Читать интересную книгу Лальские тайны и другие удивительные истории - Ольга Рожнёва

Таня не знала, чем помочь подруге, пыталась утешить, успокоить. На следующий день Ирина позвонила снова: узнала, что в выходные в храм приезжает Оптин-ский старец Илий (Ноздрин), и предложила вместе попытаться попросить молитв старца.

Когда батюшка вышел, около него мгновенно образовалась толпа народу, и Таня встала в уголочке. Старец пошел к выходу, и Таня наконец решилась подойти к нему. И сама не поняла, как оказалась рядом с батюшкой. От неожиданности и близости старца она закрыла лицо руками и начала плакать. Всегда была не робкого десятка, а тут – плачет как дитя малое и остановиться не может.

Выглянула из-под руки, а батюшка улыбается ей. Так ласково, что слезы сами высохли. И все слова куда-то пропали. Стоит и молчит. Тогда старец сам обратился к ней:

– Что же ты мамин наказ не выполняешь?

Таня только потом сообразила: откуда же он узнал про материнский наказ?! А тогда призналась робко:

– Я просто боюсь, батюшка. Никогда в жизни не исповедалась. Груз тяжелый на душе. И так страшно первый шаг сделать!

– Благословляю тебя ходить на исповедь к священнику этого храма, отцу Дионисию. И не забывай, что все это по молитвам твоей мамы! Храни Господь!

Тане показалось, что разговор со старцем длился минуты две, не больше. Но подруга сказала ей, что она находилась рядом с батюшкой десять минут. Ирине тоже удалось поговорить со старцем, и она плакала от радости: он пообещал помолиться за нее и младенца и благословил каждый день читать «Богородице Дево, радуйся».

Нужно сказать, что на следующем УЗИ у младенца не выявили никаких аномалий – здоровый ребенок. Такое чудо по молитвам старца… Не так давно Татьяна исповедалась и причастилась в первый раз в жизни. Она растит сына и дочь и перешла работать в онкологический диспансер. Что еще добавить? Пожалуй, только то, что имена героев рассказа изменены по их просьбе.

Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас!

Лальские тайны

От автора. Наверное, все православные России знают об удивительном «стоянии» девушки Зои из города Куйбышева (ныне Самара), которая в 1956 году окаменела во время танца с иконой святителя Николая Чудотворца в руках и в таком состоянии находилась сто двадцать восемь дней – с Рождественского поста до Пасхи. Когда-то, узнав об истории, я задавалась вопросом: насколько этот случай уникален и не было ли похожих на него случаев в нашей стране?

История с девушкой Валентиной, которая произошла в городе Лальске, и стала ответом на мой вопрос. Эта история и легла в основу настоящей повести, написанной мной по благословению и при содействии настоятеля Благовещенского собора Лальска священника Романа Зайца.

15 июля 1980 года. Решила вести записи в дневнике каждый день, посмотрю, как получится.

Сегодня, в полдень, я добралась до места своего распределения. Доехала чуть живая: грунтовая дорога от Лузы до Лальска – та еще! С одной ее стороны уложены плиты, которые лежат не очень ровно. Да вдобавок плиты эти давно разъехались в разные стороны под давлением тяжеленных лесовозов. Вот и получается тряска изрядная… Ну ничего, главное – доехала!

Девчонки из группы завидовали, что меня, как отличницу, распределили не куда-нибудь в село, а в старинный город Лальск. Да еще и с предоставлением собственного жилья! Это просто здорово!

Правда, городок совсем маленький, больше на деревню смахивает, зато все здесь дышит стариной: дощатые настилы тротуаров, проселочные, густо покрытые пылью дороги, деревянные избы и старинные каменные дома, добротные такие, прошлого века и даже позапрошлого, – это я как учитель истории и опытный краевед могу точно сказать. Много смешанных домов с каменным фундаментом и деревянной надстройкой, лепные фронтоны… Флигели, чеховские мезонины, откуда льется мягкий зеленый свет абажуров, – что-то близкое, родное, знакомое… Так и кажется, что из какого-нибудь мезонина раздастся тихое и печальное: «Мисюсь, где ты?»

По количеству населения Лальск тоже больше на село походит – жителей тысяч пять-шесть, не больше. А вот высоченные старинные церкви, изумительно красивые, соединенные арочными переходами, сделали бы честь любому губернскому городу. Еще нужно будет в музей краеведческий обязательно сходить – люблю я все это: старые вещи, старые пожелтевшие фотографии – хранители времени. Удивительно: человека уже давным-давно нет, а буфет хранит прикосновение его рук, кресло помнит тяжесть тела, книга – касание пальцев. Словно хозяин передал своим вещам частицу тепла, частицу души, память о себе. Связь времен.

