Я посмотрела на него – на то самое окно. Теперь от него остались только зафиксированные скотчем осколки и забитые гвоздями доски.
– Так это была ты? – спросила Фэй.
Я потрясенно уставилась на нее.
– Вы меня помните?
– Я помню ту семью. Тебя не так чтобы, но помню девчонку, которая пришла через день. У меня была мигрень, а ты прилипла, как пиявка.
Вот даже как.
– Простите меня. Мне тогда показалось, у вас похмелье.
– Похмелье и было, от него и мигрень. – Ее голос смягчился от воспоминаний. – Ты их нашла?
– Нет. Не сразу.
Фэй кивнула и повернулась к окну.
– Я надеялась, что найдешь. Что хоть кто-то найдет.
Я положила фонарик и монтировку на другую стопку газет и спросила:
– Вы знаете, что с ними случилось? Куда они уехали? – Когда она затянулась в очередной раз и покачала головой, я добавила: – Мне нужно найти того человека, Эрла Уокера. Это очень важно.
Наверное, мой умоляющий тон подстегнул ее хотя бы попытаться мне помочь.
– Не знаю, куда они уехали, но детей помню. Будто это вчера было. Девочка, тоненькая, как тростинка. Я все переживала, что ее сломает малейший ветерок. И мальчик. Вечно избитый. Замкнутый. Нелюдимый.
У меня заболело в груди, и я закрыла глаза, чтобы увидеть то, что ее слова нарисовали у меня в голове. Снова открыв глаза, я увидела пристальный и горящий взгляд Фэй, направленный на меня.
– Это был не человек. Монстр. Чудовище.
По сантиметру, медленно-медленно, я приближалась к ней и остановилась на стопке журналов в метре от Фэй. От тусклого света на ее лицо ложились тяжелые тени, но даже так было невозможно не увидеть, как заблестели от слез ее глаза. Ее сочувствие поразило меня больше, чем хотелось бы признаться. Я уже настроилась на привычный стереотип, но не тут-то было.
– Мисс Фэй…
– Никто, кроме Теннесси, не зовет меня мисс Фэй, – перебила она, – значит, тебя послала она. И только поэтому ты сейчас не истекаешь кровью с проломленным черепом.
– Справедливо. – Я вытерла о штаны вспотевшие ладони, гадая, знает ли она, что Теннесси умерла, и как далеко можно зайти. – Мэм, есть ли у вас что-нибудь, что поможет мне найти Эрла Уокера? Знаю, что о многом прошу, но, может быть, после них что-то осталось? Какой-нибудь чемодан или…
– Он оставил кое-что в стенах.
Я удивленно моргнула.
– Эрл Уокер?
Я едва заметила, как она кивнула, а потом услышала:
– Гарольд, Эрл, Джон… Выбирай сама.
У Эрла было несколько псевдонимов. Очевидно, Фэй некоторые из них были известны.
– Что он оставил в стенах?
Ее рот превратился в жесткую линию. Дыхание сбилось.
– Фотографии.
Я застыла. Ким говорила о том же. Эрл оставлял фотографии в стенах.
– Какие фотографии?
Она покачала головой, отказываясь отвечать.
– Там Рейес? В руках Уокера?
Голова Фэй приподнялась, и я поняла, что нащупала правду. Зачем это Эрлу? Какая ему с того польза? Сама мысль никак не укладывалась у меня в голове, и я воззвала к тем огромным порциям знаний, которые получила в колледже. Или скорее к тем скудным, что отложились у меня в голове. Преступникам частенько нравится хранить трофеи. Были ли фотографии трофеями для Эрла? И если так, то разве не захотел бы он держать их при себе?
Он был помешан на контроле. Может быть, снимки были одним из способов держать Рейеса под ногтем. И все равно я не понимала, зачем Эрлу оставлять снимки. Ким сказала, что фотографии «везде». Имела ли она в виду все места, где они жили? Они переезжали с места на место по всему Нью-Мексико, Техасу и Оклахоме, если верить полицейским сводкам.
Хоть меня и мутило, я все равно задала этот вопрос:
– Фэй, они у вас?
Она стерла влагу с глаз пальцами одной руки.
– В них может быть подсказка. Что угодно. Я должна его найти.
В голове вертелась мысль, что я могу увидеть нечто на заднем плане, что помогло бы решить загадку. Будто удача повернется ко мне лицом.
Я почувствовала горе, овладевшее Фэй, пока она раздумывала над моей просьбой, и поняла, что снимки у нее есть. Тяжело вздохнув, она поднялась и подошла к серванту, который с трудом можно было заметить в общем беспорядке.
– Я сохранила только одну, – сказала она пропитанным печалью тоном. – Остальные сожгла. Оставила только ту, от которой не выворачивало наизнанку. – Выдвинув покосившийся ящик, она достала поляроидный снимок, отводя взгляд. – Смотреть на это тоже не в радость. Но остальные были настолько хуже, что я не могла держать их дома. А эту сохранила на случай, если вдруг полиции понадобятся доказательства того, что этот человек творил с мальчиком.
Из-за ее слов мое сердце сжималось от страха и плохих предчувствий. Фэй протянула мне снимок. Я взяла его дрожащей рукой, повернула к свету, собралась с духом и посмотрела.
Может быть, дело в злоупотреблении кофеиновой диетой. Может быть, в пятнадцати сутках без сна. А может, в запахе, который висел вокруг меня густым туманом и мешал свободно дышать. Как бы то ни было, я взглянула на фото, и земля ушла из-под ног. А потом пропал и весь мир.
Глава 21
Я выбрала нехоженую дорожку. Вот и заблудилась.
Надпись на футболке
Только в полчетвертого мы с Развалюхой оказались на парковке у моего дома. У меня так опухли глаза, что я с трудом видела дорогу. Из обморока меня вывела Фэй и предложила стакан воды. Я упала в обморок! Стыдно признаться, но я на самом деле потеряла сознание, едва взглянув на фото, которое сейчас прижимала к груди. Смотреть на него снова не было сил. И вряд ли они когда-нибудь появятся. Впрочем, это не имело значения. Изображение выжглось у меня на роговицах, и я прекрасно понимала, что с этим ничего нельзя поделать.
Спотыкаясь, я поднялась наверх и сразу бросилась к ящику с нижним бельем, куда и засунула снимок лицом вниз, боясь еще раз его увидеть.
Веревки. Порезы и гематомы. Стыд. Кажется, это и было худшим из всего. Я чувствовала: Эрл намеренно сделал этот снимок, чтобы утопить Рейеса в стыде. Он связал его так крепко, что веревки впились в плоть, открывая раны, которые, казалось, только-только начали заживать. Несмотря на повязку, скрывающую глаза, я сразу узнала Рейеса по спутанным темным волосам, по гладким, текучим и четким линиям татуировок на плечах и руках, по чувственным губам. На фото ему было около шестнадцати. Лицо отвернуто в сторону, губы плотно сжаты от унижения. На шее и ребрах – огромные черные синяки. Руки и торс покрыты длинными глубокими порезами. Заживающими и свежими.
Всего лишь мысль об этой фотографии вырывала из меня рыдания. Этим я и занималась у Фэй. Прорыдала больше часа. Потом мы поговорили. Я порыдала еще немного. Что же было на сожженных Фэй снимках, если, по ее словам, они были еще хуже, чем тот, что теперь лежал у меня в ящике? Тяжело сглотнув, я с трудом заставила себя переключиться на Терезу Йост, стараясь думать только о том, как поскорее ее найти.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});