Читать интересную книгу Письма президентам - Александр Минкин

Во втором случае ваша реакция была гораздо жестче:

«Нет ни мозгов, ни совести. Наказать нужно будет по полной программе».

Это вы говорили 5 декабря в Горках, инструктируя Шойгу. А 8 декабря там же, в Горках, вы давали задание генеральному прокурору: «У нас вследствие разгильдяйства, я сказал бы, даже раздолбайства такого, которое превратилось уже в государственную угрозу, происходит огромное количество чрезвычайных ситуаций: и на дорогах, и в пожарах люди гибнут. Последний случай, который произошел в Перми, просто за гранью добра и зла. То, что хозяева и устроители этого шоу – безответственные мерзавцы, это понятно. Нужно разобраться во всем тотально, посмотреть на всю цепочку тех, кто к этому причастен, потому что невозможно уже с этим мириться. Начиная, естественно, от владельцев и собственника здания, арендаторы, устроители этого шоу, контрольные структуры (и местные, и федеральные) – выявить всех, кто к этому причастен».

Видите, какие резкие слова: «мерзавцы», «наказать по полной», «ни мозгов, ни совести».

Не так часто от вас (президента России) в официальной обстановке услышишь «раздолбайство». Дело не в степени грубости – иногда президенты даже матом ругаются.

Но тут не ругань в пивной, а встреча юристов, под телекамерами. Никакого преступления под названием «раздолбайство» в Уголовном кодексе нет. Что вы приказали генпрокурору? Похоже, выедолбать раздолбаев.

Но пожар в Перми – даже при ужасном числе погибших – бытовуха, результат глупости, пьянки. А подрыв «Невского экспресса» – умышленное групповое убийство, террор.

За пьянки раздолбаев вы не отвечаете. А за террор – отвечать должны. Возможно, вы так гневно обрушиваетесь на виновников пожара именно потому, что высшая власть России в этом не виновата и, значит, может требовать наказания виновных, не задевая себя и своих.

Вы (и все другие) вините пермских чиновников и пожарных, которые, видимо, брали взятки и закрывали глаза на пожароопасное состояние клуба. Взяточники виноваты. Но, ваше величество, будьте справедливы. Я уверен, что все ваши резиденции (в Горках, в Кремле и т. д. и т. п.) и все резиденции премьер-министра (в Ново-Огареве, в Сочи и т. д. и т. п.) – все они безупречны в пожарном отношении: огнетушители заряжены, в кране есть вода… Но если вы, тандемом, начнете у себя в столовой запускать петарды и фейерверки – будет пожар, вот увидите. И кого в отставку – губернатора области?

Вы так обрушились на виновников пожара, как будто случилось что-то невероятное. Но в том и беда, что это рядовое событие. Рядовое во всем, кроме ужасного числа погибших. А когда майор милиции устроил бойню в Москве, вы промолчали. Может быть, потому, что за состояние милиции несете гораздо большую ответственность, чем за пермских раздолбаев.

Народ ликует: ах, отставки! какая прелесть! Но, похоже, эти отставки – не искреннее покаяние, а желание угодить вам, дать возможность продемонстрировать решительность и строгость.

Вспомните, г-н президент, «Норд-Ост», Беслан, два пассажирских самолета (одновременно взорвавшихся в воздухе), недавний подрыв «Невского экспресса» и др. – все это проморгала наша ФСБ. Хоть раз шеф ФСБ подавал в отставку? Мы об этом не слыхали. Наоборот, за «Норд-Ост» очень многих наградили.

В поезде людей изрубили оторвавшиеся кресла – разве подали в отставку хозяева и начальники наших железных дорог?

Вы на пожаре демонстрируете великолепную строгость. Но, может быть, потому, что наказание с гарантией не коснется ближнего круга. Не коснется тех, кого трогать нельзя.

Совесть нации

Место свободно уже 20 лет. Со дня смерти Андрея Сахарова

14 декабря 2009

В Кремле на артистов, спортсменов, чиновников дождем сыплются ордена. За заслуги перед Отечеством I степени, II степени, III степени, IV степени.

Возможно, скоро в Кремле начнут выдавать патенты: «Совесть нации III степени», «cовесть нации XXXIII степени», но…

Можно купить место депутата, министра… Можно получить место начальника нанотехнологий или даже место президента. Но должность «Совесть нации» вакантна. Купить ее нельзя, назначить своего человека – исключено. Даже не пытайтесь. Даже не надейтесь.

Свято место пусто не бывает? Увы, еще как бывает!

Андрей Дмитриевич Сахаров – академик, отец водородной бомбы, трижды Герой Социалистического Труда, ордена Ленина и др., Нобелевская премия. Стал (или всегда был) инакомыслящим; травля, клевета, в 1980-м лишен всех советских наград, несколько лет ссылки, пытки. (Когда объявил голодовку, кагэбэшники насильно кормили его через кишку – сильная боль, невыносимое унижение.)

Потом его выпустили, потом избрали депутатом парламента (Верховного Совета). Называли совестью нации.

