Читать интересную книгу Пятница нон-стоп (СИ) - "Motoharu"

Тело бил предутренний похмельный озноб и страшно хотелось пить. Повязки на руках ослабли – пришлось снять их совсем. Кожу неприятно стянуло, но кровь больше не шла. До свадьбы заживёт, лениво подумал Дима, осторожно ступая по паркету, чтобы доски не скрипели под ногами. Пол был холодным. Весь дом был холодным, словно все окна были открыты настежь несколько дней. Александр любит большие и пустые пространства, светлые тона в интерьере и порядок. Дима - наоборот.

На кухне шелестели новомодные часы, квадратные, металлические. Показывали три утра. Дима не мог спать спокойно в этом доме, чувствовал себя, как на поле, где всё простреливается на сотни километров, или как под камерами папарацци, под прицельными взглядами коллег по работе. Дима совсем забыл про их мнение.

- Всем до всех есть дело, - сказал Дима апельсиновому соку, булькающему в бумажной коробке, которую он достал из холодильника. По лицу пробежала судорога, и скулы заломило от предвкушения яркого цитрусового вкуса. – Мне бы тоже было интересно… наверное.

Дима зевнул, забыв про разбитые губы, во рту стало солоно от крови. Опять. Определённо в драке всё-таки больше минусов, чем плюсов. И лучше избегать открытых столкновений, подумал Дима, отхлёбывая ледяной кислый сок и наслаждаясь. Первичные потребности прежде всего.

Дима не хотел, чтобы Александр знал имена. Вспоминая перекошенное от страха лицо Коли, сидевшего на полу туалета и закрывающего рукой голову, Дима не испытывал ничего, кроме жалости к нему, к себе, ко всей сложившейся ситуации. Зачем вечно безденежному лоботрясу ещё и гнев Александра? Коля и так всё понял, по крайней мере, Дима на это очень надеялся.

Хорошо сидеть дома и никого не провоцировать, и лишний раз бы ёще не думать. Может, работать на дому?

Дима плотнее завернулся в покрывало и, прихватив с собой кружку с соком, вновь поднялся на второй этаж. Александр спал на спине, подложив под голову правую руку, чтобы Диме было удобнее прижиматься к нему. Привычка.

И фиг бы со всеми этими Колями, Ромами и остальными несогласными – это такая мелочь по сравнению с тем, что Александр привык спать, обнимая Диму.

Покрывало прошуршало по ковролину. Спать не хотелось напрочь. А попусту терять время Дима никогда не умел. Жалко. В конце концов, на ноуте у Александра всегда есть интернет. Он же пользуется Диминым, значит, и Диме можно.

Натянув на себя первую попавшуюся в шкафу футболку (что-то неминуемо вывалилось на пол, где и осталось лежать до утра) и прихватив с собой ноутбук, Дима вновь спустился в кухню – поближе к холодильнику с холодным соком. Сушняк – это вам не шутки.

Монитор мягко светился в темноте и намекал на незаконченную работу. Одновременно Дима вёл три проекта – два детских садика в новом районе на окраине и здание областного казначейства. Всеволод Игнатьевич особенно рьяно отбрыкивался от проекта казначейства – старое советское здание, напоминающее о съездах ЦК КПСС, которое нужно было переоборудовать в минимальные сроки за минимальные деньги, не вызывало трепета ни у одной строительной конторы в городе. Дима посмотрел на заказ и, пожав плечами, сказал – можно придумать конфетку. В последнее время идеи приходили быстро и весьма неожиданного качества. Дима не боялся рисковать. После того как Эрланген взялся строить по его проекту, ему стало спокойнее. А может быть, после того, как Александр простил его?

Дима очень редко вспоминал о Юре. Только иногда оно само накатывало, словно ледяная вода и дыхание перехватывало – ведь было же…

Рихард опять прислал письмо. Дима загрузил его в переводчик и по ключевым фразам понял, что австриец зачем-то рассказывает ему о своей семье, о своей девушке, даже фотографии приложил себя и девушки в окружении пяти вертлявых пятнистых щенят. А он очень симпатичный человек, этот Рихард, подумал Дима, рассматривая светловолосого парня лет двадцати семи - светлокожий, рыжеватый, с россыпью веснушек на тонкой переносице. Он улыбался широко и открыто, весьма располагающая улыбка.

В конце Рихард просил прислать фотографию для журнала. На секунду Дима почувствовал лёгкий приступ паники, ему казалось, что всё начинается снова, как с Юрой. Дима пришлёт фотку, Рихард оценит его смазливость, потом оценит его чувство юмора, а потом ещё что-нибудь оценит, и не сможет остановиться… Мысль промелькнула и тут же исчезла.