Прямо с автобусной остановки пошла в школу, оформляться. Нашла быстро, да тут и искать-то нечего: все близко. Старое деревянное здание с огромными окнами и высоченными – метра четыре высотой – потолками. В каждом кабинете – своя дровяная печка. Топить, наверное, нужно долго, уж слишком потолки высокие, пока прогреется такой класс… Пахнет краской, чистотой, старые парты томятся в ожидании своих шустрых хозяев.

Директора не было на месте, завуч строгая, но, кажется, заботливая, сказала, что они меня ждали, что на работу нужно выходить в конце августа. Двадцать шестого – педсовет. Еще сказала, что мне очень повезло: в этом году школа переедет в новое каменное здание с большим актовым залом и прекрасным спортзалом, так что я буду учить детей в новой школе.

Потом она попросила двух девочек-старшеклассниц отвлечься от покраски парт и напоить меня чаем. Одна из них, черноволосая, веселая, спросила меня, в каком классе я буду учиться, и сильно смутилась, узнав, что я учитель, а не ученица. Меня угостили пирожками с картошкой. Съела сразу три. Еле удержалась, чтобы не взять четвертый.

После чая, по просьбе завуча (забыла ее имя, нужно было сразу записать), вторая девочка, рыженькая, с веснушками, Ася, проводила меня в мое новое жилье, недалеко от школы. Шли мы с ней почти всю короткую дорогу молча: она сильно смущалась, вспыхивала румянцем до самых рыжих корней волос на все мои незатейливые вопросы о школе и городе и отвечала так коротко и односложно, что я перестала и спрашивать.

Мы с Асей пришли к небольшому одноэтажному деревянному дому по улице Красноармейской. Комната с отдельным входом, с торца, оказалась неожиданно маленькой и темной, с единственным небольшим окном, покрытым толстым слоем пыли. У меня появилось подозрение, что раньше здесь были сени или кладовка. Круглый, покрытый непонятного цвета скатертью стол, старинный темно-коричневый буфет, такой же старинный комод, табурет, узкая кровать с железными шариками на железных спинках, на койке – сильно продавленный посередине матрас, тонкое солдатское одеяло не первой свежести. Нужно будет его постирать в речке. В углу пустая божница. Кривое зеркало в рассохшейся раме. Стены грязные, в углу паутина. Печка тоже старая, с трещинами. Затхлый кисловатый запах.

Вышла на улицу, осмотрелась. Недалеко – колокольня и два больших, старинного вида храма. Познакомилась с соседями – молодая семья несколько цыганистого вида. Четверо чумазых детишек мал мала меньше копошились с другого конца дома: кто в куче песка, кто со сломанным велосипедом.

Хозяйка семейства, жгучая брюнетка Тамара, высокая, полная, с крупными чертами лица, но довольно красивая, ответила на мои вопросы. Рассказала, где хлебный магазин, где продуктовый. Про красивые храмы рядом с домом сказала: «Слева, кажется, Воскресенский собор, справа вроде Благовещенский, но мы в них не ходим, и тебе там делать нечего, что и спрашивать зря»…

Разговаривала она со мной неохотно и как-то грубовато. Несколько раз повторила:

– И чего только занесло тебя в наши края?! Чего тебе дома-то не сиделось?!

То ли не в настроении была, то ли я ей не понравилась – пока непонятно. Показала мне также мой сарайчик с дровами и заросший бурьяном небольшой участок земли тоже с торца дома. Да, не так я себе представляла жилье для молодого специалиста!

Ну ничего, ведь я оптимист! Приведу все это в порядок, наведу уют… Достала мамину фотографию в рамочке – и отчего-то начала плакать. Слезы лились сами. Мамочка, почему ты ушла от меня так рано?!

Мне так одиноко, мамочка, так одиноко на белом свете! Сначала бабуся, а потом ты… Вы обе бросили меня! И мне так плохо!

16 июля. Что-то я вчера расклеилась. Ночью тоже спала неважно, было прохладно в комнате, а одеяло слишком тонкое. Очень холодное жилье, ветер дует из всех щелей – как я буду жить здесь зимой?

Ночь оказалась светлой – здесь в июле белые ночи.

Бледнеет ночь… Туманов пеленаВ лощинах и лугах становится белее,Звучнее лес, безжизненней лунаИ серебро росы на стеклах холоднее…

Шуршали мыши, и я несколько раз просыпалась от шороха: в незанавешенном окне тускло мерцали серые сумерки, странные тени копошились в углу, пронзительно кричала ночная птица. Мне хотелось спрятаться с головой под одеялом, но оно так неприятно пахло…