Все это произошло в СССР, он родился в СССР и умер в СССР.

Теперь, в нашей демократической РФ, человек с такой биографией не прошел бы в парламент ни за что и никогда.

Если б можно было оживить хоть на денек – показать ему сегодняшнюю Россию, многопартийную Думу, многопартийную оппозицию…

Скорее всего его ужаснула бы не жестокость, царящая в стране снизу доверху (он работал при Сталине, Берии – в более жестокие времена). Ужаснули бы глупость и мелкость, бездарно угробленные заводы, разворованное богатство, крах образования и науки, ничтожество власти и оппозиции, сервильность свободной прессы, подлое и растленное ТВ.

Он умер ровно 20 лет назад. В воскресенье было прощание, в понедельник похороны. Я написал заметку в «Московские новости», заместитель главного редактора Бандура бросил ее в урну, сказав: «Нас это не интересует». Я вытащил ее из урны, позвонил главному редактору «Аргументов и фактов» Старкову, он вернул готовый номер «АиФ» из типографии, и кусок моего текста (процентов 40) кое-как воткнули в самую многотиражную тогда газету планеты: 22 139 954 экземпляра.

Вот та публикация.

Прощание

В воскресенье в Москве во Дворце молодежи рядом с метро «Фрунзенская» был открыт доступ к телу скончавшегося академика Андрея Дмитриевича Сахарова. В метро радиоголос объявлял: «Станцию “Фрунзенская” поезд проследует без остановки».

Глаз нельзя было оторвать от бесконечной череды измученных холодом людей. Шесть часов на морозе. Вошедшие отряхивали шапки. Две уборщицы непрерывно собирали снег и воду с каменного пола.

Горькие мысли о тех, кто не смог прилететь, о тех, кто не захотел прийти…

И вдруг вопрос: а кто эти – пришедшие? Тут же, у входа на лестнице, я провел самодеятельное социологическое исследование. Вот его результаты.

Задавал два вопроса: год рождения? профессия? Опросил (подряд) 1305 (!) человек. Выяснилось, что родившихся было: до 1929 г. – 15 %, с 1930 до 1939 г. – 30 %, с 1940 до 1949 г. – 25 %, с 1950 до 1959 г. – 14 %, с 1960 до 1969 г. – 12 %, с 1970 г. – 3,5 %. Старше сорока – 70 %. Всего три с половиной процента моложе двадцати. Были родившиеся в 1905, 1908, 1913-м… Тех, кому

крепко за 70, было больше, чем юношества: инженеров – 33 %, научных работников – 23 %, преподавателей – 9 %, студентов – 7 %, врачей – 4 %, рабочих – 2 %, военных – 1,3 %, журналистов – 0,7 %, кооператоров (так называли бизнесменов. – А. М., 2010) –

0,5 %. По малочисленности не названы режиссеры, актеры, архитекторы, библиотекари, переводчики, юристы и др. Поэтому в сумме

нет 100 %. Для верной оценки надо бы сравнить с данными о профессиональном составе населения Москвы. Но и так ясно. Шла немолодая интеллигенция. И было ее немало. Она нарушила планы тех,

кто решил «уложиться с 13:00 до 17:00». В 9 вечера я спросил

входящих: когда встали в очередь? Без четверти три, ответили

голоса. – Сколько прошло? – спросил я в 22:00 у генерала, руководившего охраной порядка. – Нет данных. – А приблизительно? – Тысяч 70. И еще тысяч 10 на улице стоят… Последние прошли около полуночи…На следующий день, в понедельник, люди спускались в метро, чтобы ехать в Лужники на гражданскую панихиду. «Станцию

“Спортивная” поезд проследует без остановки», – объявлял механический голос.

По пустынному Комсомольскому проспекту – ни троллейбусов, ни машин – люди спешили к Лужникам. И, прыгая по ледяным лужам, я вспоминал, как организовывалась «всенародная скорбь» по Суслову, Брежневу, Черненко, как объявлялся национальный траур, подкатывали к учреждениям и заводам комфортабельные автобусы. Невольно думалось и о тех, кто устроил панихиду по Андрею Дмитриевичу на окраине города.

Александр МИНКИН, журналист, г. Москва

В «Аргументах и фактах» от заметки остались факты (цифры), а выводы не уместились.

Уже тогда была очевидна общественная апатия молодняка. Это был год максимальной политической активности. На митинги в Москве выходило полмиллиона (в тысячу раз больше, чем теперь), а молодых было мало. В городе – много, а на митинге – мало.

Посмотрите еще раз на статистику: больше 65 % (две трети!) – инженеры, преподаватели и научные работники. Иных уж нет, а те далече. А тем, кому тогда было двадцать, – теперь сорок. Гражданского сознания у них не прибавилось. Зато прибавилось цинизма и скепсиса: мол, зачем дергаться? – все равно ничего не добьешься. Этот скепсис для человеческого общества как сепсис для человеческого организма – отравляет всё, в том числе голову.