Мы стали спасать заваленные дровами подушки. Эту игру Васька назвал «Последний день Помпеи». Одна несчастная подушка сильно пострадала, когда с жалобным стоном выбиралась из-под развалин. Она порвалась, и перья выскочили у неё из живота.
— Испустила пух, — скорбно сказал Васька. — Ни пуха тебе, ни пера, подушка. Ты жила честно и умерла как настоящий боец.
Мы обошли по двору круг почёта: впереди шёл Васька и разбрасывал подушкины перья, чтобы ей земля была пухом, за ним следовала я, а за мной — все семь поросят. И, как назло, именно в этот трагический момент вернулись Васькины родители.
Ох, какой поднялся шум, даже не хочется вспоминать. Я сразу убежала домой и весь вечер вела себя так хорошо, что удивила маму и бабушку, а мамин брат дядя Сеня запел с подозрением в голосе: «Что день грядущий нам готовит?»
…Грядущий день всегда что-нибудь да готовит. И редко когда приятное. Васька с утра вызвал меня на улицу. Он сказал, что решил навсегда покинуть родной дом, потому что его родители — жестокие люди. Особенно папа.
Мы пошли на речку «печь блинчики». Это делается так: бросаешь плоский камешек, чтобы он летел спинкой, а не боком, и считаешь, сколько раз камешек подпрыгнет над водой. Между «блинчиками» Васька рассказал, что вчера, пока родители кричали, он быстренько загнал поросят в загон и заново сложил поленницу. А вечером папа сказал, что обещанный велосипед он теперь за такое поведение Ваське не купит из воспитательных целей. И мама его поддержала.
Терять Ваське больше было нечего, поэтому утром он подложил папе найденный в сарае-амбаре дневник. Пусть вспомнит своё собственное поведение! А сам Васька решил уйти из дома и стать бродячим музыкантом.
Васька сделал дудочку из тростника и играет на ней очень здорово. Когда я пою, дудочка ловко подпевает мне. Так что, я думаю, бродячий музыкант из Васьки выйдет замечательный. Может, если мне за что-нибудь сильно влетит дома и тоже придется разочароваться в домашней жизни, я примкну к его одинокой труппе. Мы вместе будем бродить по всяким сёлам и городам, я стану петь, Васька — играть. Денег соберём кучу и отправимся дальше — за границу, пойдём уже по другим странам. Это прекрасная возможность как следует попутешествовать.
Тут к нам подошёл дядя Сеня и разбил все мои мечты. Мы ему рассказали о Васькиной неприятности. Дядя Сеня — свой человек и всегда нас понимает. Он сказал, что Васька не сможет далеко уйти, его всё равно поймают по особым приметам: уши нечистые, волосы торчком, в правом кармане дудочка, а в левом — дырка.
— Не сумеешь ты, Васька, один жить. Что есть будешь, где спать?
Васька подумал и сказал:
— А я не на всю жизнь уйду. На три дня. В воспитательных целях.
Но воспитание Васькиного папы не получилось, потому что на берег выбежал с ремнём он сам, схватил Ваську за ухо и заорал:
— Какой позор! Мой сын! Остался! На осень!!!
Всё произошло очень быстро, и дядя Сеня не успел вмешаться. Отец схватил Ваську за шкирку, нагнул и ну стегать ремнём по одному месту! У меня реакция оказалась лучше, я подскочила ближе, рискуя тоже получить сгоряча, и закричала:
— Там было написано «Дневник Соловьёва Васи», но это не его дневник, это дневник Соловьёва Васи!
Я всё перепутала от волнения. Но Васькин папа перестал махать ремнём и уставился на меня, будто в первый раз увидел.
— Она хотела сказать, что это не Васькин, а твой дневник, Василий, — пришёл на помощь дядя Сеня. — Дети его в амбаре нашли. Ты бы на год посмотрел…
Глаза у Васькиного папы сразу стали ошалелые и какие-то смущённые.
— Тьфу ты, брат… Это… Как его… — забормотал он. — Вот незадача, ну, было, брат, такое… Я потом подтянулся… Меня-то за это мой отец знаете как отлупил!..
Вид у него был такой жалкий и несчастный, что Васька не выдержал, дёрнул его за руку и сказал:
— Ладно, пап, пошли.
Они повернулись и пошли, совершенно одинаково загребая ногами, два Соловьёвых Василия, большой и маленький.
Вечером дядя Сеня, придя из магазина, весело подмигнул мне:
— Воспитательная цель достигнута! Ваське велосипед купили.
Я побежала поздравить друга, надеясь заодно покататься на новом велосипеде, но Васьки не было дома. Я нашла его с отцом и поросятами на лугу. Они все вместе слушали музыку.
