными глазами. — Особенно в войсках! Мы не можем позволить себе потери еще и от сыпного тифа. Борьба должна быть такой же ожесточенной, как с классовым врагом.
Шварцвальд вдруг улыбнулся Элеоноре, наверное, вспомнил, что она болела сыпным тифом.
— Действительно, очень обидно, — сказал он мягко, но все прислушались к нему, — вот человек, венец творения, всемогущий царь природы. А потом вдруг заражается испанкой, например, и все. Конец. Бесконечно великое уничтожается бесконечно малым.
Элеонора поняла, что это намек на Свердлова, санкционировавшего расстрел царской семьи, и погибшего недавно от испанки. Правда, среди докторов ходили упорные слухи, что в его смерти виноваты организмы несколько крупнее, чем вирус гриппа. Якобы его избили до смерти рабочие. Но Элеонора не интересовалась ни жизнью, ни смертью пролетарских вождей. Чем грандиознее становилось творимое ими зло, тем более ничтожными людьми казались они сами. И ненавидеть их… слишком много чести!
Она совсем не таким представляла себе этот вечер. Казалось, родные станут радоваться за нее, а теперь Саша не обращает внимания на них с Алексеем.
— А я много о вас слышал, — плотный человек передвинул венский стул и сел рядом с нею. — Николай Васильевич вам предлагал должность главной сестры института, если не ошибаюсь?
- Конь бледный - Борис Ропшин - Историческая проза
- Мальчик в полосатой пижаме - Джон Бойн - Историческая проза
- Зимний цветок - Т. Браун - Историческая проза
- Библия сегодня - Меир Шалев - Историческая проза
- Ночи Калигулы. Падение в бездну - Ирина Звонок-Сантандер - Историческая проза