Читать интересную книгу Смерть белой мыши - Сергей Костин

— Прости, не ожидал от тебя такой порывистости, — сказал я.

— А, — отмахнулась она, — ерунда!

Сидя на мостовой, Ольга принялась рыться в сумочке, поочередно доставая оттуда щетку для волос, пакетик с бумажными платками, мобильный телефон, кошелек, пудреницу, губную помаду и — что странно для дамской сумочки — пассатижи с изолирующими пластмассовыми ручками. Но ключ все не находился, и Ольга вытряхнула прочее содержимое сумочки прямо на булыжники: письмо в конверте, позолоченную шкатулочку для таблеток, смятые бумажки, пригоршню мелочи и, наконец, связку ключей.

— Вот! — торжествующе звеня, приподняла ее Ольга. — У меня есть ключ и, следовательно, дом.

Я помог сложить предметы первой необходимости обратно в сумочку и не без труда придал Ольге вертикальное положение. Стоянка такси оказалась в ста метрах у выхода из Старого города. Через четверть часа мы уже ехали по широким проспектам микрорайона брежневских времен. Насколько я успел проследить по указателям, район назывался Мустамяэ или что-то в этом роде.

— А ты в какой гостинице живешь? — спросила Ольга.

— В «Скандик Палас», — без секунды промедления ответил я.

— Я спрашиваю об этом, чтобы быть уверенной, что тебе есть где ночевать.

— Я думал…

При одной мысли о том, что моя проблема надежного укрытия на ночь остается в силе, я мгновенно протрезвел.

Ольга прижала мне кончик носа указательным пальцем.

— Не надо ничего думать!

К счастью, к моменту, когда такси остановилось перед подъездом многоэтажки с бетонным козырьком, Ольга о моем предполагаемом ночлеге в гостинице уже забыла. Она подождала, пока я расплачивался с водителем, и доверчиво уцепилась за меня, когда я подошел, чтобы помочь ей выбраться из машины.

Подъезд, к моему удивлению, оказался чистым, хотя потолок лифта и здесь был расписан из баллончиков таинственными письменами детей XXI века. Дверь в Ольгину квартиру с виду была деревянной, на самом деле — металлической. Замок был несговорчивым, но я его все же уломал.

— Рукой открыл? — запоздало удивилась Ольга. — У меня-то тут, — она хлопнула по своей сумочке, — есть одно приспособление.

«Плоскогубцы», — вспомнил я, пропуская хозяйку дома.

Но Ольга легонько подтолкнула меня вперед.

— Легированная сталь! — произнесла она, захлопывая дверь собственным телом и привычным жестом поворачивая защелку.

Хм! Моя выдумка обретала жизнь.

Насчет кошки — помните, я предположил, что это единственное живое существо, которое могло ждать Ольгу дома, — я ошибся. Эту функцию выполняла восхитительная изумрудно-зеленая игуана, застывшая на ветке за стеклом террариума.

— Она живая? — спросил я.

Ольга сбрасывала в прихожей туфли.

— А у нее лапки цепляются за ветки или торчат вверх все четыре? — уточнила она.

— Цепляются за ветки.

— Тогда живая!

Ольга щелкнула выключателем. Комната, в которую я вошел, притянутый взглядом изумрудного пришельца из другой геологической эпохи, оказалась гостиной. Большой плоский телевизор, музыкальный центр, кожаный диван с кучей подушек и такое же кресло. Одна стена в книжных полках. Всего понемногу: рядом с собранием сочинений Достоевского блестели глянцевые переплеты детективов или женских романов, я не успел рассмотреть.

— Посиди здесь, — сказала хозяйка дома. — Хочешь есть?

— А у тебя в холодильнике найдется пара готовых салатов?

Ольга оглянулась.

— Ты ясновидящий?

Я смутился.

— Это то, что можно найти в моем холодильнике.

Ольга уже знала, что я недавно развелся, оставил свою большую квартиру на Крещатике бывшей жене и нашим двоим детям и пока живу в гостевых апартаментах своей корпорации.

— Тогда, может, выпить?

Ольга сделала широкий приглашающий жест в сторону бара на колесиках и едва не потеряла равновесие. К счастью, она стояла в дверном проеме.

— В общем, будь как дома. Я пойду приму ванну. Или душ? Нет, все-таки ванну!

Она зашла в ванную комнату, и вскоре оттуда раздался шум падающей воды. Я подошел к стойке с компакт-дисками. Та же эклектика: Бах, Тартини, джаз и рок-группы, о которых я никогда не слышал.

Выпить мне не хотелось, только пить. Я зашел на кухню и открыл холодильник. Как я и предвидел, два салата в пластмассовых плошках, пара полупустых бутылочек с соусами и скукоженный лимон со слегка заплесневевшим боком — это все, что там было. На столе — чашка с недопитым чаем и висящим на потемневшей ниточке бурым пакетиком. Я наугад открыл шкаф — с чистыми тарелками, потом второй — со стаканами. Я открыл кран холодной воды и дал ей немного стечь. Потом наполнил стакан, закрыл кран, но шум воды не смолкал.

