Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если кто-то приглашал в кабинет цыганку, с нею шла мать или сестра. Бывали и кровавые случаи: однажды пьяный офицер, отпустив хор, попытался задержать в кабинете хорошенькую плясунью. Отец велел дочери уйти, и тогда пьяный офицер застрелил его.
Нередко во втором часу ночи, когда ресторан уже закрывался, завсегдатаи шли продолжать веселье к Лебедевым. — «в табор», то бишь к ним домой.
Иван Иванович Ром-Лебедев был одним из последних представителей этого знаменитого рода, которым во времена Распутина гордилась Москва. Я знал этого высокого красавца старика — он дожил до 80-х годов, был драматургом и основателем Московского цыганского театра. Он много рассказывал о ночном веселье в «таборе» и описал его в своих воспоминаниях.
Войдя в дом, гости рассаживались вокруг стола, официанты наполняли бокалы. И Лебедевский хор начинал традиционную: «За дружеской беседою, коль пир идет кругом, заветам дедов следуя, мы песню вам споем»… «В такие ночи, — вспоминал Ром-Лебедев, — я, мальчик, не спал, я жадно прислушивался — что там происходило в зале. Приезжали сыновья Льва Толстого… заходил не раз великий князь Дмитрий Павлович».
Но то, что случилось мартовской ночью 1915 года, Ром-Лебедев запомнил на всю жизнь. Он проснулся от шума и понял — опять гости. И вышел в коридор. Обычно официанты, пробегая, совали ему конфеты. Но сейчас они быстро проносились мимо — строгие и сосредоточенные. У входа в гостиную стояли жандармы — значит, приехал кто-то очень важный… Грянула песня: «Григорий Ефимович, ай да молодец! Изволил ты пожаловать к цыганам наконец!.. „ Мальчик привычно припал к замочной скважине. Он увидел: хор в полном составе стоял у балконной двери, отец — впереди хора, мать — с краю. В центре стола сидел мужик в вышитой косоворотке. Ему поднесли бокал шампанского, хор загремел: «Пей до дна, пей до дна!“ Началась цыганская пляска. И тогда его бабушка подошла к мужику и в пояс поклонилась, приглашая его танцевать. И он пошел — легко приседая, хлопая по голенищам сапог. Все вокруг ухало, подпрыгивало… Веселье кончилось только под утро.
В отдельном кабинете «Яра» во время выступления цыганского хора и произошло событие, о котором вскоре узнала вся Россия. В 1917 году по обстоятельствам этой запутанной истории следователями Чрезвычайной комиссии были допрошены лица, которые могли пролить свет на случившееся.
ОРГИЯ В «ЯРЕ»Из показаний Джунковского: «В марте 1915 года Московский градоначальник Адрианов доложил мне, что известный Григорий Распутин в Москве в ресторане „Яр“ вел себя безобразно — спускал брюки, показывал свой детородный член и при этом хвалился, что рубашка на нем вышита Государыней… Я приказал дать делу законный ход».
Провести расследование Джунковский велел начальнику Московского охранного отделения А. П. Мартынову.
Из показаний Мартынова: «Я тогда же вызвал подполковника Семенова, бывшего в то время приставом… в участке которого находился ресторан „Яр“. Семенов сообщил мне, что он находился в ресторане „Яр“ в тот вечер, когда кутил Распутин. Последний приехал к „Яру“ в небольшой компании… заняли отдельный кабинет, пригласили певиц и устроили кутеж… В настоящее время я всех этих подробностей не помню, так как прошло около 2 лет, но я тогда со слов названного Семенова подробно сообщил в департамент полиции… „ Из показаний Джунковского: „26 марта 1915 г. около 11 вечера, как сообщил мне Мартынов, в ресторан „Яр“ прибыл Г. Распутин вместе со вдовой почетного гражданина Анисьей Ивановной Решетниковой, сотрудником московских и петроградских газет Николаем Никитичем Соедовым и неустановленной молодой женщиной. Вся компания была уже навеселе… Заняв кабинет, приехавшие вызвали к себе по телефону редактора-издателя московской газеты „Новости сезона“, потомственного почетного гражданина Семена Кугульского… По-видимому, компания имела и здесь возможность пить вино, так как опьяневший еще более Распутин плясал… „русскую“, а затем начал откровенничать с певичками в таком роде: „Этот кафтан мне подарила „старуха“… она его шила“. А после русской: „Эх! Что бы „сама“ сказала, если бы сейчас меня здесь увидела“… Далее поведение Распутина приняло безобразный характер какой-то половой психопатии; он будто бы обнажил свои половые органы и в таком виде продолжал вести беседу с певичками, раздаривая некоторым собственноручные записки вроде „люби бескорыстно“… На замечание заведующей хором о непристойности такого поведения в присутствии женщин Распутин возразил, что он всегда так держит себя перед женщинами, и продолжал сидеть в таком же виде. Некоторым из певичек Распутин дал по 10 — 15 рублей, беря деньги у своей молодой спутницы, которая затем оплатила все прочие расходы по «Яру“. Около 2 ночи компания разъехалась“.
