Шон не проявляет никаких эмоций, вместо этого он медленно развязывает
выкручивает мои соски и ослабляет давление, но не отпускает. Я поднимаю на него взгляд. Словно прочитав мои мысли, он объясняет: "Будет больнее, если я просто отпущу".
"Больнее, чем раньше?"
Он кивает, а затем спрашивает: "Почему ты не можешь просто взять то, что хочешь?".
Я не могу пожать плечами, потому что его руки все еще лежат на моей груди, удерживая меня.
"Почему ты должен манипулировать мной? Почему ты не можешь просто сказать, что хочешь меня трахнуть?".
"Потому что я не хочу тебя трахать". Он ослабляет давление, а затем отпускает.
Эти голубые глаза горят, как пламя близнецов.
Моя грудь болит от того, что он сделал, и от того, что он ушел. "Да, ты хочешь владеть мной. У меня есть это, и я не продаюсь. Точнее, продаюсь, но это больше похоже на аренду, чем на покупку". Я понятия не имею, что я говорю. Я злюсь, что он так поступил, злюсь, что он получил признание, которое было таким глубоким, таким быстрым, а потом он говорит, что ему это не интересно.
Я поднимаю руку, чтобы ударить его по лицу. Каждый раз, когда мужчина хватает меня за
за запястье и останавливает меня, но не в этот раз. Моя мокрая ладонь с громким треском приземляется на его щеку. Его сапфировые глаза смотрят на меня без сожаления, когда я убираю руку. "Я не хочу покупать тебя. Я не хочу тебя трахать. Спроси меня почему, Эйвери".
Я дрожу, гадая, что на него нашло. Вода горячая,
но я все равно дрожу и отворачиваюсь. "Нет". Я не могу понять, почему или чего он хочет. Не после всего, через что мы прошли. Мне хочется плакать. Он больше не хочет меня? Он просто хочет причинить мне боль? Я не могу с этим смириться.
"Нет?
" Он звучит шокировано. "Ты не можешь сказать "нет".
"Да,
Я могу, и я только что это сделала". Он смотрит на меня так, будто хочет швырнуть меня в стену. Я закрываю руками соски, чтобы он не смог заставить меня сказать что-нибудь еще, о чем я пожалею.
Взгляд Шона на мгновение опускается. Когда он снова поднимает взгляд, его глаза вспыхивают. "Если ты этого хочешь".
Я выиграла. Он отступает. Шон поворачивается и открывает дверь в ванную. Он уходит, но потом оборачивается и по-волчьи ухмыляется, прежде чем войти в душ вместе со мной. Я вскрикиваю, когда вода разбрызгивается повсюду. Она струится по щекам и прилипает к лицу, а Шон прижимает меня спиной к холодной кафельной стене.
Резко вдохнув, я пытаюсь пошевелиться, но он прижимает меня к себе. "Спроси меня почему". Его глаза ищут мои, и я уже не уверена, что он собирается сказать. "Спроси меня, почему я не хочу трахаться?
или почему я не хочу купить тебя. Спроси меня, почему я не хочу делить тебя с Блэком или с кем-то еще. Спроси меня, почему мой член твердый, а я все еще в штанах, прижимаюсь телом к самой красивой женщине на свете. Спроси меня, почему она голая, а я нет. Спроси меня, Эйвери. Спроси меня о чем угодно. Я умоляю тебя". В его голосе звучит мягкая мольба, но я не хочу говорить, я боюсь того, что он скажет, я боюсь, что это ужасно и
Я не смогу вынести больше плохих новостей, не развалившись на части. Я хочу, чтобы он взял меня на руки и прижал к своей груди. Я хочу спать с ним рядом и притворяться, что моя жизнь не рушится.
Вопрос, который я
облегчает страх, который душит меня. Глядя ему в глаза, я поджимаю губы и говорю: "Ты можешь меня обнять?".
Шон притягивает меня в свои объятия и крепко держит. Вода продолжает литься на нас, и он
остается со мной, пока я не попрошу перебраться на кровать. Мы забираемся под одеяло, Шон в боксерах, а я совершенно голая. Он обхватывает меня руками и позволяет мне прижаться к его груди. Я на запретной территории и не знаю, как сюда попала. Сопротивляясь желанию прикоснуться, я закрываю глаза и пытаюсь заснуть.