— Ольга! — крикнул я. — У тебя все в порядке?

Из ванной не доносилось ничего, кроме звука падающей струи. Конечно, кто же из-за него услышит! Я подошел к ванной, постучался и приложил ухо к двери.

— Оля! Ты жива?

Ответа не было. Я потихоньку открыл дверь — она не была заперта изнутри. Вода уже заполнила ванну и была готова в любой момент перелиться. Голова Ольги утопала в облаке душистой пены. Она спала. Господь, как известно, хранит пьяниц — у Ольги, даже при том, что в доме находился я, было время захлебнуться!

Я закрыл кран, вытащил пробку и стянул с трубы полотенцесушителя большое махровое полотенце. Накрыть им Ольгу было легко, но вот вытащить ее из ванной… Правильно говорят, что живой вес легче. Я уперся коленями в стенку ванны, просунул руки под руки и под колени и с медленным, но неуклонным усилием штангиста, отрывающего от земли центнер железа, дотянул тело до края ванной. Уф! Я боялся, что у меня что-то разомкнется в пояснице, но болели только точки опоры — колени. Смешно? Попробуйте как-нибудь сами.

Я перевел дух и подхватил Ольгу поудобнее. Она не проснулась, только что-то промычала. Я отнес ее в спальню, большую часть которой занимала широкая двуспальная кровать — похоже, хозяйка квартиры не всегда спала в ней одна. Промокнув полотенцем ее розовое, распаренное в горячей воде тело, я откинул одеяло и переложил ее на простыню.

Ольга приоткрыла один глаз.

— Уже утро? — прошептала она непослушными губами. У нее на висках оставались хлопья пены.

— Спи, Афродита, — сказал любитель греческой мифологии и классической живописи, накрывая ее одеялом.

Самому мне спать не хотелось. Какой зверь будет стремиться найти себе уютное место под кустом, когда за ним гонится свора гончих? Я вернулся в гостиную. Рубашка и джинсы на мне были мокрыми, но что с этим поделаешь? Я сел в кресло и шумно вздохнул, вернее, выдохнул. Игуана повернула ко мне голову с немигающим взглядом и застыла в новой позе.

8

Как всегда, когда я оказывался в трудном положении, мысли понесли меня к дому. У Антея для подзарядки была вся земля, мне, совсем не титану, достаточно было одной квартиры на Манхэттене, напротив Центрального парка. Да-да, хочу ли я этого или нет, мой дом уже давно не двухкомнатная квартира на Маросейке, в которой я вырос и где сейчас живут чужие люди, и не дача в закрытом поселке в Жуковке, в которой стареет моя мама и где я провожу пару-тройку дней в году.

Я вспомнил, как мы с Джессикой впервые оказались в лабиринте коридоров восемнадцатиэтажного Дома на 86-й Восточной улице, в двух шагах от музея Метрополитен. И вспомнил с улыбкой, как мы жили до этого.

Наш роман начался на Новый, 1985 год. Я видел в этом знак — с моей первой женой, Ритой, мы познакомились в Москве на праздновании наступающего 1976 года. Но к тому времени Риты с детьми уже почти год не было в живых, и почти то же самое я мог бы сказать о себе. Меня несколько недель глушили лекарствами в психушке, а потом я и без них несколько месяцев чувствовал себя овощем на грядке. Я переехал из Сан-Франциско в Нью-Йорк, друзей у меня не было, Контора оставила меня в покое — меня вся жизнь оставила в покое. Потом — я уже рассказывал эту историю — появился Эд, за ним — Пэгги и, наконец, Джессика. То есть хронологически Джессика возникла раньше, чем Пэгги, только оживать я стал после Пэгги и запомнил поэтому все в таком порядке. А в тот предновогодний день на Ниагарском водопаде я обнаружил, что люблю Джессику, и вцепился в нее с отчаянием человека, спокойно идущего ко дну и вдруг понявшего, что хочет жить.

Я жил на Манхэттене, в самом его сердце, на 36-й улице между 5-й и 6-й авеню. В двух шагах от моего дома был Бродвей и Геральд-сквер, в трех — универсальный магазин «Мейсис», если идти направо, и Эмпайр-Стейт-билдинг, если идти налево. Шикарный квартал? Это была помойка! Мусорные контейнеры, из которых весело летели по ветру обрывки газет и целлофановые пакеты, мрачное пятиэтажное здание с заколоченными окнами напротив, лязгавшие всю ночь запорами и рычавшие моторами грузовички в гараже слева, торговцы наркотиками на Геральд-сквер, к которым зловонными ручейками стекались со всей округи доходяги с остановившимся взглядом, не снимавшие пальто даже летом.