Как ждал Джунковский такого скандала! Он радостно начинает готовить доклад царю. Но при этом просит Мартынова разъяснить причины, которые могли соединить столь разношерстную компанию — его, видимо, удивляет присутствие на кутеже сразу двух газетчиков, ибо он знает, что Распутин избегает журналистов. И Мартынов сообщает в новом докладе «дополнительные, собранные секретным путем сведения»: «В кругах московских дельцов средней руки, не брезгующих подчас делами сомнительной чистоты, давно вращается дворянин, занимающийся отчасти литературным трудом, — Николай Соедов… Литературный труд его ограничивается участием в бульварной прессе… Будучи в Петрограде, попал к Распутину как представитель прессы. Во время приезда Распутина в Москву явился к нему… и принялся за проведение через Распутина придуманного им плана — принять поставку на солдатское белье в больших размерах. Видимо, в Петрограде он сумел заинтересовать Распутина этим делом и обещал известный процент с него. Самая пирушка была… обычной в московских торговых кругах „вспрыской“ предложенного дела… Соедов еще раньше предложил газетному дельцу Кугульскому участвовать в деле… Кугульский в счет ожидаемых благ дал денег на эту пирушку… Весть о пребывании Распутина и его шумном поведении вызвала огласку в ресторане, и хозяин ресторана Судаков, желая избежать неприятностей, уверял, что это не настоящий Распутин, а кто-то другой… Когда это дошло до Распутина, он стал доказывать, что он настоящий, самым циничным образом перемешивая во фразах безобразные намеки на свои близкие отношения к самым Высоким особам… Что же касается поставки белья, то… поставка расстроилась».
Но это описание «половой психопатии» Распутина очень подозрительно. Вспомним показания Филиппова, не раз присутствовавшего на кутежах, который отмечал необычайную чистоплотность своего друга во время попоек: «Я никогда не припомню какой-либо внешней непристойности в его костюме, например, расстегнутых брюк… хотя в 1915 году он посещал меня ежедневно». И нигде больше в донесениях агентов мы не прочтем подобных описаний.
И присутствие на оргии двух подозрительных газетчиков, и странная легкость, с которой вдруг «поставка расстроилась», — все настораживает…
«БЫЛ ГРЕХ… «Скорее всего, события развивались так. Одним из пировавших с Распутиным был некто Соедов, темная личность, снабжавшая новостями бульварные газеты. Однако он, как пишет Мартынов, «не забывал в своих статьях… в самом хвалебном тоне упоминать о действиях Московской администрации», то есть, вероятно, был платным осведомителем охранки (явление нередкое среди мелких журналистов). Он, очевидно, и получил задание втянуть Распутина в скандал.
Соедов пообещал Распутину выгодный контракт, и тот согласился. И тогда Соедов предложил отпраздновать сделку за счет второго компаньона в будущем бизнесе — редактора бульварной газеты. Итак, пить с Распутиным отправились двое журналистов, которые потом могли разнести по Москве все, что им захочется… А потом произошел обычный распутинский загул с его любимой хлыстовской пляской, цыганским хором, швырянием денег, взятых у Кугульского и Соедова, и нетрезвым хвастовством по поводу рубашек, вышитых «мамой»…
Эту, в сущности, рядовую для Распутина пьянку по приказу находчивого Джунковского превратили в оргию — с поношением Царской Семьи и демонстрацией половых органов. Белецкий вспоминал: «Распутин рассказал об обиде, причиненной ему Джунковским жалобой на его поведение в Москве… добродушно сознался, что был грех, но в чем именно, не сказал; я понял, что в опьянении». Все остальное — «половой психопатии» и прочее — видимо, присочинили.
Вся Москва вскоре была переполнена слухами. Но Джунковский не спешит сообщить царю о скандале — его, видимо, настораживает легкость, с которой Распутин принял предложение Соедова и Кугульского. Он задает себе тот же вопрос, что и мы: неужели умный и хитрый мужик не понимал, как опасна пьянка с подозрительными журналистами? И оттого Джунковский тянет — он чувствует какой-то подвох. Только через три месяца, в отсутствие Распутина в Петрограде, он рискнет доложить царю о происшествии в «Яре».
- Наполеон: Жизнь после смерти - Эдвард Радзинский - Историческая проза
- Загадки любви (сборник) - Эдвард Радзинский - Историческая проза
- Царство палача - Эдвард Радзинский - Историческая проза
- Последняя из дома Романовых - Эдвард Радзинский - Историческая проза
- Сталин - Эдвард Радзинский - Историческая проза