Читать интересную книгу Пожалуйста, только живи! - Ольга Карпович

– Пить будем, гулять будем, а смерть придет – помирать будем.

Катя, девчонка из их училища, к которой Леха в последнее время подкатывал, раскладывала на столе вилки и ножи, гоняла Аниську:

– А ну руки убрал! Че тебе не терпится?

Маргарита, особенно красивая сегодня, в узком, черном, чуть мерцающем в электрическом свете платье возилась с елкой.

– Марат, – позвала она, – иди сюда, помоги гирлянду прицепить.

Он шагнул к ней, жадно вдохнул незнакомый запах чуть горьковатых духов, перехватил провод. Руки их встретились, соприкоснулись пальцами в колючей хвое. Качнулся золоченый елочный шарик, и в Ритиных глазах заплясали золотые искорки. И тут же загремела музыка – это Банан врубил наконец магнитофон.

Марат ненадолго выскочил из комнаты, хотел спросить у бабули, не пора ли вытаскивать на стол оливье. И увидел вдруг, что кухня пуста.

– Бабуля! – позвал он. – Баб Дина, ты где? Уже празднуешь, что ли?

Дверь в бабкину комнату была открыта, в темноте голубым боком светился телевизор. Марат подошел ближе и увидел бабушку, застывшую на краю кровати. Подперев сморщенную щеку кулаком, она, как завороженная, смотрела на экран.

Марат вошел в комнату, опустился на край кровати рядом с ней. На экране мелькала военная техника, ползущие БМП, какие-то люди в военной форме. Затем картинка погасла, и появился диктор, сбивчиво зачитывающий экстренное сообщение. Марат, успевший уже выпить с друзьями, не сразу понял, что происходит, тронул бабулю за плечо:

– Это чего это? Вместо «Иронии судьбы» показывают?

– Дурак ты, и башка твоя дурацкая! – шепотом проговорила бабка и обернула к нему помертвевшее лицо. – Война, Маратик! Война началась, чтоб они все там сдохли, политиканы проклятые!

– С кем война? – не понял Марат.

– А я знаю, с кем? Объявляют, что с этими – как бишь их – чеченами. Вот сказали сейчас, штурм Грозного идет. Марат, ведь это наши ребята там, это в них стреляют. Русланчик… он там сейчас, я знаю, чувствую! – Она сухим кулачком ударила себя по груди.

– Бабуль, бабуль, ну что ты… – Марат обнял вздрагивающие плечи бабушки. – Брось панику разводить. Откуда тебе знать? Может, он и не там совсем. Ты погоди, вот увидишь, он позвонит через несколько дней. Или письмо придет. С ним все будет отлично, бабуль. Он мне обещал.

А в голове, перекрывая звук телевизора, звучал голос Руслана: «Нас тут, наверно, переправят кое-куда в ближайшее время. Ну, ты телевизор смотришь, сам сообразишь».

А потом была сумасшедшая новогодняя ночь. Музыка, хохот, бенгальские огни. И Марат усилием воли заставил себя не думать о том, что увидел по телевизору. Сделать вид перед самим собой, что этого разговора с бабой Диной просто не существовало. С Русланом все в порядке, он же обещал. А весь этот бред – какие-то бомбежки, БТР, штурм какого-то там далекого города – не имеют к нему никакого отношения. Новый год же! Какая еще война?

Он, кажется, пил и смеялся в эту ночь больше всех, стараясь вытолкнуть из головы проклятые мысли. Банан уснул, рухнув мордой в стол, а Аниська швырялся петардами из окна. Потом били куранты, и Катя, эта восторженная дурища, заорала:

– Желания, желания! Надо загадать желание!

И Леха сказал:

– Я знаю, что загадать. У меня только одно желание – чтоб меня из учаги не выперли. А то мне препод по акушерству зачет никак не поставит.

А Аниська заорал:

– Да херня этот твой зачет. Я вот загадаю, чтоб мне батяня моцик свой отдал.

И Банан, вдруг проснувшись, прохрипел:

– Ящик водяры! – и уставился в потолок, как будто ожидая, что этот самый загаданный ящик прямо сейчас свалится ему на голову.

И Рита была рядом, смеялась и сжимала в пальцах тонкую ножку бокала. Интересно, что она загадала?

Марат знал, что нужно бы загадать про брата, – чтобы Рус не был там, чтобы он сейчас встречал Новый год где-нибудь под Курском или Воронежем, в теплой казарме. А не там, где трещали автоматные очереди и рвались снаряды. Но загадал почему-то – про Риту. Чтобы каким-то чудом все разрешилось, и они были вместе, вместе ехали в поезде, стояли в тамбуре, взявшись за руки, и смотрели в окно, на проносящиеся мимо линии электропередачи.

Он навсегда запомнил тот январский день, вскоре после наступления нового, 1995 года. С утра подморозило, и солнце ярко искрилось в заиндевевших окнах домов. Снег хрустел под ногами, рассыпаясь серебряной трухой. Он вернулся из училища радостный – сдал экзамен, еле-еле вытянул. Уже казалось – все, пара, отправят на пересдачу. А потом вспомнил все-таки верный ответ, сообразил, начертил на доске нужные формулы – пальцы и сейчас еще были сухими от мела.