- Я бегу, чтобы жить, а вокруг ликует паранойя, - напел Дима и тихо засмеялся. – Ну такой прям нужный кадр, куда деваться. Да и Юре был нужен вовсе не я.

Вот только откуда взять фотку, Дима не знал. На своём компе у него ничего подобного не было – истреблялось на подходе, а фотографироваться специально для Рихарда казалось верхом безумия. Дима на автопилоте зашёл в «Мои документы» Александра – вдруг что завалялось случайно - и навёл курсор на папку «Дима». Так просто… и весьма неожиданно. Даже папку создал! Дима закусил нижнюю губу и беззвучно выругался. Губа вновь потрескалась и заныла. Но об этом он забыл сразу, как только перед ним развернулась целая прорва фотографий и каких-то видеозаписей.

- Вот бляя, - протянул Дима, не моргая, глядя в экран на себя любимого. Тут были и летние фотографии, сделанные Юрой в парке, и кадры из клуба, где пьяный Дима тычет в объектив козу и пытается изобразить брутального панка. Потом Дима на танцполе обнимает какую-то девушку, чтобы не упасть, очевидно. Лида хихикает в объектив и показывает пальцем на спящего за монитором Диму. Ещё и видео есть! Лида снимала, как Дима сопит и резко вздрагивает, просыпаясь, когда в кабинет заходит Всеволод Игнатьевич. Потом они что-то едят на корпоративе руками, смеются и танцуют. И к этому тоже прилагается видео.

Ещё были фотографии из Флоренции, сделанные самим Димой и Александром. Город, гостиничный номер, даже пенная ванна, и мокрый лохматый Александр недвусмысленно манит Диму пальцем, - иди сюда, деточка. Даже сейчас у Димы мурашки стадом пронеслись по спине от одного властного взгляда, и захотелось побежать будить!

И ещё куча какой-то порнографии, про которую Дима напрочь забыл… А Александр собрал. И, быть может, поэтому фотки не показались Диме ужасными, и не захотелось резко их удалить, даже явно не удавшиеся с перекошенными физиономиями и мутными фонами. Неужели Александр их пересматривает? Хотя… кто его знает, он странный.

- Выбирай – не хочу! – протянул Дима, довольно улыбаясь. На весь экран была развёрнута его фотография, стриженного, летнего и такого счастливого, что Дима и впрямь сам себе позавидовал. И опять захотелось разбудить Александра, чтобы целоваться.

Рихард, может, тебе всё заслать? Сразу поймёшь, с кем имеешь дело.

- Саша, - Дима сидел за столом напротив Александра и хмуро возил салат по тарелке, размазывал по краям, а потом вновь собирал в центре. – Не нужно их искать. Это моя история.

С утра Диму осенило, что Александр непременно найдёт Колю и Рому и убьёт, как когда-то обещал. Это Дима может тридцать раз забыть о своих обещаниях, а тот никогда, быть того не может. Догонит и добавит.

- Ешь салат с удовольствием, иначе без толку. Не опоздай на работу.

Так и есть, твою мать. Убьёт, когда найдёт. Если уже не нашёл и торопится на работу, чтобы распорядиться, где закопать трупы.

- Блин! – Дима нервно кинул вилку и отвернулся к окну. Есть расхотелось напрочь. – Я прошу тебя оставить их, так пойдёт?

Александр встал из-за стола и, подойдя к Диме, поцеловал в щёку.

- Это и моя история тоже. И раз уж нас двое, то позволь и мне быть мужиком, моя радость, - он говорил абсолютно серьёзно и очень холодно, так, словно Дима оскорбил его своей просьбой.

- Подло… они посчитают, что я тебе пожаловался, потому что сам не в состоянии…

Александр криво усмехнулся и отошёл к разделочному столу, где, тоже психуя, призывно пищала кофеварка, налил себе крепкий кофе и достал сигарету. Он так редко курил по утрам, что этот непривычный жест вызвал неконтролируемое желание сжаться, куда-нибудь заползти и отсидеться до лучших времён. Дима смотрел на Александра и не мог понять: нравится ему то, что он видит и чувствует, или всё-таки не очень. От ощущения опасности во рту скапливалась слюна, и сердце начинало биться быстрее, обнажая мазохистские наклонности. Реальность становилась чёткой и острой - мгновенно просыпалось возбуждение, раскручивалось внутри, подчиняя себе все мысли. То, что всегда принадлежало Александру. А с другой стороны, от разрушительной силы напряжения, исходящего от фигуры и жестов Александра, рассыпалось нечто, столь трепетно выстраиваемое между ними. То, что было только Димино. Нежность не может соседствовать рядом с порабощающим, властным взглядом.