собой. Мыслитель взглянул на это место заметки, и у него созрела точно такая же мысль, как у Претендента.
КРЫСЫ
Факты образования крысиных групп, выделения лидеров, ожесточенной борьбы за лидерство, иерархии лидерства и т. п. мы наблюдали с первого дня существования крысария. У нас даже сложилось мнение, будто это есть основа основ существования крысиной колонии, объясняющая все наблюдаемые нами странности. Однако мы вскоре убедились в том, что это мнение ошибочно. Мы неоднократно наблюдали потом, например, случаи усиления террора в участках установившейся системы лидерства и снижения террора в участках, где шла ожесточенная борьба за лидерство и его упрочивание. Аналогичные отношения наблюдались для колонии в целом в разные периоды. Аналогично наблюдались все возможные сочетания ситуации в системе лидерства и ситуации в системе питания. Статистические данные не дали аргументов в пользу той или иной гипотезы. Так что установить устойчивые корреляции не удалось.
Прочитав это место книги, Болтун назвал ее авторов кретинами. Путают самые простые вещи — эмпирические законы, устанавливаемые путем обобщения данных наблюдения, и абстрактные законы, для установления которых нужен мысленный и фактический эксперимент совсем иного типа. Самое большее, чего они могут добиться своим экспериментом, — выяснить некоторые последствия сравнительной изоляции колонии. Но это можно предвидеть заранее. Для этого не нужно десятки лет наблюдать факты, априори исключающие возможность открытия эмпирических законов. Конечно, если понаблюдать тысячи фактов, то какие-то обобщения сделать можно. Но для этого нужна особая ориентация сознания, которой у них нет. Как-нибудь на досуге надо поработать над их цифрами. Заполучить бы у них все протоколы исследований!
И все же, читал далее Болтун, наблюдение за фактами борьбы за лидерство позволило сделать поразительное открытие. Это открытие, пожалуй, самое значительное за весь период эксперимента. Было открыто существование единой системы самоуправления крысиной колонией и установлена ее структура. Но самое любопытное в этом открытии состоит в том, что система самоуправления крысарием все время лежала на поверхности, и почему мы не замечали ее длительное время, не поддается никакому разумному объяснению.
Необъяснимо, подумал Болтун, потому что очевидно без объяснения. Не ожидали увидеть ничего подобного, не хотели увидеть, факт упорно лез в глаза, а они от него оборонялись. И когда от него не стало спасения, они его, видите ли, открыли! Действительно поразительное открытие! И Болтун почему-то вспомнил случай. В Ибанске длительное время гостил Ш., крупный западный ученый, коллега. Они часто встречались. Ш. в деталях изучал условия жизни и работы ибанского ученого. И все же, вернувшись домой, он вел себя так, будто только что сошел с ибанской газетной передовицы. Прислал приглашение приехать в гости, снял для этого домик на берегу моря. Болтун получил приглашение с опозданием на месяц. Знакомые посмеялись, назвали Ш. дегенератом. Болтун все-таки ответил, поблагодарил за приглашение, сообщил, когда он получил его, написал число, когда послал ответ. И Ш. все-таки ничего не понял и обиделся. Они не понимают, думал Болтун, даже тогда, когда видят. Если видят, они признают видимый факт, но отвергают общую основу, которая кажется им неразумной и потому не существующей в действительности. И потому они обвиняют нас лично, испытывая чувство превосходства.
ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ
За академическое издание "Преступления и наказания" Достоевского с иллюстрациями Мазилы развернулось целое сражение. В нем приняли участие известные деятели культуры Ибанска. Многие из них занимали крупные посты. Несмотря на сильнейшее противодействие книга вышла. Книга вышла в тот период, который, как вскоре выяснилось, был кульминационным в либеральную эпоху, начавшуюся после смерти Хозяина и закончившуюся через несколько лет после снятия Хряка. По мнению Болтуна, эту эпоху точнее следовало бы назвать эпохой растерянности. В другое время (до и после) книга с такими иллюстрациями Мазилы немыслима. Как и в случае с "Адом" Данте "Преступление и наказание" послужило для Мазилы лишь поводом высказаться на эту тему применительно к нашим условиям. Шизофреник дал такую интерпретацию этой серии рисунков Мазилы Одна и та же тема как предчувствие предстоящего события и как осмысление происшедшего события и формулируется и решается в некотором роде противоположным образом. Для Достоевского это тема личной ответственности за массовые преступления, для Мазилы. — массовой безответственности за личные преступления. Для Достоевского преступление есть надуманное отклонение от некоей естественной нормы, а наказание есть норма. Для Мазилы — преступление есть естественная норма, а наказание есть надуманное отклонение от некоей преступной нормы. Я вовсе не хочу сказать, что именно так и думал Мазила, создавая свои рисунки. Скорее всего, он думал совсем иначе. Я просто не нахожу в них иного смысла. Именно наказание должно быть выдумано, изобретено как противодействие массовой преступности. Это проблема не юридическая, а глубоко социальная. Теперь она оказалась невероятно простой с точки зрения общих формулировок и невероятно трудной (почти неразрешимой) с точки зрения конкретной программы действия. У Мазилы в его серии такой программы нет. И ни у кого ее нет. Ее еще предстоит изобрести.
ИЗ КНИГИ КЛЕВЕТНИКА
Господствующую в том или ином обществе идеологию я называю основной, а идеологические образования рассмотренного здесь типа — локальными. Основная идеология допускает лишь видимость влияния на себя локальных идеологий, да и то лишь в той мере, в какой это ей выгодно или не угрожает ее существованию и престижу, и лишь в тех случаях, когда она этого хочет сама или не может избежать этого по не зависящим от нее обстоятельствам. Локальные идеологии смотря по обстоятельствам стремятся навязать себя основной как нечто необходимое для нее, как-то повлиять на основную, ослабить ее, разрушить ее, реформировать, улучшить и т. п., одним словом — сделать все возможное, чтобы укрепить свое положение, выжить, устранить конкурентов и т. п. Их отношения во многом аналогичны отношениям могучего государства и его мелких соседей. Иногда их интересы совпадают настолько, что они воспринимаются как единое целое. Особенность здесь состоит в том, что чем больше локальная идеология устраивает основную, тем ближе она к полному исчезновению.
МАЗИЛА И НОВОЕ ЗАПАДНОЕ ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОЕ ИСКУССТВО
Для теоретиков, говорит Болтун, Мазила представляет не столько загадку, сколько досадное затруднение. То, что он не есть явление в нашем искусстве, очевидно. Все его идеи оттуда. А иначе откуда же им быть? Наши идеи известны заранее. Что это за идеи, между нами, теоретиками, говоря, нам-то хорошо известно. Говорят, что какие-то идеи когда-то были тут у нас, потом они ушли отсюда туда и вот теперь начинают возвращаться обратно. Но это, во-первых, сказки исказителей. А во-вторых, если это даже идеи наши,