Вот мужик промывает нарытую им землю. Он сам из Чикоя. Хлеб там хорошо родит, но одним хлебопашеством не проживешь. Помогала железная дорога, да она в этом году «отошла». Ждали, ждали – вот придут куда-нибудь нанимать, но никто не пришел, пришлось идти хотя бы стараться. Старик дед, совершенно седой, стоит в луже воды и выгребает лопатой со дна «ребровик», т. е. породу, составляющую ложе долины. Она вся пластинчатая, пластинки ребрами обращены вверх, при отрытии пласта хозяйскими рабочими, очевидно, кое-какое золотишко ссыпалось вниз и западало в щели породы. Достать это золото правильными работами нельзя, а вот дедушка покопается в этом ребровике день, гляди, ползолотника и намоет. «Там в обрыве хорошее золотишко есть, да круты борта, неровен час, обвалятся, засыпят меня старика, боюсь! А бабы вот копаются». Действительно, бабы посмелее, и за ними нужен глаз да глаз. Они должны копаться только там, где разрешено, но, найдя местечко получше, спешат его взять, с опасностью быть заваленными при случае обвала. Разумову постоянно приходится с бабами ссориться, угрожая вовсе не допускать их на работы в случае несоблюдения ими его указаний.
Старатели за работой. Фото М. Сабашникова. 1902 г.
За несчастья на приисках отвечает Разумов, произойди оно хотя бы и со старателем, забравшимся куда не положено. Вот он и охраняет свой собственный интерес. Бабы эти – все жены и домашние рабочих, служащих у него на приисках. Это уже их бабий дополнительный заработок. Кое с кем из них я поговорил. Некоторые пришли из Енисейской губернии, как объяснила мне одна славная бойкая бабенка, коротенькая, энергичная, рассказывавшая всё с какой-то приятной улыбкой. У них второй год неурожай. Хлеба не только есть, но и обсеменить не было. Земля была вспахана, но пахоту некому было продать, так как и у других ни у кого семян нет. Пришлось бросить пахоту без посева и идти на прииски. В дом чужих людей пустили. Муж работает у нас на золотопромывальной машине, она же вот «старается», копит на обратный путь. «У нас там дочурка трех лет осталась, пришлось тоже людям на лето поместить», – прибавила баба с улыбкой. Очевидно, воспоминания о дочурке, оставленной за тысячи верст, приводит её в особенное, тихое и радостное настроение, и она готова говорить о дочурке без конца. И ни малейшей жалобы на судьбу, или на людей, или, наконец, на начальство! Всё принимается с какой-то поразительной бодростью и благоразумием, с готовностью идти на всякие жертвы и лишения; но почему эти лишения, неужели они необходимы, неизбежны, почему другим лучше живется, – всё это вопросы, которые, быть может, и бродят иногда в головах этих людей, но на поступки их эти мысли не влияют. Эти черты характера меня и раньше поражали в простом народе, и теперь несколько раз приходилось с ней встречаться. Особенно заслуживает уважение бодрость, с которой они принимают всякие удары. То-то нам бы позанять у них характера побольше. Жидок и тонок интеллигент кажется сравнительно с этими людьми. Конечно, и среди интеллигентов бывают исключения.
Да, велика наша земля и обильна, а порядка в ней нигде-то нет, хоть всю перерой. Неурожай и обнищание крестьянства в Сибири тоже наблюдается, как и в России. У Забайкальских казаков тоже кризис. Жили они до сих пор отлично, но теперь приходится и им подумывать, чем пропитаться. Два неурожая подряд подорвали казаков и все их надежды на этот год.
Про бурят я тебе как-нибудь напишу. Здесь приходится слышать про «бурятскую реформу» такие невероятные вещи, что прямо не верится. По бесцеремонности к праву наше правительство превзошло самое себя, и Финляндские осложнения бледнеют сравнительно с производимой сейчас «революцией сверху» в бурятском крае. Не хочется сейчас писать, в надежде еще проверить всё, что здесь говорят.
