Читать интересную книгу Анна и шут - Яна Гецеу

— Ангел мой, но ведь она права! — нежно возражал шут, и Анна уловила, что он взял ее дочь за руку. «Каков подлец», — подумала она, но как–то сочувственно, а не гневно.

— О чем ты Кристианхен! — неосторожно воскликнула Мария, забыв прятаться — Я ведь люблю тебя, только тебя, слышишь?

На это шут как–то грустно вздохнул и поцеловал ее пальцы. «Ах вы, дети глупые!» — Анна решила выждать еще немного.

— Какой ты дурак! — почти крикнула Марихен — Дурак, раз не понимаешь, какую невозможную, неприличную честь я тебе оказала! Это невероятно, я и сама никак не могу взять в толк, как же я до этого опустилась, я, графиня крови Мария — Францина Готтен влюбилась в тебя, в тебя, ничтожного карлика, шута, игрушку! — И вдруг замолчала. Потом всхлипнула пуще прежнего и простонав — Прости меня, Кристианхен, прости безголовую! — порывисто обняла маленькое создание.

— Ну не плач же, солнце мое, единственное мое счастье! Я умру в день твоей свадьбы! — прошептал Енот, гладя девочку по светлым локонам, и по глазастому лицу его побежали ответные слезы.

Такими, дрожащими и всхлипывающими в объятиях друг друга и оставила их Анна, не решившаяся открыться и разбить столь трогательный момент. «Что же я делаю, зачем же позволяю им впадать в эту непотребную глупость?» — смущенно думала она, поспешно ретируясь. «А может, это правда любовь? Мне непонятная, но все–таки любовь?» — ожгла ее эта мысль так, что она даже остановилась. «Боже мой, ну и чушь. Мне видно пора к священнику, исповедаться, раз я допускаю подобное себе в голову!», снова перекрестилась графиня, и пошла дальше. «Ничего, пусть поиграют, им недолго осталось! Слишком далеко они все равно не зайдут, куда им при внешней несостоятельности Енота…» — и еще раз перекрестившись, почти вбежала в дом с криком:

13 Луиза, подавай ужин!

«Только бы никто не узнал, и эти проклятые слуги не разболтали. Я лично сниму голову с того, ко первый хоть намекнет об этом за пределами замка! О Дева Мария, скорее бы уж свадьба!».

И вот, день помолвки настал. Анна не могла спать всю ночь, вскочила едва забрезжил рассвет, и подняв на ноги весь замок, переходила из помещения в помещение, стараясь ничего не упустить, за всем проследить лично. У нее мелькнула было мысль, что надо бы заглянуть к дочери, посидеть, успокоить — девочка наверняка переживает, но мысль как мелькнула, так и утонула в водовороте дел. Шут ни разу не попался ей на глаза, и графиня о нем просто забыла.

Слуги сновали во все стороны, Анна едва успевала следить за ними т направлять в положенном направлении. Особенно трудно было разобраться, кто и в самом деле старается на совесть, а кто, лелеяв свою лень, бестолково тычется по углам, лишь бы видимость работы создать, пустить пыли в глаза госпоже графине.

Не имея опыта по части устройств событий подобного значения, Анна остро нуждалась в советчике, и потому послала за семейным духовником преподобным Филиппом, надеясь найти в нем если не идейного организатора, то душевного утешителя. А большую и важнейшую часть дел поручила двум управляющим, положившись на их доброе имя (по крайней мере, воровали они не сверх допустимого, а значит, их можно было считать честными людьми). Себе же она оставила мелкие заботы вроде украшения помещений цветами, гирляндами и забавными китайскими фонариками да покрикивала на служанок, чтобы двигались живее.

Когда наконец показался святой отец, Анна просто–таки кинулась ему навстречу и горячо поцеловала его сухую благородную старческую руку.

— Ах, отец мой, ну наконец–то! Я так нуждаюсь в Вашей помощи, ведь именно сегодня я лишена душевных сил, а должна крепиться.

— Да дочь моя! Уже сегодня твое дитя можно будет с полным правом причислить к племени Евы, ведь она будет законной невестой, а значит Отец Небесный получит еще одну честную продолжательницу рода человеческого… Э-э дочь моя, что я вижу? — прервал свою тираду любивший пофилософствовать отец Филипп, протягивая руку и привлекая к себе разрыдавшуюся Анну — Что же будет, когда увидишь ты маленькую Марихен у алтаря, с лицом закрытым фатой, свидетельствующей о ее невинности и совершенной чистоте? — и узкие ладони ласково пробегали по волосам и дрожащей спине бедной женщины. Она пыталась что–то сказать, но слезы душили ее.

— Пойдем–ка лучше в сад, Анхен! — и добрый отец Филипп бережно повел растерявшую величие графиню мимо удивленных слуг. Мудрые и ласковые глаза его о многом говорили в тот момент, они видели сейчас давно прошедшие годы и Анну–невесту, вот также залившуюся слезами во время венчания. Только намокло еще молоденькое нежное личико под густым дымом фаты… как недавно это было, а вот уже несчастная вдова рыдает в день помолвки дочери. И будто вовсе не было этих лет…

Продолжительная беседа со святым отцом имела большой утешительный эффект и Анна — Гертруда, успокоенная и уверенная в себе, вновь вышла к челяди и задвигала ей как пешками на шахматной доске. Где она, бесспорно была гроссмейстером!

