Внезапно из церкви донесся звон колоколов, далеко разнесшийся в морозном воздухе и поднявший в полет испуганных птиц. Нэрн вздрогнул от неожиданного звука и подошел к окну.
– Избавитесь от Джилайленда – сможем тихо и спокойно отпраздновать Рождество! – он потер замерзшие руки. – Не считая чертовых колоколов, майор, ничто, благодаря Господу, не нарушает покой армии Его Величества в Португалии и Испании.
– Да, сэр. Спасибо, сэр, – Боже! Слово «майор» эхом отдавалось в голове.
Колокола еще били, знаменуя начало праздника, когда в пятидесяти милях к северо-востоку первые английские солдаты в неопрятных красных мундирах вошли в тихое селение Адрадос.
Глава 2
Слухи достигли Френады очень быстро – хотя при прохождении через португальские деревни они искажались не меньше, чем траектории полета ракет Конгрива, чьи закрученные дымные следы виднелись в небе над долиной, где Шарп проводил испытания.
Сержант Патрик Харпер оказался первым из роты Шарпа, до кого эти слухи донеслись. Их ему пересказала Изабелла, в свою очередь подхватившая разговор на церковной паперти. В городе вспыхнуло недовольство, и Харпер не мог его не разделять: английские войска, да не просто английские, а протестантские до мозга костей, пришли в отдаленную деревню, где грабили, убивали и насиловали – и все это в день святого праздника!
Патрик Харпер рассказал все Шарпу. Они сидели под скупым зимним солнцем вместе с лейтенантом Прайсом и двумя другими ротными сержантами. Шарп дослушал до конца, потом покачал головой:
– Я в это не верю.
– Господом клянусь, сэр. Священник говорил, да, и прямо в церкви.
– Ты сам это слышал?
– Изабелла слышала! – глаза Харпера под выцветшими от солнца бровями яростно горели, от негодования ульстерский[19] акцент стал сильнее. – Навряд ли он будет врать прямо со своей кафедры! Зачем ему это?
Шарп только покачал головой. Он прошел с Харпером не одну битву, считал сержанта своим другом, но такой горечи в его голосе никогда не слышал. Харпер всегда лучился спокойной уверенностью, его вели по жизни юмор, не иссякавший ни в бою, ни на привале, и злодейка-судьба, забросившая ирландца в английскую армию. Но мыслями Харпер никогда далеко не удалялся от Донегола[20], и в слухах было то, что затронуло в нем патриотическую струнку, дрожавшую каждый раз, когда Харпер вспоминал, как Англия притесняла Ирландию. Протестанты убивали католиков и насиловали их женщин, святыни осквернялись – а в голове Харпера вскипал котел ненависти.
Шарп усмехнулся:
– Ты что же, сержант, веришь, что наши ребята вот так запросто пришли в какое-то селение, перебили испанский гарнизон и изнасиловали всех женщин? Серьезно, тебе это что, кажется правдой?
Харпер неохотно пожал плечами:
– Может, раньше такого и не было, не спорю. Но теперь случилось.
– Ради Бога, зачем им это?
– Затем, что они протестанты, сэр. Сотню миль пройдут, лишь бы католика пришибить, да. Это у них в крови.
Сержант Хакфилд, протестант из английского графства, сплюнул травинку:
– Харпс! А сами-то, черт побери? Забыл про инквизицию? Или вы в своей деревне про инквизицию не слыхали? Боже! И он еще говорит про убийства! Мы всему научились в чертовом Риме!
– Хватит! – Шарп слишком часто слышал подобные споры и совершенно не хотел слышать их снова – особенно когда Харпер без ума от ярости. Он видел, что ирландец с трудом сдерживается, и решил не доводить до драки. – Я сказал, хватит! – он повернулся на каблуке, увидел, что подразделение Джилайленда никак не может завершить свои и без того почти бесконечные приготовления, и выпустил пар в проклятиях по поводу их медлительности.
Лейтенант Прайс растянулся во весь рост, прикрыв кивером глаза. Он только улыбался, слушая многословные ругательства Шарпа. Когда майор закончил, Прайс откинул кивер:
– Все потому, что мы трудимся в воскресенье, в день Господень. Никогда ничего хорошего не выходит из работы в священный день отдохновения. Так отец говорил.
– Еще и 13 число, – мрачно поддакнул сержант Макговерн.
– Мы трудимся в воскресенье, – подчеркнуто спокойно произнес Шарп, – потому как нам нужно закончить это дело до Рождества, тогда мы сможем вернуться в батальон. Тогда можно будет сожрать гуся, которого купит майор Форрест, и напиться рому с майором Лероем. Если не хотите, можете вернуться в Френаду. Вопросы?
Прайс прошепелявил, как сопливый мальчишка:
– Что вы купили мне на Рождество, майор?
Сержанты расхохотались, а Шарп заметил, что Джилайленд наконец-то готов. Он поднялся и отряхнул от земли и травы свои французские кавалерийские рейтузы, которые носил с зеленой курткой стрелка.
– Пора идти. Начнем, пожалуй.
Уже четыре дня он проверял ракеты Джилайленда. Он уже знал, что скажет: они ни на что не пригодны. Впечатляют, даже захватывают – но безнадежно неточны.
Ракеты в качестве оружия пытались использовать неоднократно. Джилайленд, обожавший свои игрушки, рассказал Шарпу, что впервые их применили в Китае много сотен лет назад. Сам Шарп тоже видел их в бою – они стояли на вооружении индийских армий, – но надеялся, что британские ракеты, сделанные по последнему слову инженерной науки, окажутся лучше тех, что расцвечивали небо над Серингапатамом.[21]
Ракеты Конгрива выглядели абсолютно так же, как установки для праздничных фейерверков в Лондоне, только больше. Самая маленькая из ракет Джилайленда была одиннадцати футов[22] в длину, из которых два фута приходились на цилиндр с пороховой смесью, увенчанный ядром или разрывным снарядом; остальную длину составлял длинный шест-стабилизатор. Наибольшая же из ракет, если верить Джилайленду, была двадцати восьми футов в длину, ее корпус, содержавший полсотни фунтов[23] взрывчатки, с трудом мог обхватить человек. Если такие ракеты смогут хотя бы относительно точно попадать в цель, они станут весьма опасным оружием.
Спустя два часа, проведенные под неожиданно теплым декабрьским солнцем, сиявшим в безоблачном небе, Шарп все еще продолжал испытания людей Джилайленда, хотя и считал их бессмысленной тратой времени. Вообще-то, он сомневался, что Джилайленду представится хотя бы один шанс взаимодействовать с пехотой, но в новом оружии было что-то невыразимо очаровательное.
Возможно, думал Шарп, в четвертый раз давая команду стрелкам очистить пространство для ракет, все дело в математике. В артиллерийских батареях по шесть пушек, но для их обслуживания нужно 172 человека и 164 лошади, при этом в бою такая батарея может делать двенадцать выстрелов в минуту. У Джилайленда столько же людей и лошадей, но он за ту же минуту может обеспечить до девяноста выстрелов и, поддерживая этот темп в течение четверти часа, выпустить по врагу четырнадцать сотен ракет – ни одна артиллерийская батарея не в состоянии померяться с ним силами.