Что-то изменилось. Я чувствую это, только не знаю что.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
ГЛАВА 7
Шону нужно ехать на Лонг-Айленд, и мне удается уговорить его вернуть меня в общежитие на час или около того. Мой аргумент в пользу этого был железным. У меня нет одежды. Нет, он не может купить мне больше, потому что мне нужны определенные вещи - девчачьи вещи для работы - и они в моем общежитии. Кроме того, мне нужны мои книги и все то дерьмо, которое я отксерокопировала для своего курсового проекта. Он должен быть сдан в конце недели.
Шон колеблется, когда мы, наконец, останавливаемся перед общежитием. "Мне не нравится этот Эйвери".
Я соскальзываю с заднего сиденья его мотоцикла и снимаю шлем. Мои волосы прилипли к голове, и я уверен, что у меня есть эта жирная фишка продавца подержанных автомобилей. "Шон, я знаю, что ты беспокоишься обо мне, но Мел там, наверху. А ты знаком с Эмбер? Злые парни боятся ведьм. Она мерзкая. Никто не будет связываться со мной, пока они там. Я же не иду одна по темному переулку в Хэллоуин, когда на свободе убийца с топором. Я не TSTL".
"Что это значит?"
"Слишком глуп, чтобы жить". Я не хочу смеяться, но смеюсь. "Ты что, живешь в пещере?" Я издаю ревущий звук и бью его притворной лапой. Его голова наклоняется в сторону, и он готов слезть с мотоцикла. Прижимая свои руки к его, я добавляю: "Серьезно, Шон. Относись ко мне как к взрослому, даже если я так не говорю. Если я не позабочусь о себе - хотя бы немного - я сойду с ума. Это так незначительно. Сейчас день. Это чертово общежитие".
Шон снова бросает взгляд на здание и снова на меня. "Хорошо, но я поднимусь с тобой". Он опускает подножку и начинает выключать мотоцикл, но я останавливаю его.
"Нет, не поедешь. Шон, тебе нужно кое-что сделать. Иди и делай это как можно быстрее, а когда ты вернешься, я буду собран и готов. Ты сказал, что будешь прямо на улице. Я могу позвонить тебе, если мне понадобится помощь. Я обещаю".
После долгих уговоров и мольбы Шон, наконец, соглашается отпустить меня в дом одну.
Он вернется в мгновение ока, если он мне понадобится, и он заставляет меня поклясться, что я позвоню ему, если что-то будет не так.
Правда в том, что ничего не в порядке. Прошлой
прошлой ночью я лежала с ним в постели, и это было идеально, в каком-то сюрреалистическом смысле. На мне не было ни единого шва одежды, и это не было странно. Не было ощущения принуждения. Мне было все равно, как я выгляжу. Главное было то, что я чувствовала, а с сильными руками Шона вокруг меня я чувствовала себя хорошо. У меня сводит живот при мысли об отчаянии в его глазах, когда он хотел, чтобы я спросила его, почему я не в своей тарелке. Я не хочу знать. Я могу еще немного поиграть в фальшивку, не так ли?
Когда притворство становится психическим заболеванием? Мне приходилось изо дня в день притворяться, что со мной все в порядке, что я не разваливаюсь на части. Чем это отличается? Шон - мой друг. Я могу жить с этим. Вроде того. Это несправедливо, что я ожидаю от него большего. Шон такой, какой он есть, не просто так. Он не просит меня оставить мой багаж позади, не то чтобы я мог. Кроме того, это не совсем багаж. Это больше похоже на шрамы. Они не исчезают, независимо от того, какой дорогой
какой бы дорогой мазью вы их не мазали. Некоторые люди говорят, что шрамы закаляют характер, но я думаю, что они делают слабые места в моих доспехах, и чем больше шрамов появляется на моем сердце, тем больше вероятность того, что я проткну себя и никогда не встану. Без этого костюма невозможно прожить и дня. Некоторые люди называют этот костюм здравомыслием, другие - способностью справляться с жизнью. В любом случае, я знаю, что мой был вытравлен, как будто кислота была положена на мое сердце много лет подряд. Тот кусочек, который защищает мое сердце, слишком тонок и слаб, чтобы защитить меня от многого другого.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
По какой-то причине, когда Шон рядом, я не чувствую этого. Такое ощущение, что кто-то исцелил меня, и эта постоянная боль в центре моей груди исчезает. Горе, которое душит меня в кошмарах, исчезло. Я могу заснуть, когда он рядом со мной. Нет теней, которые тянут меня в ледяную воду.