…А вечер удался на славу! Знатные гости, благородный красавец–жених, золотой свет сотен свечей, ломящиеся яствами столы, специально приглашенные скоморохи и акробаты, заставляющие родовитую публику забыть приличия и хохотать до упаду! Проныра Енот сновал между ними, отпуская фривольные шуточки и едкие комментарии, смысл многих из которых понимали далеко не все, и от того они казались не совсем уместными. Но Анна Готтен хорошо знала своего подлого карлика, и с трудом удерживалась от излишней жестокости, а порой и истерического смеха.

…Одна лишь невеста, бедняжка Марихен, сидела подле веселого жениха, бледная и безучастная до всего, будто неживая, опустив глаза. Был момент, мать поймала ее мимолетный взгляд, брошенный на Енота, и ее испугал нервный, выразительный огонь, слишком явно горящий решительностью… на что? «В тихом омуте черти водятся!» — подумала Анна, и быстро обернувшись, успела уловить какое–то скрытое движение шута, что–то вроде непонятного знака. «Да что же снова задумали мои маленькие негодяи? Они разорвут мне сердце! Поженить, скорее поженить Марию и князя, только это меня и успокоит!».

Весь период от помолвки до свадьбы Мария и Енот вели себя тихо, будто даже и не виделись. Внешне все было так спокойно и мирно, Анна поговорила с дочерью, та вроде бы смирилась с участью, весьма завидной по мнению матери. Енот же, как и прежде являлся каждый раз к столу верхом на Локи, беззлобно поддевал слуг и госпожу, беседовал со святым отцом — тот тоже не смог остаться равнодушным к образованному и остроумному малышу. Постепенно графиня Анна успокоилась, и тревожило ее теперь только одно — предстоящая свадьба.

— Боже, как я измучена всеми этими хлопотами! — воскликнула графиня, всплеснув руками и устало опускаясь на стул. — А ведь венчание уже завтра, слава Господу нашему и Деве Марие, пресвятой покровительнице моей дочери. Да, где она, позови–ка мне ее Эльза! — махнула она служанке не глядя. Кажется, она снова загрустила, дурочка! Какое ее ждет счастье, князь так мил, так обходителен, просто мечта любой порядочной девушки!

Анна дробно постучала пальцами по подлокотнику кресла, нервно походила по комнате, ожидая дочь. Ее все не было. Устав ждать, графиня позвонила в колокольчик. На зов явилась Эльза, и доложила, что госпожи Марии нигде нет… Удивленная Анна глубоко вздохнула, стараясь взять себя в руки и не подумать Бог знает что.

14 Я пойду сама посмотрю! — и решительно вышла из покоев.

Позвать ко мне шута! — крикнула она в гулкий коридор, надеясь, что он–то должен знать, где Мария — Францина. Если они еще не вместе… Какое мучение!

Полчаса гнетущих поисков не дали никаких результатов. Анна чувствовала, что ей все труднее становится подавить растущую болезненную тревогу. Она старалась ничего не думать и не строить никаких догадок, боясь добраться до истины… но она уже почти знала, что произошло на самом деле, и одна лишь надежда, что это не так не давала ей окончательно сломаться.

Графиня была одна в небольшой комнатке, назначение которой и самой ей не было понятно, когда вдруг прошуршали робкие шаги, и тихий голос Эльзы почти шепнул за спиной

15 Госпожа графиня…

Что тебе? — резко обернулась Анна, и глаза ее с ужасом уставились на сложенный вчетверо гербовый лист в руках служанки. Та смотрела огромными испуганными глазами на свою госпожу, ставшей вдруг похожей на привидение. Анна медленно взяла из рук девушки лист, развернула его, поднесла к глазам и прочла: «мама, умоляю, не проклинай меня, ради всего святого, только прости! Я знаю, ты никогда не позволишь, и единственно потому решилась, ведь это будет позор…». И дальше размазанные, закапанные слезами чернильные пятна. Превосходный почерк шута каждым словом припечатывал страшную правду: «Добрейшая моя повелительница! Ни для кого не осталось секретом, что я и Ваша чудесная дочь, достойная своей святой матери, полюбили друг друга. Это трудно понять, ведь я ущербен, но и ваше сиятельство ценили меня как доброго друга. Тем более низок мой поступок, но всецело полагаясь на доброе понимание Вашего сердца, умоляем простить и не держать зла, омрачая светлые дни Вашего сердца, умоляем простить и не держать зла, омрачая светлые дни Ваши. С любовью бороться невозможно, по крайней мере, дочь Ваша счастлива. Мы обвенчаемся в дальней церквушке, чужом приходе, там, где никто не будет знать о принадлежности Марихен к фамилии Готтен. Поверьте, святая госпожа моя, невыносимая боль разлуки с Вами терзает сердца наши, но видно, такова воля Божья. Плачем, покидая Вас. Ваши неверные дочь Мария — Францина Готтен и презренный шут Ваш, Кристиан Вайнберг — Енот.»