Читать интересную книгу Ареи Певерелл - Анна Емцева

– Кто?.. – Слабый поток воздуха, вырвавшийся вместе со странным скрипящим звуком, имеющим мало общего с человеческим голосом, едва касаясь, прошёлся, по сухим потрескавшимся губам, заставив растерянно замолчать.

– Я-то? – Старик поставил принесённую с собой плошку на стол, подтянул поближе стул и с кряхтением на него опустился. – Дык Тогом меня кличут. Кликали, стало быть, пока благоверный мой жив был. А сейчас и кликать-то некому, – намочив кусок ткани, он начал умывать лежащую перед ним девушку. – Нашёл тебя неподалёку, в лесу, уж месяц как. Вся в крови, белая. Я, было решил: померла, чай. Думал, хоть похоронить бедолагу по-человечески, а ты возьми и шевельнись, стало быть. Насилу допёр. Силушка-то уж не та. Ты не смотри, что я старый. Я ведь когда-то, знаешь, каким травником был? – Старик назидательно поднял шишковатый палец, вызвав полуулыбку у лежащей девушки. – Отовсюду ко мне ездили. Журка, благоверный мой, стало быть, всё ревновал. Говорил, мол, не уследишь – уведут такого красавца, – чуть пожамкав впалыми губами, он улыбнулся и покачал седой головой. – А теперь и силушки нетуть, чтобы, стало быть, зверюшку какую на похлёбку поймать, да и травки особо уже не даются – глаза уж не те, да-а.… Но старый Тог ведь, ещё что-то помнит, – дед поправил одеяло. – Вот и начал за тобой ходить. Молодая ведь, сильная – авось выдюжишь. Да только совсем я надежду потерял. Думал, стало быть, что скоро хоронить придётся. Уж месяц как лежишь и не шевельнёшься, а тут глядь, батюшки! Очнулась! – Подслеповато щурясь, он посмотрел в бледное осунувшееся лицо и в молчаливой поддержке невесомо погладил всё ещё неподвижную горячую руку. – Но теперь всё хорошо будет. Теперь уж ты снова бегать будешь. – Положив на грудь девушки толстую ткань, дед поднёс к его губам полупустую плошку с уже остывшим овощным бульоном: – Давай родненькая, ешь, моя хорошая. Ты извини меня, старого дурня, ничего другого и дать не могу. Тебе бы наваристого бульончика, чтобы с мясца силушки набирался, стало быть, – отставив пустую плошку в сторону, он тщательно вытер подбородок молодого человека. – Ну, ничего-ничего, вот встанешь, наберёшься немного силёнок, а там и сама уже прокормиться сможешь, горемыка.

– Я кто? – Небольшие голубые глаза не отрываясь, смотрели на суетящегося деда.

– Не помнишь, что ли? – Ахнув, взмахнул тот высохшими руками.

– Нет… – Хрипло ответила девушка, прикрывая глаза.

– Ну, ничего, ничего, – мутные глаза выражали непритворное сочувствие. – У тебя ж голова совсем разбита была, как я тебя нашёл. Авось вспомнится ещё, – он снова развернулся и поковылял к двери. – Ты спи, набирайся силушки, стало быть, поднимайся, а там и вспомнишь всё. А коли нет, так и не беда – чай, живой и здоровой будешь. Чего тебе ещё?

Скоро девушка смогла самостоятельно садиться, а потом и вставать. Сначала она доходила только до стула, потом у нее получалось походить по комнате, а ещё через сколько-то дней – и по запущенному домику, состоящему из большой комнаты с печкой и двух маленьких: в одной, спал сам хозяин, а вторую выделили гостю. Дни сменяли друг друга, мускулы медленно, но верно начинали работать, а память так и не возвращалась. Девушка надеялась, что, если увидит своё лицо, это подтолкнёт упорно ускользающие воспоминания. Вот только зеркала у старика уже несколько лет как не было, а собственное тело ничем не смогло помочь. Она часто рассматривала свои тату на руках, и от чего-то ей казалось, что они очень важны для нее. Спускающиеся ниже плеч до самой поясницы золотые волосы, сейчас не менее грязные, чем редкие седые пакли старика – ничто не подтолкнуло упрямую память, погружённую в неприятную вязкую дымку забвения.

Смирившись с мыслью, что в ближайшее время придётся опираться только на самые свежие воспоминания, девушка вплотную занялась своим физическим состоянием и вскоре смогла помогать ворчащему старику по дому. Пусть без особой сноровки, не очень аккуратно и искусно, но, тем не менее, крайне старательно выправил косые двери, законопатила щели и вычистила дом. Наколов дров, наверное, на несколько лет вперёд, она, таская воду из близлежащего широкого ручья, стала следить за собственной гигиеной и в обязательном порядке помогала старику мыться. Тот ворчал, причитал и ругался, но потом лупал сонными глазами на весело трещавшее в печке пламя, согревавшее старые кости, и, что-то шамкая себе под нос, мечтательно улыбался впалым ртом. Иногда можно было уловить имя его давно почившую супругу. Беседовал ли дед с покойной ревнивой Журкой или же просто погружался в счастливые воспоминания былых лет – этого она сказать не могла. Да и не хотела лезть в душу гостеприимному хозяину, посыпая солью старые раны. Только раз пришёлся к слову вопрос, почему старик живёт в лесу один. В ответ тот замотался в какую-то видавшую виды тёплую тряпку и проскрипел:

