Читать интересную книгу Сто двенадцатый коридор - Владимир Васильевич Зенков

тяжей, которые долгое время препятствуют разрушению в вакууме. Без воздуха могу обходиться в течение двух часов. Словом, – она невесело усмехнулась, – биоформ.

– А ваша психика?

– В каждого из нас заложен определенный психотип. Что до внутреннего мира, то тут создатели пошли экономическим путем, – она ядовито усмехнулась. – Ну, конечно, кто же будет разрабатывать личностный комплекс для каждого биоформа? Этак он по стоимости приблизится к человеку. Я имею в виду обучение, воспитание, затраты на содержание. Поэтому в нас вкладываются обрывки чужих воспоминаний, которые, конечно, никак не могут восприниматься как свои, поскольку не привязаны к личности и лишены эмоциональной основы. Зато все пережитое нами запоминается на хорошей эмоциональной основе и служит для построения внутреннего мира. Такие способности в нас заложены. На нашу беду, кстати.

– Это отчего же?

– Вы же знаете о том, что такое комплекс неполноценности? Нам это свойственно в очень сильной степени. Наши создатели безжалостны, – в огромных глазах медленно всплыли слезы.

Александр иронически проговорил:

– Ой, ой, какие мы нежные.

Помощница сердито сказала:

– Правильно Кривцов о вас сказал: вы сухарь и формалист.

Уже совершенно серьезно Александр заговорил:

– Ваши создатели, Анна, бесконечно добрые и мудрые люди. Неисчислимо огромные количества отдельных людей, социальных групп и целых народов испытывали и испытывают жесточайшие комплексы. В том числе и тот, о котором вы говорите. Но они преодолимы, понимаете меня? Раз вы их испытываете, значит, можете от них избавиться. Вам дается уникальный шанс совершенствоваться в духовном строительстве. Вы можете обзавестись волей, упорством и прочими, чисто человеческими качествами. Только в отличие от нас, употребить их на благие дела.

Анна пожала худенькими плечами:

– В нас заложена бездна всяких запретов. Мы не можем конкурировать с человеком.

– Запреты для того и существуют, чтобы их нарушать. Если люди решили уподобиться Творцу, пусть разрешают проблемы, связанные с творчеством.

Анна слушала очень внимательно.

– А и в самом деле, кто мне помешает стать человеком?

Командир расхохотался:

– Анна, успокойтесь, не комплексуйте, вы и так человек. Не нужно быть особенным специалистом, чтобы понять это.

Помощница долго и пристально посмотрела на него:

– Не шутите так, командир.

– Без всяких шуток. Это очень серьезно. Вас что, смущает ваше искусственное происхождение? Но многие из моих коллег, побывавших в жутких переделках, на три четверти состоят из органов, подобных вашим. И что, от этого они перестают быть людьми?

Он нервно заходил по рубке. Проклятый вопрос разрешился сам собой. У него, наконец, сложилось свое, отчетливое мнение.

– Если б вы знали, каким противником биоформов в вашем нынешнем виде я был еще сутки назад. Мое мнение изменилось на противоположное. Это произошло подсознательно – засуньте человеческую личность хоть в крокодила, он не перестанет быть человеком. Да, он будет другим, но останется человеком.

Он покрутил носом, посмеялся:

– Хотя вопрос, конечно, очень сложный. Случалось так, что люди, лишенные социума, совершенно дичали. В таких случаях чрезвычайно важны резервы духа.

Повеселевшая Анна ставила на зарядку конденсаторы накопителей.

– Не могу сказать, что вы меня убедили. Но, во всяком случае, поддержали. Спасибо.

Александр поморщился: возись теперь с тонкостями психологии биоформов. Можно было, конечно, оборвать все эти диалоги в приказном порядке, но он всегда предпочитал ладить с экипажем. Подумаешь, биоформ. Он вспомнил, как им с Кривцовым досталась на борт англичанка – совершенно сатанинская баба. Она летела на Даун-Гош с инспекцией тамошних тюрем. Переносить ее нормальному человеку не было никакой возможности, однако, они с Федорычем обработали и ее. А тут какой-то синтетический цыпленок. Он приобнял помощницу за плечи и проникновенно сказал:

– Анечка, я ничего не смыслю в психологии вообще, в психологии биоформов в особенности. Я обычный поисковик, пилот-десантник, костолом. Я весь – один большой рефлекс. В штатной ситуации надлежит делать то-то и то-то, в нештатной – нечто другое, что подробно расписано в инструкциях. Так что не терзайте меня умными разговорами. А вот на Оке я знаю одну чудную бухточку. Если мы останемся оба в живых, тьфу-тьфу, конечно, то махнем туда. Представьте себе – зеленая река в оправе ракит, прозрачная вода, песок и никакой психологии, никаких комплексов.

– Вы собираетесь махнуть на Оку с биоформом?

– А я никому не расскажу, что вы биоформ.

Он подмигнул ей:

– Мы будем купаться при луне нагишом.

Анна сделала чопорное лицо:

– Наглец, как вы смеете делать даме такие неприличные предложения?

Шестифутовый наглец хохотнул:

– Скажите, какая тургеневская барышня! Я всем своим дамам рано или поздно делаю такие неприличные предложения и ничего, никто не обижается.

Анна деловито сказала:

– Если вы ждете, что я от этого откажусь, то напрасно – я не такая уж дура. Принимается.

– Ну, вот и договорились.

Обстановка совершенно разрядилась и вовремя. Зазвучал трехтонный сигнал, компьютерный баритон проворковал:

– Внимание, приступаем к торможению. Первый этап, отрицательная перегрузка 2g.

Александр развернул кресло спинкой к ходу, выдвинул дублирующую приборную консоль. Начинался неприятный этап полета: торможение шло в форсированном режиме, перегрузка на конечном этапе должна была достигнуть четырех «же». Помощница только застегнула фиксирующую систему, разворот кресла проигнорировала:

– Не люблю двигаться вперед спиной. Да и приборы не видно.

Перегрузка надолго уложила их в кресла. Наконец, нудная процедура закончилась – «Зеро» подходил к стартовой позиции. Александр вновь подивился, когда Анна доложила:

– Мы точно в створе реперных маяков! Осевое отклонение – ноль.

Огромная махина корабля вползала в центр квадрата, образованного четырьмя маяками. Надо было подвесить «Зеро» в перекрестии диагоналей, скорректировать положение по матрице-шаблону, устранив разного рода небольшие отклонения.

– Ну, что же, пилот, приступайте к ориентированию судна, – сказал он, быстро отключая все механизмы, без которых можно было обойтись – во избежание гравитационных помех.

– Есть, командир! – Анна выдвинула сенсорную панель, уложила кончики пальцев в лунки. Пилоты почти не пользовались этой штуковиной: нужно было, подобно йогу, избавиться от всех посторонних мыслей – шумы приводили в действие механизмы идеомоторики, и результаты, почти всегда, были плачевными.

Зато помощница управлялась с панелью так, что любо-дорого было посмотреть. Александр с завистью смотрел на синтетического цыпленка: поставила дискретность выхлопа на самый короткий импульс, развернула сопла корректировочных двигателей в разные стороны и заиграла на них, как на органе.

Он внимательно уставился на большой экран УАСа, куда Анна вывела проекцию с компьютера: на плоскость четырех маяков накладывалась условная плоскость корабля. Сверху еще и проекция матричного шаблона. Все три плоскости должны совпасть по нулевым отметкам.

Лицо у помощницы напряженное. Она разворачивала на экране коробку из двух первых квадратов, короткими импульсами устанавливая их строгую параллельность. Квадраты слились в одну плоскость, она стала