Ну, целую тебя и обнимаю крепко. Рад был получить от тебя письмо и надеюсь, за этим первым приветом возлюбленной моей женки будет и другой, и третий, и четвертый, и т. д., вплоть до моего приезда в Никольское прямо в твои объятия. Детишек целую крепко.
М. Сабашников
Стретенск, пароход «Стрелок», 26 июня 1902 г
До сих пор я ехал без всяких проволочек и затруднений, но теперь, кажется, начинается эта напасть. Вчера приехал в Стретенск с запозданием на 5 часов. Почтовый пароход уже ушел, и другой будет лишь через 5 дней. Нашелся товаро-пассажирский, на котором я устроился довольно удобно, получив отдельную каюту. Но беда в том, что мы должны были отплыть рано утром, поезда ожидать не предполагалось, т. к. вода в Шилке быстро убывает. Однако вот уже 12 часов, а мы не собираемся еще трогаться с места. На вопросы капитан отвечает, что ему хочется дождаться поезда, который должен был прибыть в 11 ч. 30 м., но который опаздывает. По частным слухам поезд опаздывает на 4 часа, и так мы ранее 3 едва ли выберемся. Между тем, при такой неопределенности далеко уйти от парохода нельзя, город на другом берегу, надо переезжать на пароме, и пароход может уйти перед носом в случае задержки парома. Вследствие такой неопределенности я отказался отыскивать в Стретенске г-на Андоверова,[18] у которого хранятся вот уже более 15 лет Ононские «дробилки» (машины к рудной толчее). Итак, передай Сереже, что я к Андоверову не попал. Схожу сейчас посмотреть переселенческие бараки, они рядом тут, на нашей стороне. Быть может, что-либо и поснимаю. Стретенск лежит довольно красиво. Шилка очень большая река и с чрезвычайно быстрым течением, берега высокие и живописные. Город с проведением ж. д. быстро вырос и теперь значительно обогнал Читу, которая является главным городом всей Забайкальской области. Кончаю, сейчас мне сказали, что капитан передумал, ждать поезда не станет, и что мы сейчас тронемся в путь.
Твой М. Сабашников
Амур, пароход «Стрелок», 29 июня 1902 г
Из Стретенска мы выехали 26-го вечером, около семи часов. Чего ради мы канителились в Стретенске целый день и почему нам сразу не сказали, что выедем вечером, остается секретом капитана, хотя, я думаю, что и для него это такой же секрет, как и для всех нас. Ввиду этой неопределенности я, проторчав в Стретенске более суток, не успел все-таки побывать у Андроверова и посмотреть Ононские дробилки, хранящиеся у него. Некоторые более осторожные пассажиры из-за этого же не обзапаслись провизией, боясь уехать с парохода в город, кот. находится на правой стороне, тогда как пароход наш стоял на левой около вокзала. Первое время мы все очень ворчали на капитана нашего за его нераспорядительность; он, впрочем, оказался предобродушным человеком и так просто принимал наше ворчание, что, в конце концов, заставил пассажиров сменить гнев на милость… Кончилось тем, что всей компанией дуем с ним пиво и, подчиняясь своей печальной участи, обсуждаем, можно ли тащиться тише, чем мы, или уже нами достигнута предельная медленность. А компания состоит, между прочим, из следующих лиц: Сарычев, адъютант Гродекова,[19] генерал-губернатора, Хлебников – местный купец и Хабаровский винодел, чиновник государственного контроля с женой, почтово-телеграфный чиновник с женой и еще кое-кто, по большей части чиновники. Надо тебе казать, что на пароходе I-го класса вовсе нет, и поэтому между всеми пассажирами не третьеклассниками установилось равенство и непринужденность отношений, пока, впрочем, не переходившая в излишнюю фамильярность.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});