– А с кем же мне быть? Мы же с Журкой не из благородных – так, беднота окаянная. Родичам нашим и дела-то до нас никогда не было: самим бы прокормиться. Так и не накопили на ребёночка. А какая молодица родила бы за наши крохи и за спасибо? Кто ко мне за моими муравушками приезжал, говорили, что, мол, нам бы из этой глуши выбраться надобно и в город податься. Стало быть, там бы я был уважаемым человеком, состоятельным. Да только куда ж мне в город? Травки-то мои туточки. Да и дом этот мы вместе с Журкой отстроили. Какое бы ни было, стало быть, а всё своё, – тут старик замолчал надолго. Качал головой, что-то тихо шамкал впалыми губами и задумчиво щурился на пламя. – Девушка уже было решила, что тот не будет продолжать, но тут старческое скрипение снова разрезало воцарившуюся тишину: – Она ведь Парой мне была, стало быть, самой родненькой, самой моей ведь. Надолго я ее пережил, Журку мою, милок. У меня ж этот, магичный дар немалый, будь он неладен, вот и не помру я всё никак. Может, узнал бы вовремя – хоть выучился бы, пользу кому принёс, стало быть. А где мне о нём узнать было? Выучиться не выучился, а землю всё топчу, жду, когда Мать к себе призовёт, – старик тоскливо смотрел в мутное стекло окна, за которым царила непроглядная темень. – Уж сколько лет без Журки моей, милок. Скучаю всё, жду. Но зачем-то я Матери тут ещё нужен живёхонький.

Больше девушка эту тему не поднимала, просто продолжая помогать старику по дому и ведя с ним по вечерам неспешные уютные беседы о былых временах. И вот настал день, когда силы восстановились достаточно для того, чтобы пройтись по лесу и поставить силки. Когда она пришла к старику с просьбой объяснить, как это делать, и начал тренироваться в этом полезном деле, то поняла, что руки действуют практически автоматически. Видимо, раньше ей приходилось добывать пропитание таким образом, раз тело всё запомнило на уровне инстинктов. С этих пор у двух отшельников снова появилось мясо на ужин и наваристые похлёбки на обед. А когда девушка окрепла настолько, чтобы возобновить полноценные тренировки, не делая себе скидок, то старик начал ей рассказывать о своих муравушках. Теперь после вылазок в лес увеличивались и запасы различных трав, чтобы вечером заполнять всё небольшое пространство хижины пряным запахом, пока неловкие, непривычные к этому делу руки пытались перебирать тонкие ароматные стебельки и готовить из них порошки.

И вот однажды старик решил, что притирки и компрессы – это хорошо, но надо научиться и настойки делать. Они ведь могут иногда и жизнь спасти. Внимая неторопливому голосу, блондинка аккуратно смешивала листики и лепестки, постепенно добавляла их в слабо кипящую воду, отслеживала цвет, помешивала и принюхивалась. И если собирание всяких трав и их сортировка не навевали на нее ничего, кроме зевоты и желания немедленно отправиться в постель. То составление сухих смесей из перемолотых ароматных стебельков и неспешная, требующая внимания и точности работа по приготовлению отваров увлекала и затягивала, заставляя забыть об окружающем мире и полностью погрузиться в это волнующее занятие. Она не смогла бы сказать, в какой момент потерял связь с реальностью, и, как загипнотизированный, уставилась на мерно кружащуюся, грязную пену отвара. Просто окружающая действительность вдруг померкла, звуки утратили свою чёткость, а свет – яркость. В себя его привел взволнованный скрипучий голос и лёгкие похлопывания по щекам. Проморгавшись, девушка опустила удивлённый взгляд на серьёзное лицо старика:

– Что это было? – Почему-то говорить громко сейчас казалось неправильным, и вопрос был задан почти шёпотом. – Эх, – тот покачал головой, вцепившись сухими скрюченными пальцами повыше локтя возвышающуюся над ним девушку. – Да у тебя ж дар, как его, магичный. Вона как тебя увело. Я-то поздноватенько понял: подсказать было некому, стало быть. А ты молодоя ещё, тебе учиться надо, милок. Тогда, чай, не просто мои отварчики, а настоящие зелья делать смогёшь. Даже если и не решишь даром своим магичным другим помогать, так, авось, хоть себе помогёшь. А ну снова с убивцами, какими встретишься? Да и жизнь у тебя неспокойная была. Ох, неспокойная, – покачав головой, старик тяжело вздохнул и уставился мутными глазами в лицо молодого человека. – А ты ведь из благородных, диточка. Помяни моё слово: простой люд и слов таких не ведает, какими ты говоришь. А лицо у тебя как у эльфийки какой знатной. Волосы золотые и вишь какие длинючие. И спину ты, стало быть, держишь, словно девица, что нос гордо перед женихами задирает. Такие, как ты, диточка только в экипажах да на вороных жеребчиках рассекают. Негоже тебе без учения оставаться, негоже.