Едва свернув на знакомую улицу, Марат увидел, как из дома выходят какие-то незнакомые люди в военной форме. Это еще что такое? Милиция, что ли? К ним? Зачем? Нет, форма вроде бы была не милицейская, военная какая-то. Может, что-то про Руса? Незваные гости потоптались на крыльце и пошли прочь. Марат не успел окликнуть их, добрался до забора, они уже отошли довольно далеко.

Он вошел в дом, поморгал – после яркого солнца на улице в полумраке комнаты почти ничего не было видно. В прихожей на табуретке сидела баба Дина, уставившись невидящим взглядом куда-то в угол.

– Привет! – поздоровался Марат. – Заводи пироги, бабуль, я сессию закрыл.

Бабка издала какой-то невнятный звук, не то всхлип, не то стон, и сунула ему в руку тонкий отпечатанный на машинке листок. Перед глазами все еще плясали синеватые солнечные пятна, и Марат, не глядя в бумажку, переспросил:

– Это что еще за послание? Папаша, что ли, очередной раз откинулся? Домой спешит.

– Руслан… – еле слышно прошелестела старуха.

– Чего?

Кажется, он понял, что произошло, еще раньше, чем бабка начала говорить. Ноги стали тяжелыми, приросли к полу. И горло как будто сжала невидимая стальная рука. Он открыл рот, стараясь глотнуть хоть немного воздуха, избавиться от этого вдруг накатившего удушья.

– Руслан, мальчик ты мой, внучок родной, – исступленно зашептала старуха. – Нет тебя больше. Убили! Убили, проклятые! Принесли вот похоронку, ироды!

Она вдруг поднялась на ноги и, уперев в живот Марата сморщенный короткий палец, еле слышно заговорила:

– Я говорила, я всем вам говорила. Я так и знала, что его убьют, что не вернется он больше. Так нет же, бабка Дина – дура, глупая старуха. Вы-то все молодые, умные, лучше всех все знаете. Ну так вот вам теперь! Довольны? Вернется твой братик домой! В цинковом гробу вернется!

Она вдруг закашлялась, подавилась рыданиями и осела на пол, трясясь и завывая.

Марат почувствовал, как в голове загудело, загрохотало в висках лишившееся кислорода сердце. Еще почти ничего не понимая, не чувствуя, лишь отчаянно желая вздохнуть свободно, он рванул на груди свитер, выскочил за дверь и остановился посреди залитого ослепительным солнцем заснеженного двора. Хотелось броситься куда-нибудь, бежать сломя голову, пытаться что-то спасти, догонять кого-то. Кого?

Он опустился на землю, сгреб рукой горсть снега и принялся заталкивать его в рот, жевать, жрать, не чувствуя ни холода в онемевших деснах, ни вкуса талой воды на языке.

Похороны были торжественными. Гроб установили на главной площади города, прямо под не разобранной еще новогодней елкой. Поблекшие гирлянды хлопали на ветру разорванными бумажными краями. И сыпалась вниз высохшая хвоя. Горожане стояли чуть поодаль. Марат видел лица, плачущие, хмурые и просто любопытствующие.

Глава города сам лично произносил речь над гробом. Плохо настроенный микрофон хрипел и плевался словами:

– Пал как герой при штурме Грозного… Россия не забудет его подвиг… виновные будут наказаны…

Взревел оркестр, задребезжали тарелки. Лепестки гвоздик, красные, как кровь на снегу. Баба Дина, совсем маленькая, закутанная в черное, тихонько раскачивалась из стороны в сторону.

Марат не помнил, как ушел с похорон. Кажется, друзья затащили его куда-то в подъезд. Леха сунул в руки пластиковый стаканчик:

– На! Выпей!

Он глотнул водки, но вкуса снова не почувствовал, только чуть слабее стали колени.

– Вот же сволочи, – тихо произнесла Рита. – Кому нужна эта бойня? В солдатиков играют, ублюдки…

Подскочил Аниська, уже бухой, плохо ворочающий языком:

– Марат, слышь, мы типа это… вместе с тобой… Выражаем эти, как их…

– Соболезнования! – важно вставил Банан.

Леха склонился к нему, прогудел своим тягучим смешным голосом:

– Слушай, ты это… Если водяры еще надо взять, ты только скажи.

От него омерзительно несло сивухой, и Марат оттолкнул его так резко, что Леха отлетел к противоположной стене подъезда.

– Вы все… – прохрипел Марат. – Это вам что, повод нажраться, что ли? Чего вы вьетесь вокруг меня, уроды? Вам же всем насрать, я что, не понимаю?

Рита шагнула к нему, тронула за плечо:

– Марат, не надо так! Мы…

– А ты? – взревел он. – Тебе тоже наплевать, да? Он же… Он привет тебе просил передать. Тогда, в последний раз. Он же любил тебя, ты это понимаешь? Жениться на тебе хотел, когда вернется…