Васька увидел меня и закричал:
— А мне велик купили! И скоро гитару купят! Я буду музыкантом — так папа сказал! Только не бродячим, а домашним. И, может, в телевизор попаду, если победю на конкурсе! Или побежду! А ещё мы хрюшкам новые имена дали, их теперь зовут по нотам: До, Ре, Ми, Фа, Соль, Ля, Си!
Свинка Ля (бывшая Суббота), как обычно, ткнула меня пятачком, требуя почесать за ухом. Мы послушали «Лакримозу». В этот раз от музыки мне стало как-то хорошо и нисколько не грустно.
Потом Васькин папа рассказал нам о Помпее, как в этом городе извёргся вулкан, а никаких террористов в то старинное время, оказывается, не было. И ещё рассказал о композиторах Моцарте и Сальери. Про них написал Пушкин. Мне стало очень жаль Моцарта, но и Сальери немножко тоже, раз он такой неталантливый и завистливый. Васькин папа интересно рассказывал, будто из книжки.
А Васька мне шепнул:
— Ты была права!
— В чём?
— Что мозги умнеют не сразу, а постепенно… Видала, какой у меня папка умный? Он только в начальных классах отставал, а потом подтянулся и получал одни пятёрки — как чурки колол!
И Васька посмотрел на отца с гордостью и любовью.
На память с динозавром
* * *
Мы решили завтра с утра отправиться на рыбалку за окунями. Я уже собралась и с нетерпением жду завтрашнего дня.
— С кем идёшь? — спросила бабушка.
— С дождевыми червяками! И с Васькой, — ответила я. — Ты, бабушка, пораньше меня разбуди. Если я не захочу вставать, вылей мне на голову ковшик холодной воды. Нам много нарыбачить надо. Говорят, от рыбы умнеют, потому что в ней фосфор.
— Если бы кита я съел, я бы сразу поумнел, — пошутил папа, хотя я знала, что кит вовсе не рыба, а зверь животного рода.
Я поставила будильник на шесть часов, но встала ещё раньше, когда запели первые петухи. На улице было туманно и влажно от недавнего дождя. За мной увязалась собака Мальва. Мы с ней иногда разговариваем, только она в основном помалкивает. Знает, хитренькая, что тот, кто молчит, всегда кажется умнее.
Я дошла до Васькиного дома, постучала в окно, и Васька высунулся.
— Чего так рано? Я не выспался ещё.
Под глазом у него красовался синяк.
— Это что, Васька?
— Слепая, что ли… Не видишь — синяк.
— Откуда?
— От верблюда.
Мне невыгодно на Ваську сердиться. Чего доброго, на рыбалку не возьмёт. И скоро мы пошли, то есть поплыли по туману, пробивая его головами.
Васька сказал:
— Стукни по носу, у меня руки заняты, а там комар.
Я стукнула Ваську по носу ведёрком для рыбы.
Он завопил:
— Ты что, очумела?! — бросил банку с червями, удочки и пакет с завтраком и съездил мне по шее.
Сам попросил, а сам дерётся!
— Зато я комара убила, — сказала я. И мы пошли дальше.
Дошли до речки. Над ней красиво висели клочья разорванного тумана.
У меня ещё не клевало, когда Васька показал первого окунька и крикнул:
— Масть пошла!
К завтраку оказалось, что у Васьки в ведёрке уже прилично рыбы, а у меня на дне болтается одинокий крошечный ёршик. Я его обратно в воду выбросила — пусть подрастёт. Мы поели бутерброды с колбасой. А после еды Васька подобрел и рассказал мне про синяк.
— Взрослым никогда нельзя правду говорить. Они за неё всё равно наказывают. Я не знал, что мама сливки для гостей приготовила, и почти все выпил. Мог бы на кота свалить, но признался. А папа меня за правду посадил в сарай под замóк на целый час. Я там проголодался, смотрю — варенье земляничное в кастрюльке, мама только вчера сварила. Хотел поесть, да угодил в мышеловку и разлил всю банку. Мне за это ещё хуже влетело. Папа сказал, что на охоту не возьмёт, хотя обещал…
— А синяк откуда?
— Это я о кастрюльку стукнулся.
— Когда падал?
— Не, когда папка ею в меня запустил.
— А мама что?
— Ну… кричала: «Кто из тебя вырастет?!»
— Васька, а ты, когда вырастешь, кем хочешь с тать?
— Швейцаром в гостинице. Делать ничего не надо, знай дверь открывай. И костюм дают красивый.
— Ещё деньги на чай дают.
— Зачем мне их чай? Я лучше мороженое куплю…
Мы снова принялись удить. И опять у меня не клюёт, а Васька таскает окуня за окунем. Ужасно обидно! Я и на червяка плевала, все слюни истратила, и поговорки твердила: «Ловись рыбка большая и маленькая» — а она не ловится!